Игорь Абросимов. Частная жизнь бакинской семьи: послевоенные тревоги и надежды. 7. (Из воспоминаний)

7.

Со второго или с третьего класса я уже внимательно читал газеты, начав с «Пионерской правды». Но вскоре мой интерес распространился на статьи «Бакинского рабочего» и даже «Литературной газеты», которые мы регулярно выписывали.

Поэтому тогдашние политические события в стране и события частной жизни нашей семьи в какой-то мере соединяются сегодня в моих воспоминаниях.

Да и не могло быть по-иному в тоталитарной стране, где идеологизированная власть проникала везде, во все сферы жизни каждого человека.

Борьба за выполнение послевоенной пятилетки по восстановлению разрушенного хозяйства, а тогда все проходило под флагом борьбы, нацеливалась на быстрейшее укрепление потенциала страны в ожидании скорого столкновения с мировым империализмом.

Об этом писали все газеты, даже «Пионерская правда».

Помню, как в дни торжеств, посвященных тридцатилетию Октябрьской революции, в ноябре 1947 года, Молотов заявил в Москве, что секрета атомной бомбы уже не существует и намекнул, что Советскому Союзу есть чем ответить на атомный шантаж американцев.

Юбилей празновался торжественно, центр нашего города ввиду парада и демонстрации был оцеплен милицией и войсками, из уличных репродукторов гремела музыка.

Правительственная трибуна находилась на площади Петрова, войска и колонны демонстрантов шли по Набережной.

Позднее площадь застроили зданием музея Ленина, правительственную трибуну снесли, а праздничные парады и демонстрации с начала 50-ых годов стали проходить на площади перед Домом правительства.

Вечером состоялся салют с фейерверком, зенитные пушки располагались, как обычно, на приморском бульваре, возле «Азнефти». Перекрещенные прожекторные лучи высвечивали на небе огромную римскую цифру XXX.

Все поняли заявление Молотова так, что у нас уже есть атомная бомба, но об этом прямо не говорится из соображений то ли высокой политики, то ли секретности. Ведь все и вся в те годы было секретным, особенно в военных делах. Потенциальный противник должен был столкнуться с неприятными для себя вещами неожиданно.

Только через два года, в 1949-ом, о наличии атомного оружия заявили прямо. Тогда важные сообщения публиковались под заголовком «Заявление ТАСС» или «Сообщение ТАСС» и начинались словами: «Из осведомленных источников стало известно...». Заканчивался материал обычно короткой, но многозначительной фразой, подводящей итог и делающей однозначный вывод из сказанного. Фраза эта также всегда начиналась стандартными словами: «ТАСС уполномочен заявить...»

К тому времени атомное оружие уже реально существовало, и объявление об этом само по себе явилось эффективным сдерживающим фактором. Руководители обеих сторон поняли, что грозит миру, начнись полномасштабная война.

Кстати, о сдерживающем значении атомного оружия говорил позднее и академик А. Сахаров. В одном из интервью в 80-ые годы он убежденно заявил, что только наличие бомбы у Советского Союза не позволило развязать третью мировую войну. Поэтому, подчеркивал Сахаров, он не только не жалеет, что совместно со своими коллегами принимал участие в создании ядерной бомбы, но и гордиться этим.

Везде, и на страницах газет, и на агитационных плакатах, и на уличных транспорантах, можно было прочесть в те годы невразумительное высказывание Сталина, которое я помню до сих пор дословно, настолько крепко было оно вбито в наши головы: «Мир будет сохранен и упрочен, если народы возьмут дело сохранения мира в свои руки и будут отстаивать его до конца».

В народе ходил и анекдот: «Войны не будет, однако, ожидается такая борьба за мир, после которой камня на камне не останется». И этот анекдот не боялись рассказывать, хотя от политического анекдота людей отучили уже давно.

Большинство не верило или верило очень слабо, что обойдется без большой войны.

Игорь Авдеев, мой двоюродный брат, приехав домой в отпуск после окончания военно-морского училища, твердо и однозначно, повторяя то, о чем ему неоднократно рассказывали, с уверенностью посвещенного в секретные дела и планы, говорил о начале мировой войны в ближайшие три-четыре года. И о том, что война даже теоретически неизбежна.

Армию (и не только армию!) воспитывали в таком духе многие годы. Даже в хрущевские времена, вернувшись со срочной службы, которая прошла у него в воздушно-десантных войсках, мой сосед Вика Трояновский также уверенно предсказывал неизбежность войны. Он рассказывал о том, как относятся к войне в армии и о том, что все разговоры о мире ведутся только «на гражданке» и лишь для отвода глаз. А ведь это, повторяю, происходило уже в потеплевшие хрущевские времена!

Надо отметить, что большинство считало, во всяком случае говорило, -«поджигателями войны» являются, конечно же, Соединенные Штаты, а наша страна стремится только к миру.

Незамысловатые трюки партийной пропаганды находили понимание и давали свои плоды. А заключались эти трюки в утверждениях, будто страна, которая взялась за строительство гигантских электростанций на Волге, оросительных каналов в пустынных и засушливых степях, которая закладывает невиданные по протяженности лесные полосы, дабы защитить свои поля от суховеев, такая страна, занятая строительством материальной базы коммунизма, не может быть агрессором, не может развязать разрушительную войну. Иначе зачем ей понадобилось вести подобное мирное строительство?

Миллионными тиражами репродуцировалось известное в те годы полотно официального художника Шурпина «Утро нашей Родины». На картине товарищ Сталин остановился у края бескрайнего пшеничного поля, через которое шагнули опоры высоковольтной линии, и с мудрой улыбкой, скрытой в усах, смотрел вдаль. Там уже видны были ему, великому, очертания мирного, обильного и счастливого коммунистического завтра.

Напротив, страны Запада, по утверждению той же пропаганды, всеми силами стремяться к войне, так как капиталисты постоянно наживаются на гонке вооружений .

Книга американской журналистки-перебежчицы Анабеллы Бюкар, ставшей советской гражданкой, «Правда об американских дипломатах» была выпущена массовым тиражом и неоднократно переиздавалась.

В ней объяснялись причины агрессивности Америки непреодолимыми стремлениями имущих классов к обогащению.

Указывалось также, что большинство американцев поддерживает такую политику, так как свертыване гонки вооружений приведет якобы к росту безработицы и масштабному кризису. А этого американский обыватель боится больше всего. Таким образом однозначно определялся виновник послевоенного противостояния.

Утверждения Бюкар повсеместно и постоянно цитировались.

Наглядно и предметно пригвоздить к позорному столбу поджигателей новой войны призвана была политическая карикатура, которая получила в те годы очень широкое распространение.

В газетах и журналах помещались произведения популярных Куркрыниксов,

Б. Ефимова, Ю. Ганфа, на которых Трумен, Брэдли, Этли, Эйзенхауэр и прочие политические и военные деятели Запада до предела понятно для широких читательских масс изображались непримиримыми и коварными врагами нашей страны.

Одним из популярных персонажей карикатур стал «кровавый палач югославского народа Тито», пузатый карлик с топором в руках.

В местной газете «Бакинский рабочий» тоже очень часто помещались подобные карикатуры, автором которых был Григорий Оганов.

Многие из них сопровождались стихотворными подписями бакинского поэта-сатирика Юрия Фидлера.

Юрия Фидлера часто можно было встретить на бакинских улицах.

Было ему в те годы уже под пятьдесят. Благообразной и представительной внешности, с сединой, он шел всегда неторопливо и важно, раскланиваясь со знакомыми.

Вероятно, Фидлеру приходилось много заниматься домашним хозяйством, поэтому нередко руки его были заняты продуктовой сумкой или сетчатой «авоськой», наполнявшейся по мере обхода магазинов на Торговой: – «Маслопром», продмаг в доме «Бузовнынефть», еще один продмаг, что уже на Корганова, бывшей Мариинской.

В магазин Фидлер входил степенно, сразу обращал на себя всеобщее внимание, неторопливо оглядывал очередь и прилавки, не сразу решая, задержаться ему здесь, либо двинуться дальше.

Иногда, впрочем, он нес кожаную папочку, вероятно, с новыми стихами на злобу дня и баснями, которые регулярно помещал в местных газетах.

Фидлер публиковался в бакинсих газетах еще с начала 20-ых годов, став постоянным автором сатирической «Желонки» и «Бакинского рабочего», а также московских журналов «Смехач» и «Крокодил».

Григория Оганова я никогда не видел и внешне себе не представлял, хотя и знал, что был он значительно моложе своего соавтора-поэта.

Сразу после войны Оганов окончил энергетический факультет Индустриального института и надолго сохранил дружеские отношения со своим однокурсником, моим двоюродным братом Колей Плещуновым.

Когда они оба оказались в Москве, нечастые, но регулярные встречи надолго оставались у них правилом.

Приглашенный на работу в редакцию «Комсомольской правды», Оганов не только помещал там свои рисунки, но и выступал как журналист-публицист по вопросам политики и культуры, а затем стал членом редколлегии и ответственным секретарем газеты.

В 70-ые годы, на одном из семейных праздников в колином доме я познакомился с Огановым. Ко времени нашего знакомства он работал в аппарате ЦК КПСС и занимал довольно высокий пост заведующего сектором радио и телевидения Отдела культуры. По-прежнему в центральных газетах можно было встретить его статьи и рецензии.

Таким образом, мне представился случай в течении всего вечера общаться за семейным столом, в непринужденой обстановке с партийным руководителем, непосредственно проводившим в жизнь официальную идеологическую линию. Благо за столом мы сидели по соседству, а потом ехали вместе домой в полупустом вагоне метро. По случаю позднего времени служебной машины в его распоряжении не оказалось...

Сразу бросалось в глаза, что Григорий Оганов был высокопоставленным номенклатурщиком «с человеческим лицом», обладавшим широким кругозором и конкретными знаниями в самых разных областях культуры и искусства.

Его облик был далек от сложившихся представлений о «бойце идеологического фронта» как об упертом ортодоксе, изрекающем накатанные лозунги.

И таких, кстати, становилось все больше - времена были уже далеки от сталинских, нравы помягчали, при соблюдении определенных правил игры некоторые «вольности» вполне допускались. Более того, узколобый догматизм, хотя и процветал по-прежнему, но не всегда приветствовался. Поэтому Григорий Оганов и оказался востребованным...

Вовлеченный с молодых лет в орбиту официальной политики, он умело направлял нашу беседу в определенное русло так, чтобы показать логику запретительных мер власти в условиях наших реалий.

При этом, не соглашаясь с методами и многими конкретными действиями власти, а было видно, что мой собеседник не склонен принимать все, исходившее сверху, он пытался показать частое отсутствие альтернатив у тех, кто принимает ключевые решения.

Как и многие его единомышленники, Оганов верил, что преодолев отдельные «перегибы», в частности, в культурной политике, мы сможем достигнуть многого, избегнув при этом, негативных особенностей западной жизни. Однако, давал понять Оганов, сделать это весьма непросто - достижению наших целей препятствуют не только партийные ортодоксы, но и объективные причины и тенденции в развитии общества.

Кстати, примерно таких же взглядов на советские реалии придерживался в те времена и другой известный человек, с которым мне пришлось беседовать, и тоже в непринужденной обстановке, за чайным столом.

Искусствовед и философ-марксист Михаил Александрович Лифшиц был уверен, что мелкобуржуазная стихия, склонная к «перегибам» и отступлениям от «подлинного» марксизма, ввергла нашу страну в испытания, связанные с массовым террором и жестоким преследованием всех несогласных. Насаждаемое единомыслие может и должно быть преодолено и заменено сознательным творчеством масс.

И марксистская идеология является единственно верным учением, с опорой на которое общество может реализовать стремление к классическому идеалу и выйти на новые уровни развития.

Михаил Александрович был в ту пору не просто известен, но стал по-настоящему знаменит после появления его статьи «Почему я не модернист?» в «Литературной газете».

В 1966 году и позднее статья вызвала шквал откликов, причем многие из столичной «оттепельной» интеллигенции автора после этого выступления невзлюбили. Звучали сердитые обвинения в догматизме, Лифшица представляли гонителем всего нового, подпевалой самых консервативных кругов в «идеологическом руководстве».

При этом не замечался антитоталитарный, свободный от предвзятости дух этой работы, независимость философа, нашедшая свое выражение в столь парадоксальной памфлетной форме.

Сегодня можно как угодно, даже с иронией, относиться к мировозрению и надеждам весьма достойных людей того времени, взглядам, связанным с социалистическими и марксистскими идеями.

Можно вполне обоснованно не соглашаться с их мнением, с их утверждениями, согласно которым, окончательно освободившись от наследия сталинской эпохи, возможно возродить надежды на достойное будущее страны.

«Дети ХХ съезда», как, впрочем, поначалу и большинство «прорабов перестройки», придерживались именно таких взглядов.

Но тогда, в том историческом контексте, все это представлялось далеким от чего-то утопичного, а тем более, никак не связывалось с личным конформизмом этих людей, склонившихся якобы таким вот особым образом под напором идеологического насилия той непростой эпохи...

Вернемся, однако, к событиям сталинского времени.

...Подробно и на первых полосах ежедневно во всех газетах освещались самые разные стороны бурного роста индустриальной мощи нашей страны, главного и решающего фактора построения коммунизма.

Развернутые статьи и репортажи о строящихся домнах и мартеновских цехах, прокатных станах, гигантских заводских корпусах и химических комплексах соседствовали с материалами о стахановском труде шахтеров, железнодорожников и комбайнеров.

Об этом же писала художественная литература, главным жанром которой стал в те годы «производственный роман». В произведениях советских писателей подробно, во всех деталях описывалась технология производства, а герои под руководством партийных комитетов решали злободневные проблемы повышения производительности труда, совершенствования производства и выполнения государственного плана.

Поэтому все мы неплохо ориентировались в особенностях тогдашнего промышленного и колхозного производства.

Итак, сюжеты типа «СССР на мирной стройке» обыгрывались с размахом. Этот процесс представлялся не только как свидетельство нашего миролюбия, но как основа для невиданного роста нашего благосостояния в самом близком будущем.

Реальным и ощутимым в повседности примером улучшения жизни, подтверждением хозяйственных успехов и свершений, происходящих, несмотря на угрозы со стороны поджигателей войны, подавалось снижение цен.

Цены снижались ежегодно с 1-го марта. Накануне вечером все ожидали сообщения по радио и слушали затем торжественный голос диктора Левитана, который с пафосом перечислял товары и соответствующие проценты снижения их цены.

Манера чтения была выработана и канонизирована еще в передачах приказов Верховного главнокомандующего и победных фронтовых сводок. Любопытно послушать бы сегодня запись глубокого левитановского баса, протяжно, с многозначительными паузами, раскатами и посылом произносящего: «Мы-ыло туа-але-етное и хозя-яйствен-ное (пауза, а затем с восторгом) на 7 процентов!!!»

Несмотря на довольно значительные снижения цен на продукты и товары, иногда на 10 и даже 15 процентов, условия жизни людей почти не менялись. Зарплата была повсеместно заморожена, а самое необходимое бакинцы, к примеру, могли купить только на рынке, где цены вовсе не снижались, а медленно, но ежесезонно росли.

Одновременно с положениями о миролюбии нашей страны пропаганда внедряла в народное сознание известные идеологические положения о том, что социализм неизбежно, повсеместно и непременно революционным путем проложит себе дорогу.

При этом не скрывалось, что наша страна выполнит свой интернациональный долг и поддержит борющийся и страдающий пролетариат капиталистических стран.

Или же (другой вариант), отвечая ударом на коварный удар империалистического агрессора, который остается глух к требованиям здравого смысла и голосам миллионов борцов за мир, советский народ принесет счастье всем трудящимся земли.

В таком контексте можно было встретить высказывания, что рост индустрии необходим для увеличения мощи наших вооруженных сил, что выполнение сталинской пятилетки сделает нас непобедимыми.

Во всех же других случаях экономический рост выставлялся как подтверждение заботы партии об удовлетворении непрерывно растущих материальных и духовных потребностей народа и как свидетельство наших мирных планов.

Над многими противоречиями партийной пропаганды я задумывался еще в детстве, но, конечно, понять самостоятельно что к чему был не в силах.

Ведь обсудить политические вопросы было не с кем, никто не решался на это даже в частной беседе. А большинство и в мыслях своих не могли и не хотели усомниться в безусловной верности установленных партией и правительством, лично товарищем Сталиным взаимоисключающих положений - борьба за мир сохранит мир на планете, но (!) пролетарские массы при нашей военной поддержке свергнут иго капитала во всем мире.

Так что же, война неизбежна? Или остается какая-то надежда на мирное развитие событий, а официальная риторика всего лишь некая дымовая завеса, призванная взбодрить друзей и напугать врагов?

Только во времена Хрущева было официально заявлено, что победа социализма во всем мире, которая, конечно, предопределена заранее, произойдет якобы или, вернее, может произойти в развитых капиталистических странах мирным, парламентским путем.

Народы на примере Советского Союза поймут, какие блага несет им новый строй и проголосуют на выборах за коммунистические и рабочие партии. После этого коммунистам останется мирными реформами, которые также являются одной из форм классовой борьбы (классовая борьба ни в коем случае не отменяется!), установить социалистические порядки.

Отсюда следует - неизбежности военного столкновения двух систем не существует. Такой вот диалектический поворот на 180°, демонстрирующий всесильность Учения, его способность научно определить и заранее предсказать пути мирового развития!

Но поворот произошел только во времена Хрущева... Тогда же, в сталинские послевоенные годы, все жили в ожидании неизбежного столкновения в ближайшем будущем.

Всенародная, как тогда говорили, преданность и любовь к товарищу Сталину, с обязательным публичным их выражением, достигли в те годы фантастических масштабов.

Корыстный энтузиазм перехлестывал все мыслимые границы. Официальное упоминание имени вождя должно было сопровождаться титулом, включавшим в себя такие слова как «вождь и учитель», «отец народов», «гениальный кормчий революции», «великий полководец», «светоч всего прогрессивного человечества», «корифей науки».

Последняя характеристика особенно возмущала папу, что мне, сознательному пионеру, надо признаться, не всегда нравилось.

Будучи практическим инженером, которому не пришлось заниматься научным поиском, папа относился к науке с большим почтением и звание корифея науки, присвоенное Сталину, воспринимал, по меньшей мере, как святотатство. В последние годы к титулу вождя были прибавлены слова, как бы замыкавшие длинный хвалебный ряд, - «знаменосец мира во всем мире».

Помню, как тетя Ангелина с удивлением и растеренностью рассказывала маме о содержании хроникального фильма про Всемирный конгресс сторонников мира в Париже. Тысячи людей в громадном зале, стоя, хлопали и в такт скандировали: «Ста-лин! - Ста-лин!...» И это продолжалось не минуту, не две, а долго - долго.

Тетю поразило, что действие происходило не у нас, где все можно организовать, а в Париже, где устроить такую демонстрацию по приказу никак невозможно.

Но не только принуждение служило, зачастую, орудием советской системы. Подлинная вера и энтузиазм свободных и независимых людей, направленные в нужное русло, также способствовали ее победным триумфам...

Даже в частных разговорах при упоминании имени Сталина следовало говорить либо «наш вождь», либо, в крайнем случае, «товарищ Сталин» или «Иосиф Виссарионович Сталин», но никак не просто «Сталин».

От всех требовалось не только демонстрировать свою любовь и преданность, но и искренне любить дорогого вождя.

Какие-то нюансы в поведении человека, показывающие, что он не вполне искренен в своих чувствах, могли привести к неприятным последствиям.

То же самое всегда требовалось, кстати, и по отношению к вере в идеи социализма и коммунизма вообще. Верить требовалось только самым искренним образом.

Упоминание имени вождя в докладе или выступлении тут же вызывало аплодисменты аудитории. Выступавший замолкал или специально делал после имени Сталина многозначительную паузу, чтобы аплодисменты обязательно последовали, и старательно аплодировал вместе со всеми.

Иногда перерыв затягивался, все вставали и хлопали уже стоя. Тут многое зависело от председателя или самого высокого начальника на данном сборище, зависело от того, когда он находил в себе смелость закончить аплодировать и занять свое место. Только после этого остальные решались сделать то же самое, и выступавший мог продолжить.

Часто во время аплодисментов наиболее рьяные, а вероятнее всего специально выделенные активисты, выкрикивали лозунги и здравицы в честь вождя, что вызывало новый прилив рукоплесканий и ответные крики «ура-а-а!!!». В газетных отчетах происходившее комментировалось следующим образом: «Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию, все встают. Звучат здравицы в честь великого вождя и учителя товарища Сталина».

Кстати, публика в кинозале во время показа хроники в выпусках киножурнала «Новости дня», который неизменно демонстрировался перед началом каждого киносеанса, почти всякий раз подхватывала аплодисменты, звучавшие с экрана.

Демонстрации любви и преданности происходили и в каждом небольшом учреждении, в каждой школе.

На пионерских линейках в нашей 160-ой школе, а позже на торжественных собраниях старшеклассников, посвященных годовщине Октябрьской революции или празднику Первого мая, начинала и заканчивала аплодировать при упоминании имени вождя сама директор Нина Константиновна Березина. Она же, обычно не доверяя столь ответственного дела кому-то другому, выступала с речью, где всегда особо подчеркивала роль и значение товарища Сталина, его неутомимой деятельности в жизни каждого из нас.

Так было принято, иначе школа и ее директор показались бы белыми воронами, что являлось крайне опасным в те годы.

Но стоит добавить, Нина Константиновна произносила положенные слова впрлне искренне, в чем не была одинока...

Благодаря старой закалке моих родителей, у нас в семье никогда не утверждались советские идеологические догмы, тем более, никогда не произносились хвалебные слова в адрес Сталина. И мне, порой, казалось, что здравицы в честь вождя есть нечто отделенное от частной жизни, необходимое лишь в официальной обстановке.

С удивлением я убеждался иногда, что это совсем не так. Люди, так всегда подвластные и времени, и обстоятельствам, не могли не быть вовлечены в эту не во всем сегодня понятную игру. Постепенно многие приходили к искренней вере в гениальность Сталина, испытывали к нему чувства любви и безусловной преданности.

Трудно судить, а тем более, осуждать человека того времени. Трудно сегодня и понять его. Люди разной судьбы, разного воспитания, разного уровня и особенностей образованности, наконец, относились к вождю по-разному.

Были среди них и такие, кто чувствовали к нему искреннюю и глубокую признательность и любовь...

Как-то в праздничный майский день мама и тетя повели меня в «Крепость», чтобы показать совершенно в те годы нетронутый старый город, узкие, грязные и запущенные азиатские улочки и тупики, старинные мечети и караван-сараи, а также главную его достопримечательность - Дворец ширваншахов, или, как обычно говорили тогда бакинцы, Ханский дворец.

Жил в крайне неблагоустроенной «Крепости» самый простой народ, в подавляющем большинстве азербайджанцы. Не могу забыть, как в каком-то узком переулке я случайно заглянул в распахнутое окно и увидел в комнате русскую семью, сидевшую за праздничным столом.

Мужчина с рюмкой в руке произносил хвалебный тост о Сталине. Прославляя Сталина, он употреблял слова из газеты и радиопередачи.

За скромным семейным столом слышать и видеть такое мне не приходилось никогда и нигде. Мужчина говорил долго, а я стоял у самого окна и подсматривал, наблюдал незнакомую мне сторону жизни.

Когда тост закончился, взрослые встали и начали взволнованно чокаться, а девочка моих лет захлопала в ладоши, высоко подняв руки.

Небывалыми торжествами отмечено было в декабре 1949 года семидесятилетие Сталина. За некоторое время до этого события в Баку появились фотографии большого формата с изображением уникального ковра ручной работы, изготовленного азербайджанскими ковроделами в подарок любимому вождю. Фотография ковра была в то время в Баку довольно широко распространена, хотя и не продавалась в магазинах.

Ковер изготовили гигантский, площадью более ста квадратных метров.

В центре - парадный портрет Сталина в полный рост в форме генералиссимуса, по бокам, в десятке медальонов, - жанровые сцены, отобразившие жизненный путь вождя и учителя, а вся остальная площадь была покрыта традиционным ковровым орнаментом.

Из особых нитей с использованием шелковой пряжи ковер этот по эскизам художников, одобренным «наверху», многие месяцы изготавливали десятки лучших ковроткачих.

Создатели, вероятно, тешили себя надеждой, что их уникальное произведение на десятилетия, если не на века, украсит зал какого-то известного общественного центра и труд их навечно войдет в историю коврового искусства. Однако, провисев год в одном из музеев подарков Сталину в Москве, никому уже после смерти вождя не нужный, он был возвращен в Баку, где недолго экспонировался в музее Ленина.

Там я его и увидел перед тем, как гигантский ковер куда-то бесследно сгинул.

Юбилейные торжества проходили по всей стране. В Баку торжественное заседание состоялось в Театре оперы и балета.

Надо заметить, что в 40-ые годы в Баку не было достаточно большого зала для проведения крупных общественных мероприятий. Для этих целей всегда использовался Театр оперы и балета. По крайней мере два раза в год, перед праздниками Октября и Первого мая, Торговую улицу перед театром по этому случаю перегораживали наряды милиции.

Запомнилось, что возвращаясь из школы домой, а учился наш класс почему-то всегда во вторую смену, мы делали крюк, безуспешно пытаясь предварительно доказать милиционерам, что живем как раз в доме возле театра.

Иногда хитрость удавалась...

Нашей школе «выпала честь» принять участие в коллективном действе, состоявшемся в ходе торжественного заседания, когда на сцену театра под музыку вышли несколько сот мальчиков и девочек в красных галстуках, с цветами и воздушными шариками в руках, которые хором приветствовали лучшего друга всех детей планеты.

Я в этот период болел и в школу не ходил, поэтому во всем этом не участвовал и всего этого не видел. Но мои товарищи рассказывали, какое несметное количество участников поздравлений и приветствий, помимо пионерской массовки, собрали тогда в театре.

На сцену выходили сотни хористов и танцовщиков в национальных одеждах, которых сменяли военные ансамбли песни и пляски, спортивно-гимнастические коллективы, кардебалет театра, курсанты-моряки со знаменами, горнами и барабанами... Мать моего одноклассника Гоги Готаняна, неприменный член родительского комитета школы, сопровождавшая наших ребят, пробовала возмутиться тем, что всех заставили раздеться в помещении хореографического училища, которое размещалось метрах в двухстах от входа театр, и в одних рубашках повели по улице.

«Товарищ Сталин не разрешил бы вам так относиться к нашим детям,» - с негодованием говорила Сусанна Павловна распорядителям, когда мои одноклассники вместе с другими школьниками толпились на улице, на холодном ветру, у служебного входа в театр.

На ее слова, конечно, внимания не обратили, а Сусанну Павловну как постороннюю даже не пропустили внутрь...

Далек от мысли обвинять всех, кто своими действиями и словами поддерживал в те годы культ вождя, говорить об аморализие их поведения либо о некой умственной ограниченности. Более того, хочется особо отметить, что среди них были и люди вполне достойные.

Поэтому рассказ о тех временах, несмотря на отсутствие неизвестных доселе исторических фактов, весьма по-моему поучителен.

Можно еще раз поразмыслить над тем, насколько самостоятельно и независимо от окружающих влияний формируются взгляды человека и его отношение к жизни, определяются поведение и ценностные пристрастия.

Убедиться, насколько велика на самом деле эта зависимость, а также подумать о том, так уж сильно изменились мы сегодня.

Разве всегда самостоятельно и свободно формируем мы свою точку зрения, а не думаем так, как предписывает нам наше окружение, господствующие сегодня стреотипы и клише?

Сталинская эпоха уникальна для всевозможных заключений и выводов по поводу духовной жизни и мировозрения человека.

Ведь нигде и никогда единомыслие не достигало такого уровня, как в нашей стране в 40-ых и в начале 50-ых годов, нигде и никогда человек в своих сомнениях не оставался наедине с самим собой, так как просто боялся поделиться своими сомнениями и не расчитывал ничего услышать в ответ из-за такой же боязни собеседника.

Поэтому нигде и никогда не заставляла жизнь разных и непохожих людей с такой неотвратимостью быть похожими друг на друга, быть такими, какими предписывалось им всем быть.

Идея «морально-политического единства общества» как важнейшая составляющая официальной доктрины была реализована к тому времени в максимальной степени, создавая, по убеждению властей, основу стабильности и устойчивости общества и государства.

Как только обстановка чуть-чуть изменилась, сразу же проявились мыслящие и, главное, говорящие по-иному. Не много таких людей было, особенно поначалу. Но в их окружении некоторые товарищи их и друзья на глазах становились разными, формируя свои индивидуальные ценностные предпочтения. Не всегда было такое вполне безопасно, тем более представлялось безопасным после эпохи всеобщего единомыслия, но постепенно оказывалось уже вполне возможным.

Более свободное общение и обсуждения самого разного, неосознанные поиски единомышленников и, как следствие, конец раздумий и решений в одиночку, положили конец режиму, который был назван позднее сталинизмом.

Во всяком случае, и тогда, и позже многие прониклись убеждением, что именно поэтому верхи не смогли управлять, используя прежние методы, и власть вынуждена была стать более лояльной к своим гражданам...

http://www.baku.ru/blg-list.php?s=1&blg_id=3&id=54756&cmm_id=276&usp_id=0