Ламмермурская невеста

   

Не слушай сладостного пенья,

Не ведай к золоту влеченья

И сердце наглухо запри -

Легко живи, легко умри.

     Моя приятельница Лиз - очаровательная светловолосая девушка с  блестящими темно-серыми глазами на фарафоровом лице, отпрыск двух древних и славных родов-кланов, ирландских Коннолли и шотландских Мак Доналдов, вот именно так, как я написала, в два слова и оба с заглавных букв, потому что, если написать вместе - будет совсем другой клан, а если второе слово со строчной, тогда третий, а если первое без буквы "а" в середине то четвертый и так до бесконечности, в зависимости от количества возможных вариаций.
     На стенах ее маленького кабинетика висят фотографии родного Глазго и множество шотландский пейзажей, в которые влюбляешься с первого взгляда и навсегда, так ошеломляюще строги и прекрасны покрытые низким туманом холодные и неподвижные озера-фиорды, поросшие янтарно-изумрудным мхом, присыпанные ранним снегом, гладкие черные валуны, разбросанные на пригорках между невысокими елями и дубами, средневековые, грубо сложенные каменные замки-крепости на синих равнинах, пестрые луга с пасущимися на них черномордыми овцами и мохнатыми, похожими на яков, шотландскими коровами.
     У Лиз живой и жизнерадостный характер, хорошее чувство юмора, она примерная католичка и каждое воскресенье ходит в церковь, а в первый день поста я с улыбкой наблюдаю ее с покаянным, нарисованным сажей крестиком на лбу и тогда она начинает сердиться и произносит свое сакраментальное "Bloody hot cake!", что может означать, например, "какого черта, дорогая" или "хорош пялиться, поработай пойди"
     Кроме общей работы нас роднят любовь к а) классическому пению, б) "идеальным" мужчинам: шотландцу Шону Коннори и ирландцу Алану Рикману, в) королю всех напитков - виски. Она любит Талискер, сделанный только из ячменя, с легким ароматом и вкусом дыма, сухих фруктов, кофе и жгучего перца, а я - Джонни Уолкера, потому, что у меня отвратительный вкус и я ничего не понимаю в виски. Да,  и никакого льда в стакане!!!
                                                                                        
                                                                                                           ***

     Давным давно, 350 лет назад Джанет Далримпл, шотландская девушка из благородной семьи влюбилась в одного из лордов Разерфорд, они обменялись кольцами и и поклялись друг другу в любви и верности до гроба. Семья Джанет выбора не одобрила, девушка предназначалась богатому сэру Дэвиду Данбару из Балдуна. В свадебную ночь более сотни гостей, собравшихся на брачный пир, услышали дикий крик из опочивальни молодоженов. Kогда дверь была взломана, страшная картина предстала взорам родных: Данбар лежал окровавленный на полу, обезумевшую Джанет нашли в камине, в саже, копоти и с пятнами запекшейся крови на рубашке.Она все время повторяла одну и ту же фразу: "Забирайте вашего красавца жениха". В течение следующих двух недель все было кончено. Джанет умерла так и не придя в себя, а жених навсегда покинул Шотландию, отказываясь что-либо обьяснять. Oн ненадолго пережил свою несчастную невесту, и унес тайну произошедшего в могилу, никогда и словом не обмолвившись о событиях той страшной ночи.
     Вальтер Скотт диктовал свой роман лежа в постели, почти в беспамятстве, мучаясь страшными коликами в животе. Роман был опубликован до его выздоровления, он не мог вспомнить потом ни сцен, ни событий. По памяти он наговаривал секретарю рассказанную бабушкой семейную легенду, перенеся ее в другое столетие, во времена правления королевы Анны. Помните "Стакан воды" Эжена Скриба? Так Джанет Далримпл превратилась в Люси Эштон, лорд Разерфорд стал Эдгаром Рэвенсвудом, сэр Данбар -Хейстоном из Бакло, изменился ход событий, но история разлученных по политическим и меркантильным мотивам шотландских Ромео и Джульетты осталась неизменной в своей мрачной и кошмарной безысходности. Смерть нашла и успокоила всех.
     Гаэтано Доницетти, сын сторожа и ткачихи, закончил благотворительную музыкальную школу, потом консерваторию и стал известным композитором, амбиции его были велики, но пока жив был Беллини, он оставался только вторым. Париж восторженными овациями  принял "Пуритан", сюжет которых имел весьма отдаленное отношение к роману необыкновенно популярного шотландского писателя и историка Вальтера Скотта. Тогда Доницетти решил попытать счастья с другим романом Скотта "Ламмермурской невестой". Он привлек Сальваторе Каммарано, поэта и либреттиста, имевшего легкое, но страстное, может, даже слишком страстное перо и не стеснявшегося перелицовывать литературную первооснову так, что и сам автор уже с трудом мог опознать свое произведение. Кто помнит вердиевского "Трубадура" знает о чем я говорю. Так появилась "Лючия ди Ламмермур". Премьера состоялась в Неаполе. Публика рыдала. Сцена сумасшествия главной героини навсегда вошла в список самых знаменитых сцен в истории классической оперы.

                                                                   ***

     Мы медленно, но верно напивались в Коннолли на сорок пятой. Когда каждый третий дринк оплачивает заведение -  перспективы обнадеживающие. Лиз горевала в заведении имени себя, а я составляла ей компанию. Французский лицей продал эмиру Катара два чудных, рядом стоящих домика на верхнем Ист сайде, а сам переехал в другое здание. Эмир нанял парижского архитектора, чтобы превратить школу в шикарную частную резиденцию, а архитектор нанял нас, чтобы надзирать за подрядчиками. Лиз попала в сплоченную команду менеджеров, состоящую из матерых специалистов-мужчин и эта была фантастическая удача, потому что у мира строительного менеджмента - не женское лицо. Она уже познакомилась с мадам, одной из жен эмира и даже побывала на каком-то ее званом вечере, где ходила между столов с закусками вместе с миллиардерами, городскими чиновниками и всякими другими полезными для красивой и незамужней девушки людьми. Но все быстро закончилось. Эмир за какие-то провинности уволил архитектора, архитектор уволил подрядчика, а подрядчика стал со всеми судиться. А счастье было так возможно, так близко. Я даже не пыталась ее утешать. Просто пила наравне с ней  и молчала. Почти в каждом британце эта самоирония, этот немного насмешливый взгляд на себя со стороны - keep upper lip stiff, не жаловаться, не жаловаться, не жаловаться. "Не везет в работе, повезет в любви", неловко сострила я, и она как-то нехорошо ухмыльнулась.

     "Берни было двадцать пять, а мне двадцать. Мы держались вместе, fellow countrymen, знали друг друга еще в Глазго, встретились в Лондоне, с ним все было в первый раз. Собирались жениться, но не торопились. Он всегда был застенчивым на людях, немного деревянным, но мне нравилось думать, что только я одна знаю его настоящего - легкого, остроумного, великодушного и безрассудного, сводящего и сходящего с ума. Боже мой, самонадеянная идиотка! Летом у него заболела мама. Сестра за год до этого вышла замуж и уехала в Австралию, а отец не справлялся. Берни вернулся домой. Он писал, мы часто разговаривали по телефону, потом мама умерла и он пропал, не отвечал на звонки, письма". 

     Бар постепенно превращался в пчелиный улей. У стойки, прямо за нашими спинами демонстративно и назойливо громко веселилась подвыпившая компания, басы били по голове хуже бейсбольной биты, на плазменных экранах, по ядовито-зеленой траве яркими пятнами бесшумно двигались люди с клюшками для гольфа; я почти ее не слышала, цедила виски, грызла оливки и думала о том, что я, наверное, знаю продолжение этой истории, что когда-то давно я была персонажем подобного, пусть не в точности, но очень близкого к этому сюжета. Впрочем, а кто не был? Хотя бы один раз в жизни. Хотя...

     "Одним вечером в пятницу мы встретились в О'Неиллс Сохо. Он поцеловал меня, представил своей жене, я швырнула ему в лицо стакан с танкереем, куски льда и осколки стекла разлетелись по полу. Дальше я плохо помню, кажется, я видела струйку крови, ползущую по его виску. Женщина кричала, но я уже шла к выходу :"Barney, Jesus Christ! Bugger!" Пока Барни будет жить в этом городе, в нем никогда не будет места для меня.
     Мы вышли из бара заполночь. Лиз подняла руку, тормознула кэб, обняла меня на прощанье, села в машину, даже не попытавшись предложить мне заночевать у нее на Астор. Она уехала, а я побрела к Брайант парку на метро. O поездке в такси не могло быть и речи. Последний раз, когда совершенно измученный таксист-индус вез меня в Бруклин, каждую секунду засыпая за рулем, я совсем уже было распрощалась с жизнью и зареклась ездить по ночам на далекие расстояния в городских кэбах. 
    О, это небо над Готэм сити! Антрацитовая река с плывущими по ней клочковатыми серыми облаками, сквозной, мертвый и зловещий лунный свет, кубы артдековских небоскребов- мавзолеев, ломаные линии вальмовых крыш, золотые купола висящих в воздухе ротонд, тонкие иглы шпилей. Ожившие картины комиксов, тяжелая поступь и нервное дыхание города, сжирающего жизни и души и никогда не насыщающегося. Как все это связалось, вдруг обьяснилось, я не понимаю. Барни, Лиз, привидение - воплощение проклятия Равенсвудов: ревность, ненависть, беспричинная, эгоистичная гордыня, необузданность желаний. Дух убитой ревнивым любовником девушки бродит по поместью Равенсвудов, овладевает Люси, побеждает ее, а потом является и к Эдгару, уводя обоих за собой. Упорный, непобедимый фантом Джанет Далримпл. Из новелы Скотта он перебирается в оперу Доницетти. Первые приступы сумасшествия, которое и свело его в могилу, он стал испытывать после знакомства с этим текстом. Потом он появляется у Флобера в "Мадам Бовари". Эмма  слушала "Лючию"  и отсюда начала свой путь к запретной любви, закончившейся нравственным падением и смертью. Призрак продолжает свой путь в "Пятом элементе", где сцена сумасшествия исполняется голубым существом со множеством рук. Эта Джанет, сжигаемая страстью, льнет к нам тенью погубленной любви. Она снова здесь, среди нас, посреди сверкающих огней современных мегаполисов. Упорное, непобедимое привидение Джанет Далримпл. Сумасшедшая грусть и вечное желание испытать ее хотя бы один раз в жизни, даже если за это придется дорого заплатить.