Ужель та самая....Джульетта!

- В Верону мы не поедем, - бесстрастно объявила миланская представительница "самого лучшего туристического сервиса в Америке".
- Но ведь маршрут предусматривает посещение этого города! - пытался я защитить наши права.
- Это вы договаривались в Америке, а здесь Италия, и у нас другие планы,- аргументировала итальянская компаньонка американского бизнеса.
И она была неоспорима права - мы находились в сердце Италии, а потому не подчинялись юрисдикции бруклинской конторы. Я пытался вызвать возмущение у своих сотуристов, но, несмотря на ущемление их интересов, они были пассивны, и никто не присоединился к моему одинокому, среди Италии, гласу. Вот если бы это было участие в защиту российских олигархов с еврейскими фамилиями, то здесь можно было бы всем объединиться. Позже родные янки утешали меня тем, что в Вероне не интересно (?!), и что это просто трата времени, которое нам необходимо для обозрения Милана, куда мы направлялись из Венеции. Но я то, в отличие от евреев "янки", знал, зачем необходимо быть в Вероне. Я решил бороться в одиночку, правда, имея в тылу такой резерв, как моя жена, а она, как нью-джерсийка, могла заменить всю бруклинскую коммьюнити. Когда мы уселись в микроавтобус, я невинно напомнил нашему гиду, что путь-то наш пролегает через всё ту же, Верону, и будет неблагородно проехать мимо неё. Очевидно, итальянскому шоферу, да и гиду, ужасно хотелось остаться в нашей памяти этакими добрыми потомками "папы Карлы", и они, посовещавшись, принимают радикальное решение: ехать в Верону. Группа без особого энтузиазма, но и без противодействия, за что я ей был благодарен, приняла к сведению этот заезд.
И вот, мы стоим на булыжной мостовой времен кровавых столкновений между кланами Монтекки и Капуллетти. Жесткий скрежет шпаг глухо отдается в средневековых заборах, окружающих нас дворов. Теперь Вы осознали, зачем я так стремился сюда? Я хотел выяснить, в чем правда великого Шекспира, воспевшего любовь двух подростков, на которую равняется человечество уже более четырехсот лет. Почему Ромео и Джульетта стали эталоном романтики от юношества до глубокого маразма? В чем секрет этого необычного идеализма? Вопросы чрезвычайно перепутаны историей с вымыслом поэта. Мне отводилось всего несколько часов, чтобы " разрубить Гордиев узел". Но я, отнюдь, не Александр Македонский, решивший эту проблему одним взмахом меча. И потому я решил не "рубить", а "пощупать" факты".
Арена ди Верона - это оперный театр, окаймленный снаружи каменной кладкой, напоминающей композицию римского Колизея - тот же рисунок среза стены. А далее романская церковь Сан-Дзено Маджоре (5- 12 вв.), Палаццо дель Комуне и т. д. пока я вдруг не оказался лицом к лицу самим Алигьери Данте, великим поэтом и основателем итальянского литературного языка. Уроженец Вероны стоял в окружении музыкантов, весело исполнявших современные ритмы. Отдав дань памяти автору "Божественной комедии", мы продолжили экскурсию. Но вот гид предупредил, что мы приближаемся к местной " Мекке" паломничества всех народов, независимо от их религии и философии. Это была та самая Цель, ради которой я стремился приехать в древний город.

Мы вошли в открытую калитку и сразу окунулись в водоворот дворовой суматохи. В небольшом дворике собрались люди разных народов, с преобладающей, как и положено по статистике, восточноазиатской расой. Все взгляды были устремлены к противоположной от ворот стене, которая была испещрена приколотыми записками. Я полагаю, они были одинакового содержания: признания в любви. Ибо в центре перед стеной стояла Она, та самая Джульетта. Худенькая, скромно одетая в бронзовое со складками длинное платьице, она грустно устремила взгляд куда-то мимо людей. Она не хотела их видеть и слышать. И в этом она была права. То, что я увидел, было издевательством над девушкой. Я не мог поверить своим глазам, чтобы мужская половина человечества, распинавшаяся и изощрявшаяся в лиризме к Джульетте, не придумала ничего оригинальней, чем варварский ритуал - извращенно- пошлое хватание её правой девичьей груди. Как могла древнейшая культурная нация во имя привлечения масс туристов придумать этот языческий обряд, который якобы принесет жаждущим обилие и блага любви. И в жертву человеческой наивной глупости приносится единственный нежнейший цветок романтики жестокого средневековья.
Грустно и горько было наблюдать, как жирные, радостные азиаты и "прочие шведы" вставали в очередь в нетерпении жадно зажать маленькую грудь возлюбленной Ромео. Сам он, я думаю, и в помыслах не имел подобного оскорбления любимой. Длительное "употребление" груди отполировало её до золотого блеска. Благодушные лица европейцев и ньюйоркцев ещё более растравляло мою скорбь происходящего. Кипевшая лава гнева должна была вырваться из недр моего сердца, и я уже не сдерживал её. Растолкав окружающую толпу и, нарушив очередность, я прорвался к "Джульетте". Она безучастно посмотрела на меня как на очередного её мучителя. "Одним больше, одним меньше", - промелькнуло в её бронзовых страдальческих глазах.
Азиатская очередь закипела от негодования нарушения честной очередности. Я мельком заметил, что они часто-часто закосили в мою сторону. Это могло означать только одно - готовится моё харакири. Действовать нужно было решительно и немедленно. И хотя всё это проскочило в мгновенье ока, я всё же успел заметить, что и бруклинцы явно не одобряют мой порыв. Но в тот момент все помыслы мои были устремлены на защиту прекрасной мечты - милой Джульетты. В отсутствии храброго Ромео и перебивших друг друга семей Монтекки и Капулетти я взял на себя смелость восстановить девичество поруганной, хоть и в бронзе, чести итальянской дворянки. Я подошел к веронке и, сняв свою неизменную шляпу, сделал ею низкий реверанс. Разумеется, я не прикоснулся к чему- либо, ибо я не хотел осквернить её прикосновением человека, принадлежащего к племени XXI века, которое унизило её средневековое достоинство.
Дворик напряженно замер, затем пробежал неуловимый шелест, и только потом неожиданно раздались аплодисменты. Замелькали разноцветные лица с улыбками одобрения. И тогда я понял, что, к счастью, я был не одинок, что люди сами заковали себя в путы непристойности и что сейчас, хотя бы на мгновение, они сняли их с себя. Защелкали фотоаппараты, в том числе и аппарат догадливой моей Аллы, запечатлевшей для Вас, читатели, реальность этой истории. Я понимал, что следующий приток туристов продолжит осквернение реликвии, но я был горд тем, что мне удалось показать "детям разных народов" иной пример уважения "Мечты".

Посещение "Балкона Джульетты" было также опошлено необходимостью оплаты входа. Поэтому я довольствовался его фотографированием. А главное в этом посещении, я нашел секрет "развязки узла". Да, человечество в данном поступке себя дискредитировало. Следовательно, историческая ценность романтической любви Ромео и Джульетты не является уже критерием для землян, если они сами "залапили" её. Но что тогда осталось ценное для будущей цивилизации? Это сам факт существования произведения гениального поэта всех времен Шекспира. Его лира неповторима, но с ним может сравниться только один человек - его не менее знаменитая тень в лице Бориса Пастернака. Великолепный перевод дает основание заподозрить Пастернака в гениальной русской интерпретации Шекспира. Итак, человечество во всех случаях осталось в выигрыше. Но цивилизация в опасности из-за того, что шекспиры, рембранты и пушкины не спешат возрождаться в наши времена.

Август 2004