Александру Цфасману в эти дни исполнилось бы 100 лет

ЖОНГЛЕР ЗА РОЯЛЕМ

Николай Долгополов Trud.ru № 233 за 15.12.2006



Долгие годы я, тогда совсем еще мальчишка, был соседом дяди Саши по даче в Ново-Дарьино. Иногда по утрам около деревянного дома Александра Наумовича останавливались автобусы, случалось и грузовички, набитые молодыми людьми, которые начинали скандировать: "Са-ша Цфас-ман, вы-хо-ди!" И седой, невысокий человек не выходил, а выбегал к ним в своих неизменных, непривычных для середины 60-х коричневых шортах. Здоровался, пожимал всем руки, а потом машины подъезжали ближе к дому, он садился за рояль на террасе и начинал играть джаз. Начинал всегда с самой знаменитой своей вещи - с "Несостоявшегося свидания", заканчивал неизменно Гершвином. Он вообще считал, что настоящий джаз закончился именно на Гершвине, а все остальное - лишь более или менее удачные его интерпретации.

Не забудем, что джаз в советские времена общественного признания не получил. Цфасман никогда не жаловался, не сетовал на судьбу, иногда лишь подшучивая над нелюбовью начальников от культуры к "этой буржуазной музыке", повторяя: "Разве можно не любить джаз, розы и блондинок?" Уже в студенческие годы я, как-то набравшись наглости, спросил его: "Дядя Саша, а почему вы мало упражняетесь за роялем?" Он воспринял мой вопрос неожиданно серьезно: "Знаешь, как это у нас - тут уж дано или не дано. Кому Бог дал играть, тот играет. А репетировать? Ну часом больше, двумя меньше..."

По-моему, он репетировал "двумя меньше". Но природный талант был таков, что выпускник Консерватории Александр Цфасман до сих пор почитается в своей джазовой среде не только великолепным композитором, но и гениальным - легким и понятным - исполнителем. Не случайно сейчас, годы спустя после его смерти холодной зимой 1971-го, к творчеству недооцененного музыковедами композитора проснулся интерес. Впрочем, он всегда иронически относился к славе. У него были свои увлечения.

Одно из первых впечатлений моего здорового деревенского детства: знаменитый композитор с неизменным ведром и тележкой, собирающий навоз на широких рублевских пастбищах. Аккуратнейше сгребал коровье "золото" и тащил на участок. Его длинные пальцы пианиста буквально разминали каждый кусочек и так хорошо разрыхленной земли. Мой отец на правах друга упрекал его: "Поберегите руки, садоводов много, но кто будет играть джаз?" Он только смеялся: "Какие Гершвин и Цфасман, когда есть такие розы. Ну загляните, красавицы ждут". И семейная экскурсия по розарию длилась чуть не час. Александр Наумович выращивал такие розы, что ученые, приезжавшие из всяких знаменитых питомников, только диву давались. "Эту мне подарила Агния Барто (поэтесса жила по соседству. - Н.Д.), эту увидел во время гастролей. А вот - бархатная - это из сада английской королевы..."

В те годы цветник казался, да и был на самом деле настоящим волшебством. Иногда кое-что перепадало и нам, соседям. Но розы почему-то не приживались. Дядя Саша хмурился, повторял: "Ну я же объяснял тебе, тут уж дано или не дано..." А ему, талантливому, давалось все. Он великолепно играл в теннис, гонял на своей серебристой "Волге" на Николину гору, на корты и особенно гордился спортивными победами над академиком Понтекорво и чемпионкой довоенных лет Ниной Лео.

В футбол бывший игрок команды "Стрелы" из Горького Цфасман играл великолепно. Жонглировал мячом с каким-то артистизмом и отдавал очень точные пасы, всегда прорываясь по любимому правому краю. Фанатичный болельщик "Динамо", он дружил с Яшиным и Царевым, а на дачу приглашал популярных тогда Короленкова, Фадеева... Мы не раз, разделившись на команды, играли вот в таком составе - Цфасман, Аркадий Арканов, Дмитрий Горин плюс кто-то из знаменитых динамовцев против Царева и нас, мальчишек. Однажды дядя Саша схлопотал удар по лодыжке. Закончилось это гипсом и отменой гастролей. Он шутил: ваша, ребята, грубость обошлась стране очень дорого, мне ведь платят такие огромные больничные.

Ушел он мгновенно: перевозили из одной больницы в другую - вдруг инфаркт, смерть. Теперь мне видится, что он многое не успел в музыке, не свершил того, что было дано ему природой. Наверное, над ним довлели невостребованность, холодное отношение властей к джазу.