Рустам Ибрагимбеков: "Они унижают человека творческого"

 

 

- У меня есть роман "Солнечное сплетение", состоящий из четырех частей. В одной из них герой - писатель, который сочиняет сценарий, находясь под впечатлением от поездки в Америку. Со мной произошла похожая история. В 1992-м меня пригласила в Лос-Анджелес на свой творческий вечер актриса Елена Коренева, которая в те годы жила там. Так я оказался в местном парке, где есть симпатичный театрик и любят собираться русские. Времени у меня было предостаточно, и я долго бродил по аллеям в раздумьях, что хорошо бы снять недорогое кино в естественных условиях. Вдруг у меня стали возникать образы, которые потом оформились в сюжет пьесы под названием "Не хватайте скорпиона за уши". Там мой персонаж рассуждает: почему пока я писал о советских людях, то никогда так глубоко не зарывался в глубины человеческой натуры? Почему в Америке вдруг диапазон моих интересов так расширился?

 

В 1990-е в России появились секты, где людей искусно зомбировали. Персонаж моей пьесы бредит Шамбалой. Но важней то, что он способен увлечь за собой с виду нормальных и успешных людей. Мне показалось интересным и уместным рассмотреть этот механизм. Хотя у меня описан некий частный случай, связанный с сексуальными особенностями конкретных персонажей. Но все общие явления - это сумма частных случаев. Я подумал, что это можно сделать деликатно при всей откровенности тех сцен. Мы все разнузданные твари и одновременно самые высокоразвитые, духовные существа. Эти два начала в нас сосуществуют. Человечество в течение 30 тысяч лет прошло сложный процесс эволюции, ему приходилось бороться с мамонтами, саблезубыми тиграми, с огромным количеством других страшных существ, превосходящих его в силе. Люди могли их только обмануть, взять коварством, подлостью. И это все в нас осталось генетически.

 

- Лишь отчасти. В Советском Союзе мы все были зомбированы, мечтая о светлом коммунистическом будущем. Я - один из тех, кто жил в советское время очень хорошо. И до сих пор доволен той своею жизнью. Мои пьесы шли одновременно в ста театрах. Но сейчас совершенно ясно, что мы тогда были поставлены в специфические условия, когда нужно было соответствовать определенным идеологическим установкам. Шаг вправо, шаг влево - и художник оказывался на обочине жизни. Поэтому мне понятен механизм секты. Почти всегда в основе лежит сексуальное увлечение поводырем, который обещает эмоциональный выход к якобы духовной цели. Поэтому я могу понять, как, например, одурачивают шахидок. Но все равно в моей голове не укладывается, как можно довести цивилизованного человека, учительницу с двумя высшими образованиями до такого состояния, чтобы она приехала в Москву и взорвала метро. Это означает, что мы себя плохо знаем. И вот это неизвестное в нас мне было интересно вытащить на свет Божий в своем спектакле.

 

 

- Я когда-то окончил Высшие курсы режиссеров, снял кинокомедию "В один прекрасный день", защитил диплом с отличием, но поклялся никогда по этой специальности не работать. Но когда 38 лет назад стал сочинять для театра, то начал потихоньку и ставить на сцене. Мне это нравится. И актерам со мной легко работается, потому что драматург знает о своих персонажах всегда больше любого режиссера. Иной режиссер, может быть, сделает постановку лучше, чем я, но у него все равно получится приблизительно. А я все делаю один к одному. Правда, работая в Стамбуле в 2000-м, я испытывал сложности, потому что оказался в другой театральной эстетике. Приходилось общаться с турецкими актерами через переводчика и, что называется, на пальцах. Азербайджанский язык и турецкий - близки.

 

 

- Конечно. В турецких СМИ написали, что на сцене Стамбульского муниципального театра Ибрагимбеков первым поставил психологический спектакль. Там огромный театр - семь сценических площадок. Это была сложная работа, но успешная. Они потом приезжали на гастроли в Баку.

 

 

- Я с удовольствием придумываю и ставлю. А вот записать придуманное это для меня проблема. Особенно начало. Когда я дохожу до середины, то могу уже писать где угодно: в самолете, дома, в гостях. У меня есть замыслы, которым по двадцать лет. Они во мне живут, обрастают подробностями. Герои становятся для меня почти что живыми людьми. И вдруг в один прекрасный день я сажусь за письменный стол и начинаю это записывать.

 

У меня есть правило: ни один человек не слышал от меня, что я занят, потому что пишу. Первое время мне просто было стыдно признаваться среди друзей - бывалых бакинских парней, что я этим занимаюсь. А потом я понял, что писательство ничем не лучше и не хуже других профессий. В этом смысле я лишен писательского снобизма.

 

 

- Я с удовольствием. Уже точно известно, что спектакль поедет на гастроли во Францию. А ставить на Западе - это значит, нужно преодолевать какие-то невероятные преграды. Мне этого делать не хочется. Если кто-то из режиссеров-иностранцев захочет поставить мою пьесу, то пожалуйста.

 

 

- Конечно. В советское время Виктор Розов говорил: у нас есть драматурги замечательные, хорошие и средние, но все они - авторы местного значения. Имелось в виду, что сам жизненный материал был такой, что его не понимали нигде в мире. Иди объясни, что такое прописка и другие нюансы тогдашней жизни в СССР. Вот и получалось, что мы про их жизнь знали все, а они про нашу - очень мало. Поэтому сейчас на Западе с упоением ставят Чехова. Разрыв в сто лет дал им возможность понять ту нашу жизнь. Лет через пятьдесят они поймут и про это наше бытие. Тогда, может быть, кого-то из наших нынешних драматургов будут ставить на Западе. Сейчас иностранцы не понимают, что происходит в России. Поэтому надо писать так, чтобы это, с одной стороны, было привязано к конкретному времени и месту, а с другой - имело бы некое общечеловеческое звучание.

 

 

- Это значит, что у нас две площадки. В Баку я сейчас поставил три спектакля, которые будут показаны и в Москве. А потом мы повезем московский спектакль "Исповедь любительницы поэзии" в Баку. Знакомые меня спрашивают, а зачем тебе нужно, чтобы играли и в Баку, и в Москве? Для меня это чрезвычайно важно как для человека, который с рождения жил в огромной стране и до сих пор продолжает ее чувствовать. Для меня это единое пространство. И я горжусь тем, что азербайджанские актеры выросли на традициях русской театральной школы и настолько хорошо владеют русским языком, что в Баку играют одну из моих новых пьес "Последний поединок Ивана Бунина" и все в восторге.

 

 

- Если в нашем московском зале, где 50 мест, будет аншлаг, то я смогу расплатиться с актерами и персоналом. Для меня это и есть коммерческий успех - когда ничего не зарабатывается, но и расходы окупаются. Я стараюсь не относиться к искусству утилитарно. В свое время я говорил брату Максуду, какие мы счастливые люди - делаем, что хотим, а нам за это еще и платят. Для заработка есть в искусстве же другие способы. Но они унижают человека творческого - это сериалы и другие образчики невысокого искусства. Для того чтобы сохранить форму, драматургу нужно, конечно, уметь зарабатывать деньги, но исключительно для того, чтобы на них создавать что-то для души.

Анатолий Стародубец