Энциклопедия / "Авторы БП"

© KHAZARIN "el hidalgo… los cobardes… Si, senora, si!!! ..."

2004

*** el hidalgo… los cobardes… Si, senora, si!!! ***



После огромного, бестолкового, по имперски заносчивого аэропорта
«Шарль де Голль», аэропорт Барселоны «Прата» показался нам маленьким,
провинциальным и страшно знакомым: ленивая атмосфера, пальмы,
растущие перед входом, солнце, смуглые люди, неторопливо жующие свою...
не знаю какую именно, но чертовски похожую на питы с фалафелем и
помидорным салатом еду. Короче – совсем по домашнему нас встречала
Барселона... Ну, и всё... кроме Барселоны нас никто не встречал:
нам вообще – дальше надо было ехать...

Давно заметив за собой недостаток – очень плохо понимаю испанский язык,
я загодя, проведя не один час в интернете, проработал наш маршрут до
конечного пункта назначения. Маршрут был выстроен со всей скурпулёзностью,
на которую я был способен: электрички, автобусы, названия станций пересадок,
время состыковок отрезков пути – вся эта выверенная, аккуратно свернутая
в клубок, Ариаднина нить - должна была привести нас с Шейлочкой прямо
на вокзал Таррагоны, древнеримской столицы провинции.
А на вокзале нас уже должна была встретить Женя –
сестра Шейлочки, купившая в прошлом году квартиру в этом городе.

Ах, этот Интернет! Величайшее благо, вошедшее в нашу жизнь!
Если язык мог довести только до Киева, то Интернет, без сучка и задоринки
довёл нас до вокзала Таррагоны! Мне ничего не надо было говорить:
я лишь тыкал пальцем в буковки на интернетовских распечатках и
неразумеющие по-аглицки каталонские кондукторы, кассиры и билетёры –
продавали нам нужные билеты, пропускали в салоны транспортных средств
и вежливо орали нам в микрофоны, предупреждая нас о предстоящем пункте
пересадки. И так гладко, без узелков, раскрутилась наша ниточка прямо
до самого конечного пункта! Я распускал перед Шейлочкой перья и чувствовал себя
Америго Веспуччи и Христофором Колумбом в одном хрустальном флаконе.

Приехали, вышли на перрон... Ну, где здесь Женечка прячется:
выходи, родная, мы туточки!
Не выходит... Не выходит? Не выходит!!!
После десятиминутного ожидания заходим в здание вокзала, находим
телефон и начинаем названивать Жене на квартиру. Снимает трубку Витька,
бывший Женин муж, который приехал сюда из Баку за два дня до нас и сообщает,
что Женя сегодня утром, вдруг, почувствовала себя плохо и её подруга,
каталонка Мария, отвезла её в соседний город Реус – мол, больница в Реусе
считается лучше, чем в Таррагоне. А он – вот уже два часа сидит дома один
и ни хрена не знает, что делать, потому, что свой мобильник Женя забыла зарядить.
А он - не может никуда позвонить потому, что кроме разговорного русского
и нецензурного азербайджанского других языков не разумеет. И вааще,
садились бы мы, полиглоты хреновы, поскорее на такси и ехали бы по
известному нам адресу. А то он чувствует себя чрезвычайно тревожно и одиноко.

Масипусенький игрушечный «Рено» домчал нас по адресу минут за десять.
Выгрузив чемоданы и расплатившись с водителем, мы принялись выискивать
на клаве «интеркома» кнопку с родной фамилией. Пока искали, к двери подошла
невысокая женщина лет пятидесяти и, открыв дверь ключём – любезно пригласила
нас зайти в подъезд. Поблагодарили, зашли, стали подниматься на второй этаж –
женщина с нами. Нашли дверь, на которой висела табличка «Эухения К...»,
то бишь, наша Женя - женщина с нами. Вдруг, протиснувшись между мной
и дверью, женщина, улыбнувшись, ткнула себя пальцем в грудь, сказала –
«Мария» и вставила свой ключ в замочную скаважину. Открыв дверь, она снова
повторила, указывая на себя – «Мария – Эухения - Френд!». Тут до нас дошло,
наконец, что подруга Жени, почему-то, вернулась из больницы одна. Шейлочка
заволновалась ещё больше, с балкона зашёл в квартиру «одинокий» Витька в
«семейных» синих трусах и с банкой пива в руке, стали жестами и одиночными
английскими словами выяснять: где Женя и вообще – что всё это означает.
С грехом, не то что – пополам, а на все 99 процентов поняли, что Женю
оставили в больнице на обследование, а Мария приехала сюда для того, чтобы
собрать кое-какие Женины вещички и отвезти их в больницу. Ну, естественно,
и Шейлочка быстро засобиралась к сестре - уехали... А мы с Витькой – остались...
Занесли вещи в «нашу» комнату, умылся я, хотел переодеться в домашнее, а потом
махнул на это дело рукой: как и Витька – разделся до трусов и отправился к нему
на балкон – одиноко горевать втроём... с пивом...

Ну, сидели, болтали – я Витьку уже сколько лет не видел... Вспомнили Баку,
я ему про Америку – ля-ля... Так, за пивом и трёпом часа два и прошло...
Вдруг – «интерком» ожил! Я к нему бросился - давлю-давлю на кнопочки,
а эффекта никакого и нетути! Тут Витька подплывает и говорит, что он, мол,
сказать забыл, что «интерком» ещё вчера вечером сломался – только на приём
звонков работает, а чтобы дверь внизу открыть, или поговорить по нему: так
это – ни-ни... Низззяяяя! Надо вниз спускаться и дверь открывать... Ну, я было
рванулся штаны надеть, а потом рукой махнул: да чего там – один этаж вниз
пролететь, а потом вверх быстро подняться... и в трусах быстренько обернусь.

Выскочил на лестничную плошадку, запрыгал вниз, подбегаю к двери, а за ней –
никого... Об-лом... Наверху что-то хлопнуло, я назад быстренько взлетаю,
а на площадке - Витька стоит... в трусах... а за ним дверь... захлопнутая...
Я, поначалу, глазам не поверил – видел дверь, видел Витьку, себя со стороны
видел, а верить – не хотелось... Всё надежда идиотская теплилась – а вдруг сплю?
А вдруг Витька ключ в трусах спрятал и теперь, ехидна, надо мной прикалывается?
Неее... надежды юношей питают, а мне – сорок два, а Витьке-козлу – пятьдесят...
Не напитаемся... «чтож ты... ты... @@@!!!!????» говорю ему горько...
«какого... @@@ ты выскочил... в трусах!!!???»... А он смотрит на меня, нагло так,
и отвечает – «а ты на себя посмотри...»... Ух, убил бы, хрюнова мать!!!
А вот нельзя – какой-никакой, а родственник...


Дверь подёргали - вверх, вбок, потолкали её... Крепкая, зараза... И рама дверная –
металлическая, не расшатаешь... Что делать-то? Люди! Ау-ууууу!
Сели на ступеньки пригорюнившись... думаем... а чё думать-то? Чё здесь
придумаешь? Сидят два кретина - в трусах, без денег, без сигарет, перед закрытой
дверью на лестничной площадке в чужом доме, чужом городе, чужой стране,
пивом от них разит за километр, языка человеческого не знают... Кранты! Тут
только на чудо надеяться и можно! Хорошо хоть, что у меня трусы симпатичные –
из «Old Navy» - «боксёры» такие, на них много мордочек Мерилин Монро с
губками бантиком... А на Витькины трусы – смотреть тошно... А, чёрт... Ещё
подумают люди, что он со мной... Отодвинусь, пожалуй...

Сидим минут пятнадцать. Молчим. Не знаю, о чём Витька молчит, но я молчу
о том, о чём мог бы ему сказать, но молчу. Слышу, как у нас за спинами, этажом
выше – дверь открылась: чувачок какой-то на лестнице нарисовался, как нас
увидел, так притормозил – стоит парой ступенек выше, рот бубликом
сделал – как будто очень дышать захотелось... Ну, привстал я чуть-чуть, мол,
«буено диас, синьор, мучо грация...». Он, от дружелюбия моего, в себя пришёл,
и так быстро-быстро – между мной и Витькой просочился. Пока я лихорадочно
думал, что из моего испанского может нам помочь наладить «венсеремос»,
Витька, с криком «держи индейца» - успел ухватить ускользающего чувачка
за полу гавайки. Чувачок затрепыхался, порыпался, и поняв, что от голого
мужика с такими длинными руками не уйти – замер, сделав бубликами уже
глаза...

- Улыбайся, Витька! Улыбайся, чудило! – Витька интенсивно заулыбался,
глядя на малорослого идальго со своего нормального для высоких людей роста.
- Амиго! Мы туристо-американо! Амигос! Френдшип... блин, амигошип!
Пис! Хелп! Уи ар стакт хиа, он зе стэйрс! Вы фогат ауа кийс ин зе аппартмент!
Хелп, плиз! – жалобно выпалил я, спустившись на ступеньку ниже чувачка –
ну, во-первых – чтобы моё лицо было на уровне его лица - как-бы смягчая
его первое, ошибочное впечатление о нашей агрессии, ну, а во-вторых – чёрт
его, индейца, знает – вдруг убежать вздумает? Сверху, щербатой улыбкой
джина из фильма «Волшебная Лампа Алладина» на чувачка старательно
скалился Витька... Чувачок нерво оглядывался, испуганно вслушивался в мой бред,
а потом, вдруг, заорал наверх – «Мама!». Витька, тут же, как от раскалённого
утюга, отдёрнул от идальго руки и стал ещё интенсивнее, с посылом,
улыбаться куда-то вверх, в сторону «Мама». Чувачок, почуяв запах свободы
в верхнем направлении, проскользнул мимо Витьки и запрыгал горным козлом
обратно, вверх...
- Ну что, злыдень, допрыгались? Щас мама евонная с Доном Кихотом придёт...

Наверху задвигалось, оживилось, наполнилось стуком в двери, возбуждённым
испанским говором на многие голоса...
- Всё... звездец... щас бить придут... - выключил улыбаться Витька...

Группа спасения (или нападения?) спускалась сверху сплочённым монолитом
классической тевтонской «свиньи». На острие построения, мощным тараном,
кинжалом сжимая в правой руке огромный веер, грузно ступала одетая
в чёрное усатая матронна Витькиного роста и комплекции борца сумо. Из-за неё
настороженно выглядывал Витькин знакомый идальго и другие, не менее
настороженные кабальерос и доньи. Матронна крепко встала на прикол несколько
ступеньками выше нас, внимательно оглядела обоих, задержав ненадолго взгляд
на моих гвардейских трусах, а потом разразилась длинной тирадой, на самом
конце завернувшейся в зависшую над нами кобру вопроса...

Витька ткнул меня локтём в бок: говори, мол - чё молчишь, толмач?
- Эээ... Буенос диас, кабальерос у сеньорас... Эээ... Эухения! – произнёс я,
тыча пальцем в табличку на двери... –все внимательно стали изучать табличку...
- Эээ... мачо – Эухения... –продолжил я, выразительно прикладывая указательные
пальцы рук друг к другу, а потом указав Витьку... –народ безмолствовал,
но очень внимательно ещё раз осмотрел Витьку с ног до головы, а потом с интересом,
стал наблюдать за движениями моих пальцев... Витька горделиво выпрямился под взглядам испанцев,
развернул свой орлиный профиль «эпольман э фассе», и, подбоченясь,
заложил большой палец левой руки за резинку трусов...
Тоже мне, герой любовник: он Жене уже сколько лет не мачо – так, экс-хасбанд, а туда же!
- Эээ… Ключи… эээ... внутри остались, ля... –покрутил я ногтём возле замочной
скважины, а потом, указательным пальцем сделал жест, как будто забрасываю
такую маааленькую удочку сквозь дверь квартиры... Народ загоношился,
заулыбался, заговорил на множество голосов, доказывая что-то друг другу,
потом рассыпался на отдельные личности, а усатая матронна сумо спустилась
ко мне вплотную и, похлопывая колючим веером по моему голому плечу,
стала мне что-то объяснять...
- Си, сеньора, си... –а что ещё сказать-то? Соглашаться надо – в нашем-то
положении...
Закончив со мной, матронна повернулась к сынуле и повелительно указав ему
вниз по лестнице произнесла длинную фразу, в которой несколько раз прозвучало
имя Хуан. Наш юный идальго, согласно кивнув своей маман и подмигнув Витьке
с характерным жестом, который на всех языках означает, что всё, мол, будет ОК,
побежал вниз. Витька заулыбался, расслабился, видать...
- Эх, водички бы попить... А, Миш, попроси у них воды?
Да, воды, было бы, неплохо... А то в глотке всё пересохло...
- Эээ... Уотер? Вода? эээ... О! Фреш аква! Си?
- О, аква фреска!
- Си! Си! Грация, сеньора! – и кто-то убегает наверх за водой, а Витька
с довольным видом толкает меня локтём в бок:
- Вот... Свистун! А звездел, что по-испански не шпрехаешь...

Пьём воду со льдом, время от времени то один, то другой участик драмы подходит
к нам и жестами, подкреплёнными отдельными словами, пробует нам что-то
рассказать. Непонятно ни хрюна, за исключением имени «Хуан» – видно,
что на Хуана возлагаются большие надежды в решении нашей проблеммы.

Внизу хлопнула дверь, слышаться шаги и на нашей площадке появляются юный
идальго и маленький, похожий на пьяную блоху дяденька с целлулиодовым листом
в руке, на котором я вижу рентгеновский снимок чьего-то симпатишного
скелета. Вдоволь насмотревшись на наши трусы он, отодвинув нас от двери,
начинает энергично засовывать свой рентгеновский скелет между рамой и
дверью – эээээ, плавали, знаем... только сильно сомневаемся – дверь заходит за
раму очень глубоко, вряд ли что получится...

Так и есть – через десять минут Хуан, бессильно опустив руки, обратился с горячей речью
к присутствующим, неоднократно поворачиваясь к нам с Витькой и произнося при этом –
«Мастер!... Мейстер!» - ну, и так понятно, что мастера звать надо, так зовите же, други,
мы скоро в туалет захотим, курить хочется... Это, конечно, хорошо, что мы в трусах –
не очень жарко, и привыкать стали... но, с другой стороны – какой-то неприятный осадок всё-же
держится... не отпускает... Резко прерываю тираду Хуана и, как можно убедительнее, говорю:
- Мастера! Зови мессира, ля! Циги-циги, ай лю-лю!
Хуан начинает возмущённо верещать, размахивая у меня перед носом своим
скелетом. Сквозь вереницу образов, навеваемых его монологом, отчётливо
проступает один – наиболее яркий и упоминающийся с большим уважением:
«ЕВРО»... мол, знаешь ли ты, ТУРИСТО-БЕЗШТАНИСТО, сколько евриков срубит
с тебя Мастер? Слово мастер тоже произносится с большой буквы...
- Да зови, зови! Майстер! Есть у меня евро! Евро! Там! За дверью! Всё будет ОК!
Тычу пальцами в дверь, тру пальцами друг о друга, Витька тоже тычет пальцами
в дверь, орёт – «Евро!», а потом, для пущего эффекта проводит себе по горлу
ребром ладони – мол, вот так у нас евро! По самое ешь – не хочу!
- Витька, ты что, охрюнел? Ты им что говоришь!? Они подумают, что у тебя
в квартире труп с перерезанным горлом валяется!... Да и на себе показывать - нехорошо...
Витька, вздрогнув, убирает руку от горла и, чтобы исправить
впечатление, начинает руками изображать большую кучу: вот такая, мол,
у нас куча евриков лежит за дверью...
- Заткнись, трепло! Я переводчик!

Хуан советуется с усатой матронной, гворит нам торжественное «ОК!»,
потом, снова засомневавшись произносит: «ЕВРО! ОК???», мы с Витькой
орём хором «ОК, ОК, ЕВРО! ОК!!!». Хуан, покрутив пальцем в воздухе
воображаемый диск телефона, уходит.

Возвращается минут через десять...
- Майстер! Синкуэнто! ЕВРОС! – пальцами показывает – пятьдесят, мол...
- Хорошо, Ваня! Синкуэнто! Но проблема!
А дальше Ваня начинает пальчиком рисовать круги вокруг своих часов и,
после некоторого замешательства, мы начинаем понимать, что этот хрюнов
майстер соизволит приехать к нам не ранее, чем через два часа! О, мамма миа!
Понимаю, что Ванька позвонил какому-то своему дружку, чтобы тот смог
срубить лёгких евриков, но что делать?! Выбор есть? Да нет, ни хрюна...

Чу, у меня перед носом о чём-то жестикулирует наш юный идальго!
О, начинаю понимать – хороший парень! Говорит, что, мол, кореша: чё вы
здесь без штанов два часа торчать будете? Поехали, мол, ко мне домой -
посидим, поедим, пивка попьём...
- Витька! Чувачок нас к себе домой приглашает, пиво пить!
- А сигареты у него есть?
- Кабальеро, а сигареты у тебя есть? (перевожу)
Тот начинает руками кричать, что не курит, но проблемы нет – купим!
Ну - купим, так купим, поехали!... и взмахнул рукой... (цы)

Машина Анри – оказалось, что его звали Анри, стояла перед подъездом...
Такой вши на колёсах я ещё в жизни не видел! Маленькая, старенькая,
грязненькая... но, загрузились! Витька, было, потребовал для себя переднее
сидение, но я, напомнив ему истинного виновника нашего унизительного
положения и то, что переводчиком является не он, загнал его на заднее.
Покрутившись минут десять по невероятно узким улочкам, Анри припарковался
на красивой старинной площади в самом туристическом центре города...
Приехали! Как это - приехали? Да тут же людей полно! Анришка! Ты чё!
Да как же мы, такие красивые, в народ пойдём?
Да так, вот, и пойдём, говорит пацан, тут недалеко – вон тот подъезд...
Эх... была, не была: если быстро пробежаться...

Пробежались, стоим перед дверью, а Анришка по карманам хлопает, ключи
ищет... не мог заранее...
- Что? Забыл в машине? Да что ты лыбишся? Гад! Иди за ключами, быстрее! Что?
Ты, юннат, мне лучше не ври! С ключами от машины????
А вокруг туристов толпы, примериваются нас фотографировать!
Витька уже позу принял – ручкой машет, улыбается...
- Ты то чему радуешься? Я, в своих трусах, хоть на плейбоя похож, лысеющего,
но, всё ещё, элегантного, а ты в своих - на старого трансвестита!
- Да ладно, Миш, ты представь себе – Мы! В трусах! В Европе!!!
- Представил... спасибо... пошли обратно к машине – ломать её на хрюн!!!

Группа туристов, полюбив Витьку как родного, проводила нас к машине и,
заняв удобные для съёмок позиции, стала деловито щёлкать затворами камерам.
Подёргав дверь левую, потом правую – мы снова впали в ступор... мы – это
Анришка и я, а Витька, облокотившись на багажник, томно позировал туристам...
Затем, решив внести больше жизни в съёмки, он взялся за ручку багажника –
мол, открываю, пиво у меня там, с чипсами... снимайте! Ручка подалась и...
багажник открылся! Мы с Анришкой переглянулись с идиотскими улыбками на устах,
подскочили к багажнику, и, сложившись пополам, мой юннат начал втискивать своё т
ельце в щель между потолком машины и задним сидением. Туристы защёлкали камерами
ещё быстрее, а Витька, приняв по такому случаю позу генерал-фельдмаршала фон Бока,
указующего своим штабным крысам на карту линии "Мажино", изрёк:
- Как замечательно, что он оставил задний проход открытым!

Вылез из машины Анри, поднялись к нему в квартирку, умылись, за стол
сели... Анришка пива на стол наметал, блюдо рисовой каши с какими-то
наполнителями – паэлья называется, вроде плова, но хуже...
Посидели неплохо, отдохнули, с Анришкой за жизнь поболтали...
Так и время подошло с мастером знакомиться...

Пробежались до машины, приехали домой – все соседи нам так обрадовались!
Ждали, соскучились! Скоро и Хуан со своим дружком появился. Мы, уже
привычно, дали мастеру всласть на нас насмотреться, потом он каким-то
хитрым ломиком поддел дверь в районе замка, хекнул, резко толкнул дверь
плечом и влетел в квартиру - за ним и мы, а за нами, с радостными криками,
аплодисментами и танцами все наши соседи. Первым делом (неожиданно, правда?)
я побежал надевать штаны. Вторым – схватил ключи от квартиры и сунул их
в карман брюк, третьим – я выпроводил из спальни зрителей, с любопытством
осматривающихся вокруг, в надежде увидеть ту самую Витькину кучу евро.
Потом я заплатил майстеру его пятьдесят - Хуан быстро подхватил
его под руку и поволок из квартиры. За ними из квартиры ушла усатая мама
Анришки, на прощанье буркнув ему, чтобы он не задерживался надолго
у этих ненормальных туристов... за ней ушли и все остальные... Остались лишь
мы втроём – с Анришкой... русская классика, однако! Достали из холодильника
сырокопчённой ветчины, коробку пыва и сели на балконе ждать...
когда из больницы приедет Шейлочка...

Но дальше – уже грустно... а хочется шутить побольше...
Грусти в последнее время до хрюна, что ли?

Назавтра, в больнице, я всю эту опупею Женечке рассказывал... в лицах...
Она так смеялась...
И, я уверен, она и сейчас рада, если кто-то посмеялся вместе с нами над
всей этой хернёй.

Вот я Женечке Кафаровой, сестре моей жены, моей лучшей подруге,
непревзойдённой в Баку переводчице испанского языка,
профессору Western University,
ушедшей от нас два года назад – эту шутку и посвящаю...

2004