Игорь Абросимов. Наша стошестидесятая. Отрывки из воспоминаний. Часть II.

Игорь Абросимов Наша стошестидесятая Отрывки из воспоминаний (Продолжение) II По всей стране школьников третьего класса принимали в пионеры. Обычно не весь класс сразу, а первыми тех, кто учился получше и не очень раздражал учителей своим поведением. Все стремились стать пионерами, стать в какой-то степени взрослыми, и школа использовала вступление в пионерскую организацию как большое поощрение. Правда, через месяц или два красные галстуки носил уже весь класс. В нашей школе тогда не было актового зала и все общешкольные мероприятия проводились в широком коридоре на втором этаже. В пионеры нас принимали тоже в коридоре, причем стояли мы у всех на виду, на высокой импровизированной эстраде, составленной из длинных столов, вынесенных по этому случаю из физического кабинета. Вслед за старшей пионервожатой, молодой учительницей младших классов Александрой Сергеевной, мы хором повторили слова торжественного обещания, которое до этого заучили наизусть и были на знание его пионервожатой проверены. На нас повязали красные галстуки и Александра Сергеевна прокричала: «Юные пионеры, в борьбе за дело Ленина - Сталина будьте готовы!» Мы дружно и громко ответили: «Всегда готовы!!!». Вскоре в классе появился отрядный пионервожатый. Это был, как обычно, ученик старшего класса, комсомолец. Называли его все товарищ Марик. Но наш вожатый Марик Бернштейн сильно отличался, как все потом поняли, от многих других вожатых. Для него мы были вовсе не обузой и не объектом обязательной тогда для каждого комсомольца общественной нагрузки. Марик любил заниматься с нами и делал это от всей души. Недаром позднее окончил он исторический факультет и стал учителем, а потом сделался и завучем в одной из бакинских школ. Многие годы встречались мы потом случайно на улицах Баку, здоровались, иногда перебрасывались незначительными словами... Почти каждую перемену, надев пионерский галстук, появлялся товарищ Марик на первом этаже, где учились младшие классы, и проводил время с нами. Каждую неделю собирал он класс после занятий на пионерский сбор, а по воскресеньям очень часто устраивал с нами всякие мероприятия - водил в музей Сталина, на прогулки, на репетиции пионерских парадов, которые несколько раз организовывало городское комсомольское руководство. Марик разъяснял нам в простых словах и выражениях обстановку в стране и в мире, рассказывал о недавно закончившейся войне, о революции и о гражданской войне, о пионере - герое Павлике Морозове и о героях - комсомольцах Зое Космодемьянской и Саше Чекалине, о нашем любимом вожде, лучшем друге всех детей товарище Сталине. На одном из отрядных сборов в период шумной политической компании в связи с подготовкой к выборам долго объяснял нам вожатый, что такое Верховный Совет, кто такие депутаты, как проводятся выборы и почему наша советская избирательная система - самая лучшая и справедливая в мире. Кстати, во время этой беседы узнал я впервые, что такое демократия. "Демос - народ по древнегречески, а демократия - это власть народа. В нашей стране впервые в истории человечества установилась подлинная демократия," - говорил Марик. Наряду с этим, он выяснял, в чем причина плохих отметок у некоторых ребят, как и кто помогает им в занятиях, интересовался тем, кто и что читает, организовывал выпуск классных стенгазет. Пионерская жизнь в нашем классе била ключом! Раз или два в течение учебного года по случаю революционных праздников под руководством Нины Константиновны устраивались общешкольные пионерские сборы. Все обязательно приходили в тот день в пионерской форме - белые рубашки с красным галстуком и по классам выстраивались в коридоре. В главе классного стороя стоял также одевший пионерскую форму товарищ Марик и наш бессменный председатель совета отряда Юра Дадаев. По команде выносилось красное знамя пионерской дружины, младших ребят принимали в пионеры, а затем Нинушка долго и подробно говорила своим громким и уверенным голосом о том, как нужно себя вести в школе и на улице, как нужно упорно и усидчиво заниматься, чтобы оправдать те надежды, которые возлагает на нас наша Родина и лично товарищ Сталин. Ничего особенно интересного на общешкольных сборах не происходило, но необычность обстановки и некоторая ее торжественность, которую стремились создать, делали свое дело, поэтому ребята особенно не скучали. На одном из таких сборов наш отряд, подготовленный Мариком, выступал с рассказами об истории и достопримечательностях одной из бакинских улиц - проспекта Сталина. Так называлась тогда Набережная, переименованная позже в проспект Нефтяников. До нас и после с подобными же рассказами о других центральных бакинских улицах выступали на сборах и другие классы. Пионерская организация была в большей или меньшей степени, что зависило от активности ее организаторов в той или иной школе, в том или ином классе, одной из первых и немаловажных по своему значению ступеней формирования советского человека. Позднее, в послесталинские времена, она превратилась, конечно, в пустую формальность, но тогда усилиями таких добросовестных, грамотных и, главное, идейно убежденных ребят - комсомольцев, как Марик Бернштейн, формальностью еще не стала. Школьные программы, книги для чтения, репертуары кино и театра, газеты и передачи по радио (телевизоры еще не появились), а также пионерские дела, а потом и дела комсомольские, - все целенаправленно било в одну точку. С малых лет нас приучали жить писаными и неписаными законами и правилами, сформированными сталинской эпохой... Первые послевоенные годы не предоставляли возможностей для поездок, причем не только дальних, но и сравнительно близких. Впервые выехал я за пределы Баку и увидел иные края по счастливой случайности, когда перешел в пятый класс. В разгар летних каникул к нам домой зашел Валя Корнев, мальчик гораздо старше меня, который также учился в нашей школе и жил в одном доме моей с теткой. По словам Вали группа ребят из старших классов, человек двадцать пять, во главе с директором через неделю уезжала в туристскую поездку на озеро Гек-Гель, и Нина Константиновна велела мне срочно придти по этому поводу в школу. Мы с мамой очень удивились, почему это из нескольких сотен ребят выбрали именно меня. Только через несколько дней все стало ясно. Оказалось, в нашей школе учился еще один Абросимов, тоже Игорь, родители которого давно и настойчиво просили директора взять сына в эту самую давно планировавшуюся поездку. Телефоны в те годы были далеко не во всех бакинских квартирах. Поэтому Валя Корнев, когда при нем зашел разгвор о том, что надо бы этого мальчика вызвать в школу, взялся сходить и вызвать, сказав, что хорошо знает и Игоря, и его родителей, имея в виду, конечно, меня. Когда дело это прояснилось, отказать мне было уже неудобно. Несколько дней заняли хлопоты по подготовке. Ребята-старшеклассники получили на детской туристской базе палатки, одеяла (спальных мешков тогда не было), котлы и миски, продукты и хлеб. Помню, как в физическом кабинете, на газовом таганке, готовили мясо. Жирную баранину резали на мелкие куски и вместе с луком, сильно посолив, долго тушили на медленном огне. Мясо, приготовленное таким образом, выдерживало многодневное хранение в условиях жаркого кавказского лета и из него получались потом вкусные наваристые щи. Всеми делами занимались, конечно, старшие ребята, перешедшие в восьмой, девятый и в десятый класс. Я, пятиклассник, был среди них по случайному стечению обстоятельств и они мне мало что доверяли делать самому. Хотя я и старался не отстать от старших и в чем-то им помогал. В школе, опустевшей на каникулах, мы не только занимались делами, но играли на школьном дворе в футбол и баскетбол, рассказывали, сидя на скамейке в тени, какие-то истории, одним словом, время проводили неплохо. Среди участников поездки был Ким, сын Ольги Ивановны, был Вика Колмановский, толстый и неповоротливый, большой знаток и любитель литературы, который, помню, заялял, что читал и знает все, буквально все, и который на самом деле знал наизусть «Евгения Онегина», был девятиклассник Крестинский, младший брат которого учился вместе со мной в одном классе. Со старшими ребятами, а ребята все подобрались неплохие, так как Нина Константиновна в нашей образцовой школе поощрила поездкой лучших, было мне очень интересно. Кстати, Вика Колмановский, с которым я позднее почти не общался, но которого регулярно и часто многие годы встречал на бакинских улицах и о котором много слышал от общих знакомых, закончил филологический факультет бакинского университета. Ничего особого, несмотря на рано проявившиеся способности и таланты, он не достиг и многие годы преподавал литературу в вечерней школе. Добирались мы до озера Гек-Гель довольно долго. Вначале ехали вечер и всю ночь в общем вагоне до города Кировобада (Гянжа). В Кировобаде, застроенном невысокими двух, изредка трехэтажными домами, стоящими на тенистых, довольно широких улицах, по обеим сторонам которых, вдоль тратуаров, журчали арыки, нас после нескольких часов ожидания посадили, наконец, на две крытые грузовые машины и повезли в горы, на озеро. Дорога проходила по живописной равнине, среди полей, фруктовых садов и холмов, заросших густым кустарником. После голых и каменистых апшеронских ланшафтов я впервые увидел настоящую природную зелень. Проехали большое селение Ханлар и въехали в горный лес, стеной стоявший у самой дороги и покрывавший окружающие горные склоны. Такого я и представить себе не мог! На озеро приехали, когда было уже темно. В темноте, при свете костра, равернули палатки и легли спать. Только утром, проснувшись, все увидели, какая красота была вокруг! В озере, окруженном горами, покрытыми лиственным лесом, отражались эти зеленые горы и голубое небо. А в отдалении розовела каменистая, недоступная вершина Кяпаза. На многие километры вокруг озера было в те годы совершенное безлюдье, никакого жилья, никаких туристов. Только на далеком склоне виднелась коробка недостроенного дома отдыха. Строительство вели пленные румыны, которые уехали на родину за год до нас. Недалеко от лагеря мы обнаружили их жилище - заброшенный лагерный барак, окруженный забором из колючей проволоки со сторожевыми вышками по углам. Мы пробыли на Гек-Геле неделю. Преодолевая горные склоны, ходили в походы вокруг озера, катались на обнаруженной на берегу лодке-плоскодонке, купались в холодной озерной воде. Все было очень хорошо, а главное, непривычно. Горы, озеро, густые, заросшие папоротником леса, многие, в том числе и я, увидали впервые. Как говорили старшие ребята, даже Нинушка подобрела в непривычной обстановке и не особенно досаждала нравоучениями и указаниями... Советская школа по мере своих возможностей всегда способствовала приобщению питомцев к военным специальностям. В старших классах, начиная с восьмого, изучалось военное дело, и я нередко видел, как на школьном дворе, а иногда и в коридоре, старшеклассники занимались строевой подготовкой, учились по разделениям брать винтовку «на ремень», «на плечо» и «к ноге». В военном кабинете, куда я как-то заглянул, висели на стенах разноцветные учебные плакаты, а в углу, в ружейной пирамиде, хранились под замком учебные трехлинйные винтовки с черными прикладами. Признаюсь, я завидовал старшим ребятам, мне тоже очень хотелось заняться военным делом. Однако, когда в восьмом классе военные занятия коснулись, наконец, и меня, всякий интерес к армии уже пропал. Вместе со всеми я валял на уроках дурака, принимая активное участие в мелких пакостях, которые часто устраивались военруку. Военное дело преподавали в школах отставники-офицеры, многие из которых не привыкли работать с детьми. Они не могли поэтому правильно реагировать на каверзные вопросы, на взрывы дружного, нарочито громкого и долго не смолкающего хохота, возникавшего без всякого повода, на непрерывные щелчки спусковых механизмов наших старых учебных винтовок и, конечно, на временную «пропажу» отдельных их частей, чаще всего затворов, при учебных разборках и сборках оружия. Военной дисциплиной и не пахло. Однако, впервые у нас появился военрук еще в пятом классе. Это был сравнительно молодой человек, прослуживший после окончания училища всего несколько лет и по какой-то причине уволенный из армии. Ходил он в военной форме, но без погон, в скрипучих хромовых сапогах, роста был небольшого, а привлек наше всеобщее внимание, когда безуспешно пытался навести тишину и порядок во время очередной школьной пионерской линейки. Его активность вызвала издевательские хихикания и возгласы, на которые военрук отреагировал громко отданной командой «Отставить!!». Это чуть было не сделало ситуацию вовсе неуправляемой, так как смех и шум только усилились. К счастью для новичка-воспитателя появилась, наконец, наша Нинушка, и порядок тут же установился как бы сам собой. Каково же было всеобщее удивление, когда на следующий день новый военрук стремительно вошел в класс и представился нашим классным руководителем. Он не вел у нас никаких занятий, но обладал, вероятно, в глазах директора особыми достоинствами, а именно, - молодой энергией и хорошо поставленным командирским голосом. Позже открылись и другие его сильные стороны. Самое главное, чем всем и надолго запомнился военкук, была многомесячная компания по борьбе за высокую успеваемость всего класса. На классных собраниях, так называемых оргчасах, классный руководитель пытался уяснить, вызвав к доске того или иного нашего товарища, в чем конкретная причина его неудач и низких отметок. И тут же «перед лицом всего класса» заставлял брать обязательство исправить отметку к такому-то числу по такому-то предмету. Обязательства аккуратно заносились в записную книжку. Вскоре он убедился, что на ученических обещаниях, принятых под давлением, далеко не уедешь, поэтому быстро переключился на учителей. Он организовывал для отстающих дополнительные контрольные работы, на которых присутствовал лично, передавая в затруднительных случаях шпаргалки. Их составлял на подоконнике, в школьном коридоре какой-нибудь сильный ученик, специально привлеченный для этого нашим классным руководителем. Однажды, войдя в класс во время решающей для многих конторольной работы перед окончанием четверти, лихой военрук «отпустил» на несколько минут учительницу математики. Когда она вышла из класса, наш наставник призвал всех, кто не смог еще решить задачу, быстро переписать ее у тех, кто задачу уже решил. Сам же, приоткрыв дверь в коридор, бдительно следил за тем, чтобы учительница не вошла неожиданно и не раскрыла его «военной хитрости». Каждую перемену проводил он с классом, выяснял, кто к уроку не подготовился и кого надо срочно освободить от вызова к доске, чтобы в журнале не появилась двойка, порочащая честь всего коллектива и его лично. А кого, наоборот, следует срочно опросить, ибо сегодня урок выучен особенно хорошо. После этого, задержав перед дверьми учителя, направлявшегося на занятие, он придумывал какие-то небылицы, лишь бы добиться своего. В конце последней, четвертой четверти военрук буквально не отставал от учителей, подходил к ним на переменах и отлавливал в учительской после уроков, требуя повысить отметку, исправить двойку, устроить дополнительный индивидуальный опрос после уроков. И в пятом классе никто не остался у нас на второй год, никто не получил переэкзаменовки. Военрук очень гордился своими успехами, гордился тем, что его пятый класс оказался передовым в школе по всем показателям. И не нашел ничего лучшего, как похвастаться своим «методом» перед матерью Гоги Готаняна, моего товарища по классу. Сусанна Павловна была несменяемым и самым активным членом родительского комитета, много времени проводила в школе, на ее авторитет и поддержку незадачливый военрук хотел опереться в дальнейшем. Вероятно, и некоторым другим родителям он тоже рассказывал, как не покладая рук заботится о нас, нерадивых. Кстати, общатья с родителями он очень любил, навещая, обычно, наиболее солидные и обеспеченные семьи. Гостем был навязчивым, болтал о чем попало, начиная, конечно, серьезным тоном со школьных проблем, и не уходол до тех пор, пока его не угощали обедом. Очень скоро стало понятно и родителям, и ученикам, что желание поесть являлется основным побудительным мотивом его посещений. Однако, недолго музыка играла. Перед самым началом следующего учебного года воспитатель - передовик был с позором изгнан из школы. Как рассказывали очевидцы, наш услужливый и преданный начальству военрук, проявляя невиданную активность и демонстрируя свою полезность, наводил порядок в коридоре, нарушенный традиционным летним ремонтом. Директор в это время работала в своем кабинете, дверь которого, как всегда, была распахнута настежь, дабы все проходило у нее на глазах и все чувствовали ее неизменное присутствие в школе. Ребята - старшеклассники, оказавшиеся в тот августовский день в родных стенах по неприятному случаю сдачи переэкзаменовок, перетаскивали на место большую комнатную пальму в тяжелой деревянной кадке, а военрук досаждал им какими-то советами и указаниями. И вдруг к ужасу всех присутствующих по непонятной причине пальма неожиданно со страшным грохотом рухнула на пол. Выбежавшая из кабинета Нинушка, застала жалкую картину. Вокруг поверженного растения и груды земли из развалившейся кадки понуро стояли ученики со своим незадачливым руководителем. Подбежав, разъяренная директрисса взглянула на военрука с нескрываемой ненавистью, ухватилась обеими руками за его летний белый китель и, сильно встряхнув, прокричала в лицо: «Что ты наделал, бездельник! Вон отсюда, чтобы духу твоего в этой школе больше не было!» Безусловно, пальма послужила лишь последней каплей, приблизила час расплаты, так как информация о «художествах» нашего классного руководителя не могла не дойти до директорских всеслышащих ушей. Рассказывали, как несколько дней военрук бегал и жаловался, что не оставит дела без последствий, так как затронута честь офицера, а это очень серьезно. Но ему, вероято, где-то порекомендовали с Нинушкой не связываться, а тихо и добровольно из школы уйти. Вскоре стало известно, что наш бывший воспитатель служит в транспортной милиции и дежурит иногда на перроне бакинского вокзала. В те годы транспортная милиция носила особую форму черного цвета, отделанную красным кантом, с шашкой на ремне с портупеей и красным плетеным шнуром от револьвера вокруг шеи. Наш бравый военрук стал похож в таком наряде на старорежимного городового, как, впрочем, и все транспортные милиционеры, почему-то одетые тогда в столь несовременную новую форму. Стоя на перроне, знакомых своих бывший военрук, конечно, не замечал, преисполненный, вероятно, гордостью новым своим положением или, что вернее, не желая предаваться неприятным воспоминаниям о рухнувшей педагогической карьере. Что же касается пальмы, то она не погибла и еще многие годы украшала нашу школу. Нянечка Лена, поохав, тут же притащила откуда-то из подсобки новую кадку и с помощью проштрафившихся ребят водворила в нее гибнущее растение, подмела вокруг и привела все в порядок. Симпатия ее и поддержка явно были на стороне разгневанного директора. Управляясь с делами, она вполголоса поругивала нерадивых помощников и сокрушалась, как это можно было довести Нину Константиновну до такого состояния и так ее огорчить. Простой человек нередко любил и уважал своих руководителей за требовательность к подчиненным и строгость в обращении. И наша Нинушка не была у них исключением. (Продолжение следует)