С утра я рад. Чего-то жду.

Было б подарком судьбы, если бы знаменитое выражение "незаменимых нет" хотя бы наполовину доказывало свою правоту. Жить было бы радостнее, поводов для оптимизма было бы больше и печаль потерь не отравляла бы существования невосполнимостью утрат и невозможностью счастливых повторений. Но...

С утра я рад,
Чего-то жду
Ура-ура!
Я в цирк иду!

Аккуратно и бережно я разворачиваю свернутый в тонкую, плотную трубку лист гладкой и блестящей мелованой бумаги, пахнущей типографией и тетиными французскими духами. Скоро - Новый год и у меня новый, необыкновенно красивый календарь, который я собираюсь повесить на стену у письменного стола. На нем два индийских синих слона с золотыми султанами на макушке и цветными вязаными попонами на спинах. Слоны стоят на квадратных задних ногах-столбах, задрав передние в воздух на манер вставших на дыбы лошадей, между ними -  хрупкая в блестках дрессировщица с разведенными в стороны руками и головой, склоненной в благодарном поклоне. Наверху большая надпись - СОЮЗГОСЦИРК. Моя тетя работает секретарем директора цирка и всегда приносит мне красивые афиши, которые я кноплю, где ни попадя, потому что мне кажется это очень богато и красиво. Многие из них даже с автографами! Папа моей подружки тоже работает в цирке. Он там самый главный электрик. И еще он дружит с дядей Мишей Шуйдиным, тем самым, который с Никулиным выступает. На вахте служебного входа нас знают, пропускают без вопросов, и мы гуляем где хотим, смотрим репетиции, пристаем к "униформе", чтоб дали кого-нибудь покормить или на ком-нибудь покататься. Зарплата секретарши совсем небольшая и часто по вечерам тетя еще и подрабатывает - проверяет билеты на входе. Но мне билеты не нужны, у меня всегда контрамарки и обязательно в директорскую ложу. А еще мне иногда дают посидеть "на свете". Это делает меня  невообразимо важной, наутро в школе можно приврать, что сама управляла световой пушкой все будут завидовать. Совсем забыла! Живой оркестр! В нем столько духовых инструментов, он звучит так торжественно и бравурно, что всегда хочется слушать его стоя, особенно когда музыканты исполняют "Парад-алле" Дунаевского и вереница артистов в умопомрачительной красоты костюмах, с толстым слоем грима на лице спускается по начинающимся высоко у основания купола широким лестницам, и строгий хозяин арены,  с трудным немецким именем - шпрехшталмейстер, громовым голосом перечисляет их имена и звания.
Цирк - это слезы из-за "Гуттаперчивого мальчика", цирк - это "Старик Хоттабыч " с караванами верблюдов, нагруженных невообразимыми богатствами, это "Белый пудель", кружащийся под шарманку на берегу моря, цирк -  это хриплый голос Высоцкого - "но зачем-то ему очень нужно идти", цирк - это молодая и дурашливая Алла со своим бессмерным "Арлекино", это "Мистер Х" Кальмана и Отса. Цирк - это детство. И когда кончилось детство - очарование цирка ушло, расстаяло, растворилось в ярких красках новый впечатлений и увлечений.

Цирк давно опустел, тишиною закован,
Только где-то гитара нарушает аккордом покой.
Это песню, это песню поёт старый клоун,
Он прощается с цирком, как с любовью своей и судьбой!

Все это я вспомнила и записала, когда прочитала в газете о юбилее Юрия Никулина и увидела рядом с его именем идиотскую цифру 90. Никулин был всегда, Никулин будет всегда, его некем заменить, то, что его нет - высочайшая несправедливость, то, что он был необыкновенным человеком - не нуждается в доказательствах. Я читаю его книгу и улыбаюсь:
"Пожарный поступает в музыкальную школу Его спрашивают: "чем отличается пианино от скрипки?" Он отвечает:"Пианино дольше горит"

Нет, незаменимые есть. И амнистии нашей памяти не будет. Sic!