Кайфоломщик

Приехав в Штутгарт, я позвонил своему давнему другу детства, чтобы договориться о встрече. Он давно живет в Германии, почти 25 лет преподает в Штутгартском университете, стал настоящим немцем. В последние годы, когда я звонил ему, называл его "Ганс гардашым" (мой братишка Ганс). Друг попросил не вселяться в гостиницу, а пожить у него, повспоминать молодость.  Я принял приглашение.

Мой друг был женат на богатой немке, фрау Ирме. Ей в наследство от папы досталась прачечная, а трудолюбие и ум супругов сделали бизнес еще более прибыльным, теперь их стиральные машинки обслуживали почти весь город, забирая и доставляя белье небольшим частным отелям, ресторанам и богатым клиентам.

У друга дружная семья, два сына, один из которых женат на швейцарке, другой на итальянке. Друг давно уже дед, не то, что я. Мой сын ждет “благополучной погоды" в наших краях, и когда это будет, не знаю. Пока мы сидим в лодке, которой нужен попутный ветер, но штиль никак не отходит от наших берегов.

В каждый приезд моего друга в Баку мы встречались, проводили много времени вместе, он был моим дорогим гостем. Оказавшись в Штутгарте,  я не мог уехать, не повидав его.  С фрау Ирмой, доброй и жизнерадостной дамой, я был знаком почти 20 лет. Она великолепно знала азербайджанскую кухню, встретила меня, как настоящая азербайджанская женщина: для нашей встречи она приготовила плов с говурмой и довгу. На запахи вкусной еды прибежала их кошка и стала нагло требовать дать ей со стола что-нибудь. Я только усмехнулся, таких попрошаек и в Баку немало. Когда кошка привычно прыгнула на стол, я хотел было шугануть ее, но как гость не мог позволить себе вольность. Фрау Ирма, извинившись, очень спокойно взяла кошку со стола, лаская и что-то сюсюкая на немецком, положила ее на пол. Потом она начала объяснять мне на английском, почему кошка у них такая беспардонная. Но с моим скудным знанием языка я не смог понять, что не так с кошкой.

Мой друг вмешался: "У кошки течка, и нет кота ее удовлетворить".

Мне стало интересно: "И что?"

“По словам Ирмы, поэтому кошка ведет себя не так, как всегда”, - добавил.

Я удивился: "Во всей Германии не нашлось самца для этой озабоченный несчастной?"

В этот момент кошка начала усердно тереться об меня.

Мой друг засмеялся: "По-моему, она тебя выбрала”.

Я не выдержал: "Ай ге..е!" (бл..ь)

Мы начали смеяться, фрау Ирма, ничего не поняв, тоже засмеялась.

Меня попросили не гладить кошку и вообще не трогать ее.

После обеда мы пересели поболтать на диван. Кошка вскочила мне на колени, замурлыкала, я, забыв о запрете не прикасаться к ней,  прошелся ладонью по шелковистой шерстке. Кошку как будто подменили, она спрыгнула на пол и начала тереться об ковер. Движения были неприличные, Ирма подбежала, взяла ее на руки: "Ооо, дорогая, что с тобой?" - и довольно жестким тоном еще раз попросила меня не гладить кошку. Добрая Ирма изменилась в лице: выставила вперед подбородок, поджала губы.

Я взглянул на друга: "Тяжелый случай. Если я еще раз трону кошару, меня точно выгонят в гостиницу, а тебя  - в Мардакяны, деденин эвине" (в родительский дом).

"Гелет элейир (не посмеет). Как сказал герой одного фильма, в этой гостинице я хозяин. Просто кошка от возбуждения измажет все ковры, а Ирма брезгует".

Я: "Ну, найдите для этой Софи Лорен какого-нибудь Марчелло, и ваши проблемы будут решены".

"Ирма уже договорилась, Марчелло будет ждать в воскресенье. Ирма не захотела стерилизовать кошку, говорит, это не гуманно. Мы, люди, можем жить полноценно, а их этой радости обделяем".

Я покачал головой. Ох, эти европейские заморочки. Получается, у нас в Баку люди намного гуманнее. Кошки живут на свободе, любятся когда хотят и где хотят, и не пристают к людям: "Гагаш, секс истейирем” (братишка, хочу секса). У меня было пять кошек, и каждая из них максимум год жила в моем доме, а дальше уходила жить на улицу. Они отказывались от сытной еды, от теплого дома, и выбирали холодную, голодную улицу, где есть свобода. Разумный человек когда-то одомашнил котов, а сейчас из каприза держит их в четырех стенах. Когда исполняется 6 месяцев, стерилизует и превращает дикого зверя непонятно во что: ни радости, ни свободы, ни воровства, ни, наконец, ора под окнами ради минутного секса. Вспомнил "Джентльмены удачи": "Украл, выпил - в тюрьму, украл, выпил - в тюрьму. Романтика!" А наша немецкая фрау думает, что поступает гуманно. У бедной кошки аж зубы сводит, а хозяйка говорит ей: “Терпи, я договорилась на воскресенье”. Вот их кошка,  бедная, не выдержав, положила глаз на меня - на безрыбье и рак рыба.

Кошка начала охоту на меня. Она следовала за мной по пятам: куда я, туда и она. Когда я пошел спать, прикрыл двери спальни, но кошка начала орать по нарастающей и царапать дверь. На крики этой наглой кошары пришла хозяйка. Распахнув мои двери, она попросила не закрывать их, потому что кошка любит ходить ночью по дому. Если бы она просто ходила! Она начала домогаться меня, забираясь ко мне в кровать. Поначалу я по-доброму спускал  ее вниз, но когда во время погружения в сон кошка забралась на меня, нервы сдали. Я, толкнув ее ногой, тихо зашипел: "Вызгыр бурдан, ге..е!"  Но негодница восприняла это как приглашение поиграть. Так я боролся с нею до двух часов ночи, но, в конце концов, просто устал и заснул. Ранним утром я проснулся оттого, что мне тяжело дышать, и ощущения, кто-то смотрит мне в лицо. Открыв глаза, я увидел два больших зеленых глаза, уставившихся на меня. Кошка сидела на моей груди, морда была перед моим носом. Я от злости схватил ее за шкирку и отбросил. Ударившись об стенку и заорав, негодяйка убежала. А я, повернувшись на бок, хотел продолжить спать. Но эта дрянь, как оказалось, любит садо-мазо, зверюга опять вернулась и полезла ко мне под одеяло. Я защищался, как мог. В какой-то момент кошка отстала от меня, но я понимал, что это временно, и надо быть начеку. Прошло минут десять, мне стало интересно, неужели она ушла с концами. Приподняв голову, я оглядел спальню. Вижу, эта милая особа нашла другой объект для "развлечения": села на мои брюки, лежащие на стуле, и трется о них с вытаращенными вверх глазами. Видели бы вы эту картину! Немецкая кошка насилует мои польские брюки! Брюки были... нет, не буду описывать их тошнотворное состояние.

Утром за завтраком я рассказал другу, чего натерпелся за эту ночь. Он засмеялся и перевел сказанное мною жене. Фрау Ирма долго извинялась и обещала, что это не повторится. А друг, чтобы загладить вину, пригласил меня в баню, и не простую, а известную штутгартскую баню с минеральными водами. У нас в Баку обычно утром приглашают на хаш, а тут, в Штутгарте, в баню.

"Баня так баня, самое главное, пиво будет?" - спросил я.

Он обещал, что мне понравится. Я был рад расслабиться после тяжелой ночки.

Приехав в баню, я удивился большому количеству людей. Я впервые оказался в таком месте с утра пораньше. Когда мы с другом разделись и в плавках  вошли в верхний ярус бани, мне почудилось, что я попал в рай. Увиденное напомнило мне картину Босха "Сад земных наслаждений", где в чудесном волшебном “Саду любви” разгуливают, сидят и лежат обнаженные мужчины и женщины. Но приглядевшись, я увидел семейные пары с детьми, заметил одиноких зрелых женщин, вышедших на охоту, и бегающих стайками молодых девочек. Немало было гейских парочек. Но самое главное - все наги, как говорят у нас в Баку, "анадан гялмя лют" (в чем мать родила). На фоне всего этого я смотрелся в своих  американских плавательных шортах, как будто одетым в фуфайку.  

Друг поддержал меня: "Не бери в голову, ты турист, у тебя свой менталитет, они на тебя и не смотрят. Я до сих пор раздеваюсь не сразу, а постепенно, ты тоже через какое-то время все снимешь".

Я почти не слышал его, у меня, кавказского человека, при виде стольких голых представительниц прекрасного пола было отключено восприятие звука, я только смотрел и получал удовольствие. Я бывший спортсмен, и для меня ничего не стоит раздеться. Те, кто был спортсменом, поймут меня. И чтобы не смотреться смешно, я снял свою “фуфайку” и сразу же стал одним из них.

Посидев в разных минеральных бассейнах по десять минут, мы начали разгуливать по бане. Как говорят у нас, людей посмотреть и себя показать. Все кругом было в мягком тумане от паров бассейна. Дверь парной распахнулась, вышли две молодые девочки, красные, как раки.

Мой друг пригласил: "Давай зайдем попаримся".

Мы открыли дверь, оттуда дохнуло жаром. Внутри было полно народу, все перемешку. Мы нашли место на третьем этаже, к нам подсели молодые женщины с красивыми накаченными телами. Сидели очень плотно, касаясь бедрами нас. Через пять минут я не выдержал, поднял друга: "Очень жарко".

Когда вышли, я спросил: "Ты чего привел меня в этот рай для глаз, убить хочешь? С одной стороны, душно, с другой - эти бабы с прекрасными формами, я думал, что взорвусь".

Мы нашли менее горячую сауну, и народу там было немного. Присев на второй ярус, мой друг начал размышлять о жизни немецкого народа, о его любви к традициям и открытости  новому. А я в этот момент вспоминал, как в детстве ходил в общественную баню.

Наша семья жила в одном из поселков Баку, который, как и все пригороды, был многонациональным. Нашими соседями были русские, лезгины, армяне, молокане, татары, даже немцы были. Все жили дружно, делились радостью и горем. Я помню, как папа, получив премию, купил телевизор. Телевизоры только появились, ни у кого во дворе их не было. Летом, как темнело, отец открывал окно и поворачивал экран к улице. Все соседи, прихватив свои табуретки, скамейки, семечки, бутерброды, собирались у окна, всем колхозом ели, грызли и смотрели советские фильмы, наслаждались пением карабахского соловья Хана Шушинского. Дружно болели за “Нефтчи”, радовались победам, переживали проигрыши. Когда телевизор портился, а портился он часто, все, как одна семья, скидывались на ремонт.

А какие свадьбы были! Прямо дома у жениха, прекрасные, вкусные, и когда напивались, все пели хором. Я люблю те 50-е годы, потому что люди были другими, искренними, не испорченными, невзирая на нелегкую жизнь.

В поселке была единственная баня, в которую ходили все. Мало кто имел собственную баню, да и не получал наслаждение в каменном мешке. А в общественной было хорошо натоплено, просторно, весело, всегда можно было попросить потереть спинку, там взрослые женщины выбирали своим сыновьям будущую невесту, а иногда на месте договаривались с ее матерью или тетей и сосватывали ее.

В бане были мужские и женские дни. Почти всегда была очередь помытся. Я помню себя лет с трех. Мама купала меня раза 2-3 в день дома или в саду, но частенько отправляла в баню с папой или с кем-нибудь из соседок. Я хорошо помню, как соседки тетя Валя и Шамама хала купали меня в этой поселковой бане. К тому времени им обеим было по 22-23 года, но для меня они были тетями.

Я мало что помню из истории моего посещения женской бани, разве что голые тела, большие сиски, гогот и визг женщин, грохот тазиков, в которые набирали воду. Еще помню, как брат, на 13 лет старше, очень долго допрашивал меня: "Гагаш, что видел в бане? Кто был там? Какие мямяшки (груди) у тети Вали? Задницу Шамамы халы видел?" Много-много вопросов, а зачем он был так заинтересован, я не понимал.  Мне не нравились сиськи ни у Вали, ни у Шамамы халы - маленькие и невыразительные. Для меня как для ребенка, недавно отделившегося от груди, были интересны необъятные дойки женщин. Когда я пристально смотрел на сисястых баб, они обращались к моим сопровождающим с возмущением, что я “не так” смотрю на них, называли меня "испорченным ребенком”, просили не приводить в женскую баню, так как я смотрел на них “непристойно”. Шамама хала отвечал им резко: "Что, девственности лишишься? Иди мечтай дальше, дура!"

Помню, у Вали спрашивали: "А почему твой ребенок такой чернобровый, он не похож на Алексея (муж Вали). Что, сучка, нагуляла с Мамедом? (это сосед)"

Валя, смеясь, отвечала: "Да он у меня после молодежного фестиваля, подарок горячей любви!"

Постепенно я рос, и мне дорога в женскую баню была закрыта, а жаль, сколько всего я мог бы вам понарассказать!

Здание бани было очень старым, все рушилось от влаги и сырости. Как рассказывала Шамама хала, однажды, когда я был с ней, в бане потух свет, что застало всех врасплох. Нас предупредили: "Дядя Витя сейчас придет и починит". Никто не удивлялся, дядя Витя был мастером на все руки, всех уже не по разу видел голыми, ему важней был портвейн Агдам, чем голые бабы, тем не менее, все прикрывались тазиками, а некоторые забегали в парную. Когда дядя Витя зашел в помещение с плоским фонарем на шее, громко крикнул: "А ну, все прикрыли ежиков, а то мне страшно!"

Все захихикали, некоторые заголосили: "Аааа, бу ки кишидир! Вахсей ерим билсе, евим йыхылды!” (Оййй, это же мужик, если муж узнает, моя семья разрушится)  Дядя Витя громко отшучивался на азербайджанском: "Биз демярик, дюздю, гызлар?” (а мы не скажем, правда, девочки?)

Он поднялся на табуретку и начал чинить электролинию, закончив в одном отсеке, переходил в другой. Одна молодая женщина по нескольку раз заходила и выходила из парной, и каждый раз: "Ой, дядя Витя, отвернись!", "Ой, дядя Витя, не смотри!". Туда-сюда, никак не угомонится. Заведующая баней Зинка, любительница крепких выражений и соленых шуток, открыв дверь бани, громко крикнула: "Да ты не старайся, доченька, у дядя Вити давно колодец засох".

Дядя Витя забубнил: "Это у тебя колодец, а у меня журавель, дура".

Зинка, уперев руки в бедра и подняв бровь: "Ты, Витя, за базаром следи, а то я твой журавель быстренько выдерну и пристрою тебе в задницу!"

Зинаида Федоровна, сибирская красавица, в сталинские времена 10 лет провела в ссылке, где познакомилась с нашим земляком. У них были три дочери. Очень яркие, высокие, ершистые, острые на язык, они сексуально терроризировали всех мужиков нашего поселка. С младшей из них встречался мой брат, и она любила его без памяти. Ее звали Рая, и она всегда говорила моему брату: "Если загуляешь на стороне, то заранее копай могилу на кладбище - грохну!"

Брат брал меня с собой на свидания, когда я был нужен ему. В тот период он водил меня к Райке домой, чтоб я отвлекал бабушку. Они резвились в спальне, а я не мог понять, почему я должен проводить время с этой глухой старухой, а он отдельно с Раей. Но меня подкупал один большой плюс: бабуля кормила меня вкусными сибирскими пельменями, ватрушками, пирожками с капустой или картошкой. Даже мама заметила, что я начал почему-то поправляться. Зинаида Федоровна называла моего брата щеголь-красавчик.

Все было так давно, от воспоминаний меня даже начала душить тоска. Я много дал бы, чтобы вернутся в те дни.

Мои воспоминания сбила молодая особа, вошедшая в парную. Она была необычайно хороша, мой взгляд ласкал ее обтекаемые формы, пока она шла прямо на нас. У нее на лице появилась улыбка, и вдруг она на русском языке поздоровалась с моим другом. Он не ожидал видеть эту юную особу в бане и оттого быстро прикрыл руками свое хозяйство.

Я пошутил: "Ты осторожно, - показывая на его судорожно зажатый кулак, - не гранат выжимаешь, расслабься".

Он: "Давай выйдем".

Я: "Что, хочешь ей показать свою дряблую задницу? Лучше пусть она уйдет, а мы будем наслаждаться прекрасными молодыми булками".

Он согласился со мной. Они немного пообщались, девушка попрощалась и медленно пошла к выходу. Я любовался изящным изгибом спины, мягко переходящим в линию, разделяющую прекрасные персики, которые, приятно покачиваясь, отдалялись в облако пара, в никуда. Фантастическое зрелище!  И я был прав, лучше она, чем мы. У меня даже настроение поднялось.

Пора было уходить из бани, и минут через 15 мы уже утоляли жажду холодным баварским пивом. Да, немецкое пиво со свиными сардельками и горчицей - это что-то! Мой друг рассказал о незнакомке, которая его заставила собрать в охапку свое добро. Оказалось, она была дочерью его русского друга, с которым он знаком 15 лет. Девушка выросла на его глазах, и ему было неудобно предстать перед ней голым. Я отметил, что ее как-то ничто из перечисленного не смутило.

Я попросил друга не обижаться, но оставшиеся двое суток буду жить в отеле. Друг, конечно, обиделся и пообещал выкинуть кошку на улицу, если я не пойду к нему. Мы долго спорили, но мое решение было непоколебимо. Я просто хотел обнять подушку и мирно поспать. А днем я свободен, мы можем проводить время вместе.

Взяв номер в отеле, мы пошли к нему домой. До вечера я был у них, кошка крутилась рядом со мной и все время норовила запрыгнуть мне на колени, но я не позволял. К вечеру я покидал все свои вещички в чемодан и собрался уходить. Фрау Ирма была недовольна тем, что я буду жить в отеле, просила меня отказаться от этой идеи. Но я не хотел провести еще одну ночь, отбиваясь от домоганий озабоченной кошки. И без того после бани я едва держался на ногах. Чтобы надеть обувь, я буквально рухнул всей своей тяжестью в кресло. Подо мной что-то с хрустом вякнуло, я не понял, что это было, приподнялся поглядеть, ведь кресло было пустым. Неужели я не увидел какую-то игрушку? Но оказалась, что кошка по своей глупости в тот момент, когда я садился в кресло, прыгнула под меня. Кошка не двигалась... Она была мертва... Я не знал, что делать. Искусственное дыхание или массаж сердца? Но даже если я умел бы делать все это, было поздно: я сломал позвоночник кошке, всей тяжестью опустившись на нее. Ирма в растерянности села на пол. Мы все молчали, для нас произошедшее было шоком. Никто не произносил ни звука. Я убил это несчастное животное! Так хорошо начавшийся день закончился так трагически.

Я еще часа три сидел у друга, он успокаивал меня: “Такая судьба у этой кошки, ты не виноват. Это наша вина, давно надо было стерилизовать ее. Но увы, случившееся уже не изменишь. К Ирме не подходи, она в катастрофическом состоянии. Иди в отель и забудь, что произошло”.

Он помог мне вынести чемоданы и обещал завтра зайти ко мне. Я сел в такси и попросил покатать меня по городу, хотелось забыть все, но увы, не получалось. Хотелось открутить назад время и спасти несчастную кошку. Перед глазами стояло растерянное, застывшее лицо Ирмы.

Только приехав домой в Баку, я постепенно начал отходить от этой истории. Страх повторения несчастного случая остался в моем сознании, и я больше не завожу никакой живности. Когда  друг приезжает в Баку, мы не вспоминаем об этом случае. А встречи с фрау Ирмой я избегаю. Для нее я просто убийца, хотя и не виноват.

Друзья, которые знают эту историю, в шутку называют меня  “кайфоломщик”.