Гюльшан Тофиг гызы «Крепкие стены»

Каждый раз мрачнел, как туча, Сейфулла, когда конопатый Сардар заводил речь о своих сыновьях - Игиде, Джа-суре, Горхмазе и Гахрамане.

-    Мой конь надежно подкован на все четыре ноги, и у дома моего крепкие стены, - бахвалился заносчивый Сардар, намекая на своих четырех сыновей. - Когда у мужчины есть сыновья, нет ему горя в этом мире! Будет кому плечи под мой гроб подставить. Сыны и в тяготах подмога, и в старости опора. А пока жив, и стареть не страшно. Роду моему конца не будет!

Бобыль Камандар, добродушный старичок, сочувствуя Сейфулле, пытался сгладить острые углы неприятного разговора. Он понимал, как неуютно становится Сейфулле, отцу трех дочерей, от бравады Сардара по поводу своих сыновей.

-    И сына, и дочь милостью своей Аллах дает, - поучительным тоном внушал он Сардару простые истины. - Я считал бы себя счастливейшим человеком, если хоть одна дочь утешила б меня в старости, принесла б свет в мой дом. Но не судьба. Аллаху виднее, не буду роптать. Но, хотя нет у меня ни сынов, ни дочек, не думаю, что хоронить меня некому будет. Вот вы, соседи, есть, дети ваши есть, добрые люди найдутся - не оставят без савана да без могилы.

Жена Сейфуллы, родив ему одним разом трех дочерей-близнецов, была женщина кроткая и трудолюбивая. Муж ее дочками никогда не попрекал. Любил Сейфулла свою старуху. И дочек любил. Конечно же, какой мужчина сына не захочет! И Сейфулла о сыне мечтал. Но что поделаешь, если бог так распорядился. Дочки, так дочки. Его больше удручало, что девочки личиками не очень пригожие были. А по-правде сказать, дурнушки. Звали их Дуру, Дурниса и Дурда-на. Злыдень Сардар за глаза называл их «тремя Дурами». Но девочки дурами не были. И хотя красотой не блистали, были они отрадой для сердца Сейфуллы: послушные, отзывчивые, в учебе усердные, в хозяйстве проворные, с родителями почтительные и заботливые. Бывало, придет вечером Сейфулла с работы, усталый и хмурый, усядется на топчан, а дочки уже бегут к нему: кто тазик с теплой водой несет, чтоб отцу ноги помыть, кто поднос со свежим чаем, кто с тюфячком бежит - под спину подложить. И сразу всю усталость как рукой снимало. А когда жена ставила перед ним горячий и безумно вкусный пити с теплым хлебом домашней выпечки и, улыбаясь, разглядывала утомленное мужнее лицо, казалось, божья благодать сходила с небес и наполняла своим светом все жизненное пространство вокруг Сейфуллы.

-    Ну, что ты, сын, для своих отца-матери доброго сделал? - думал Сейфулла о Сардаре. - Старики в нужде померли, когда ты вдали от них был, неведомо где. А часто ли сам их могилы навещаешь? Раз в год, в Гара-байрам. Да и то, пока сестры не напомнят.

Правду говорят - не зарекайся! Пролетели годы, как быстрокрылые ласточки, и расставила судьба все по своим местам. Дочки-дурнушки Сейфуллы вдруг неожиданно для всех, повзрослев, расцвели и не могли старики нарадоваться на них: одна в науке преуспела, другая важным государственным чиновником стала, третья, выйдя замуж и родив четырех дочерей, уже воспитывала внуков-близнецов. А вот Сардару, носившемуся со своими сынками, как черт с писанной торбой, не повезло. Непутевыми выросли, ни имен своих не оправдали, ни родительских надежд. Двое старших сроки мотали в чужих краях, третий спился, четвертый все родительское добро в карты просадил да и в бега подался. Жив ли, мертв ли - никто не знает. Сейфулла по доброте своей зла на соседа за обидные речи не таит, да и жалеет старика.

-    Вот ведь как жизнь обернулась, -  качает головой Сейфулла, глядя на согбенного годами и горестями соседа,  - и конь твой подковы растерял, и «четыре стены» дома в пыль обратились. Несет теперь ветер пыль эту куда ни попа-дя. И где теперь те плечи, что гроб твой понесут?

-    Эй, жена, - зовет Сейфулла свою верную спутницу, -собери-ка чего-нибудь, пойду проведаю Сардара-бедолагу. Что-то он давно во двор не выглядывает, не захворал ли.