Когда ты видишь чёлн убогий...

Известен синдром под названием "тревожное расстройство личности или уклоняющееся расстройство личности", характеризующийся постоянным стремлением к социальной замкнутости, чувством неполноценности, чрезвычайной чувствительностью к негативным оценкам окружающих и избеганием социального взаимодействия. Судя по всему, для меня в детстве было характерно подобное поведение, правда, за исключением того, что при соответствии всем приведённым выше признакам я страдал не чувством неполноценности, а чувством избыточной переполноценности. Однако в силу социальной замкнутости и избегания социального взаимодействия никому кроме своей бабушки чувство переполноценности я демонстрировать не мог, но и в этом никакой нужды не было, поскольку бабушка считала меня гением. Комплекс моей переполноценности заключался в том, что я не сомневался, что смогу сделать всё, что я захочу: написать роман, профессионально станцевать перед большой аудиторией, написать музыку, нарисовать картину... Словом всё на свете, как я считал, зависело лишь от силы моего желания.

Я ненавидел ходить в детский сад и в школу, практически никогда мне в голову не приходило выступать на собраниях или же задавать вопросы, а горячую любовь ко мне бабушки я нещадно эксплуатировал, регулярно умоляя её разрешить мне не пойти в школу с коллективным нашим с ней придумыванием псевдопричин моих псевдоболезней. Но всё хорошо в своё время. Человеку с тревожным расстройством личности нужно учиться, жениться, детей производить, карьеру делать, деньги зарабатывать... Можно, конечно, заботой и повышенным вниманием сохранить синдром расстройства личности до сорока лет, если сильно постараться и окружить расстроенную личность особыми вниманием и заботой, полностью лишить эту личность каких-либо элементов тревожности. Но, к счастью, бабушка моя была человеком умным и не мешала мне входить в жизнь.

Вошёл я в нормальную жизнь с помощью двух факторов. Первый из них был связан с тем, что я, будучи от природы не лишенным наблюдательности, обратил внимание на то, что девочки, с которыми мне приходилось случайно контактировать, смотрели на меня с повышенной теплотой. Это меня сильно вдохновило на утрату тревожного расстройства. С тех пор моя благодарность женскому полу приобрела черты фундаментальности. Для меня любая женщина выглядит человеком, имевшим прямое отношение к спасению меня от тревожности. Вторым фактором было активное нежелание идти в солдаты, в связи с чем я, не очень, правда, напрягаясь, умудрился поступить на химический факультет бакинского университета при очень большом конкурсе и необходимости получить 28 баллов из 30.

Поступив в университет, я почувствовал себя в окружении свободных и независимых личностей, от которых мне как-то не приходило в голову уклоняться. И тут мой комплекс переполноценности начал работать на всю катушку. Я стал участником университетского ансамбля песни и пляски "Дружба народов", где солировал в русском и грузинском танцах. Вместе с ансамблем я танцевал на всех театральных подмостках города Баку и даже ездил на гастроли в Дагестан. Потом я подбил ребят на исполнение песни "Чемо цицинатела", которую мы пели на три голоса... Словом, меня понесло.

В университете каждый год устраивался конкурс самодеятельности. Различные факультеты выставляли команды участников. За каждый вид выступлений полагался какой-то определённый балл, а условием получения некой минимальной оценки было требование исполнить номер до конца и до этого не уходить со сцены. Не помню, как всё это получилось, но я посчитал почему-то необходимым для конкурса самодеятельности сочинить романс. Я сочинил музыку к стихотворению Адама Мицкевича, которая и по сей день мне очень нравится. И слова романса мне очень нравились:

Когда увидишь челн убогий,
Гонимый грозною волной,
Ты сердце не томи тревогой,
Не застилай глаза слезой!
Давно исчез корабль в тумане,
И уплыла надежда с ним;
Что толку в немощном рыданье,
Когда конец неотвратим?
Нет, лучше, с грозной бурей споря,
Последний миг борьбе отдать,
Чем с отмели глядеть на море
И раны горестно считать.

Мне почему-то казалось, что роман должен быть исполнен баритоном. У моего товарища В. был прекрасный баритон, но не было никакого слуха. Я посоветовался со своей подругой Лилей К. и мы пришли к выводу, что голос главнее, а слух можно внушить долготерпеливой работой. В. согласился стать первым исполнителем моего романса и дело закипело. Мы с Лилей звонили В. домой каждые пол часа и напевали мелодию романса. На переменах В. шёл в актовый зал, где Лиля аккомпонировала В. на рояле, а я пел ему в ухо. Так продолжалось недели две и в конце концов мы оба с Лилей пришли к выводу, что человека можно выпускать на сцену. После музыкального вступления, он точно улавливал момент начала пения, вполне прилично усвоил мелодию, а голос у него был действительно красивый, бархатный и душевный.

В день выступления мы все трое невероятно волновались. В. дополнительно волновался, поскольку пригласил на просмотр свою невесту, на которой вскоре женился. Она сидела в одном из первых рядов и по её лицу было видно, что она тоже невероятно волнуется. На сцену вышел конферансье и объявил: "Романс "Когда ты видишь чёлн убогий", слова Адама Мицкевича, музыка студента химфака Леонида Андреева, исполняет В., акомпонирует Лиля К." В. подошёл к краю сцены, Лиля села за рояль, проиграла вступление, но В. из-за волнения упустил момент. Тогда Лиля проиграла вступление второй раз, но В. вступил не в том месте. Корректировать своё пение в соответствии с музыкой В. не умел. У него не было и следов музыкального слуха. Дальше происходило что-то неописуемое. В. ревел как верблюд, подражающий гиппопотаму. Он запомнил, что уйти, не заскончив выступление, не имеет права и проревел весь романс от начала до конца.

В. серьёзно хотел свести счёт с жизнью. Невеста делала всё, чтобы вернуть его на твёрдую почву. Мы с Лилей тоже принимали участие в выражении тёплых чувств к обосравшемуся товарищу. Мы с Лилей застенчиво переглядывались, понимая, что Адам Мицкевич не заслужил такого позора. Мой комплекс переполноценности по художественной линии переметнулся на научно-техническую стезю. Больше музыку я не сочинял. Но романс был очень красивым, и я думаю, что не последнюю роль в завершении моей музыкальной карьеры сыграли остаточные явления от тревожного расстройства личности в детстве и ранней юности.