Полночное лото

Пиршаги. Наступают сумерки. Все мои товарищи по детским играм разбрелись по остывающему песку по своим дачам. Начали свое извечное стрекотанье невидимые сверчки. Постепенно свет от лампы в 500 свечей, подвешенной у входа на веранду, становится ярче. Ночь вступает в свои права. Уже вымыты тарелки после ужина, а воду от колодца в своем маленьком ведерке носил я. Оно специально покупалось каждое лето для меня. Хозяин дачи, Яхья-ами, ушел кормить собаку, огромную овчарку, но кроткую как овечка. Что только не приходилось ей терпеть от нас – она была и ездовой лошадью, и напарником по борьбе, и бегуном с нами на длинные и короткие дистанции. Одним словом это был незаменимый товарищ во всем. Один недостаток был у Джульбарса – он был немногословен - его лай мало кто слышал. В круге света от лампы появляется наша соседка. Она также как и мы снимает дачу недалеко от нас, рядом с пионерлагерем Управления железной дороги «Локомотив». Это был первый лагерь от центра Пиршагов, после него шли чередой «Салют», «Чайка», «Волна» и еще несколько, имен которых я уже не помню – прошло более 50 лет. Но все эти пионерлагеря были хорошо известны всем дачникам и местным жителям по одной простой причине – по субботам там крутили кино. Удивительно, но все были осведомлены в каком лагере, какое будет кино, и ходили по выбору. Но сегодня пятница, а значит, нет просмотра кинокартин, а свободное время в эту ночь будет отдано вечной, как мне казалось в то время, забаве – лото. Яхья-ами подвел соседку к веранде, а сам пошел готовить самовар. Чаепитие тоже было обязательным атрибутом лото. К чаю подавался крупный сахар, который бабушка колола специальным молоточком с острым режущим краем вместо бойка. Колоть сахар мне не разрешалось – боялись за мои пальцы. Но запрет был медом, который притягивал меня как пчелу. В один из дней, уловив момент, когда бабушка была занята сбором винограда, я проскользнул в маленькую пристройку к основному дому, которая заменяла нам кухню. Достав с полки ящик, в котором был укреплен боек-наковальня для колки сахара, а из стеклянной банки крупный кусок сахара, размахнулся молотком и …выскочил с безмолвным воплем вон из кухни. На дальней стороне дачи, под шатром инжирового дерева я сидел и дул на внезапно растолстевший палец. Но мое воздушное охлаждение не помогало – палец наливался подозрительной синевой. Пора было выходить из убежища - слышался громкий голос бабушки, приказывающей моей маме найти ребенка, то есть меня. Спрятав палец за спину, я с усилием стараюсь не показать виду, что мне больно. На кухне бабушка готовит обед на двух керосинках и, повернувшись в мою сторону, предлагает показать руку. К вечеру ушиб пальца перестал меня угнетать, а через два дня и вовсе забыт этот случай. Сахар наколот, в темноте дворика подмигивает угольками снизу самовар и сладко-знакомый дым из трубы разносится по всей даче. Яхья – ами вновь пропал в темноте дачи, но я знаю, за чем он пошел к сараю за домом. Через некоторое время из темноты слышны гулкие звуки падающего коровьего помета. В некотором отдалении от веранды, но с обязательным учетом направления ветерка хозяин дачи разжигает кучу кизяка, обложенного со всех сторон сухой соломой. Это тоже входит в атрибутику ночного бдения во время игры в лото. Дым от кизяка тяжелый и стелется на высоте человеческого роста. Скоро веранда окутана сизым дымом. Сквозь него свет от лампы тусклый и желтый. Но приходится терпеть, это старое средство от мошкары и комаров. Не будь этих превентивных мер – удел наш спать в духоте под пологом из марли, а так на ближайшие часы мы свободны от присутствия комаров. Дым явился сигналом. Скрипит калитка в темноте конца двора и оттуда слышен голос соседей – мужа и жены, живущих в доме у стены старого кладбища. За ними следом появляется их сын Рауф, недавно вернувшийся из армии. Он подарит мне пилотку, которая вечно сползала мне на глаза. Она никак не желала сидеть чуть сбоку на моей макушке, как у него. Особенно мне нравилась темно-вишневая звезда, которая испускала лучики на солнце, если вертеть пилотку в руках. Потом я потеряю ее на пляже. Рауф громко разговаривает с бабушкой, зная, что она плохо слышит. Но эта нарочитость выводит ее из терпения, и она прерывает его на полуслове: «Ты чего кричишь мне в ухо? Я тебе что глухая?». Сразу слышен смех – Рауф добился желаемого и смеется вместе со всеми, обняв бабушку за плечи. Она, рассерженная, поднимается с колен и уходит готовить заварку для чая. Через некоторое время выносит большой фарфоровый чайник с насыпанным внутри него сухой заваркой, который передает через деревянные перила Яхье – ами. Его жена, Мирвари - хала и соседка Сара хала настилают огромный палас и бросают на него плоские тюфячки и мютакка – круглые длинные подушки. Вновь скрипит калитка - еще пара соседей с узелком, в котором или пирожки с мясом, или ширин-гогал к чаю. Контингент игроков, кажется, весь налицо. Мама выносит на расписном подносе стаканчики – армуды, они позвякивают у нее и на это звук откликается Яхья – ами: «Несу, уже готово». С прибаутками все рассаживаются по периметру паласа, и мешок с бочками-номерами вручается бабушке. Она долго перемешивает правой рукой бочонки, зорко оглядывая всех присутствующих прищуренными глазами. Раздаются карты, фишки для отметок вышедших из мешка номеров. У некоторых есть припасенные с собой однокопеечные монеты вместо камушков, ракушек и т.д. Я усаживаюсь под левую руку бабушки - буду помогать ставить озвученные бочонки-номера на карты. Рауф протягивает каждому из гостей армуды с чаем и убирает поднос с середины паласа. Все готово к игре. Бабушка громко озвучивает ставку - за карту10 копеек. В середине растет горка серебра. Как всегда у кого –то из гостей нет с собой мелочи, опять забыли запастись десятикопеечными. Аккуратно отсчитываю 10 штук по 10 копеек из бабушкиной жестяной коробки, на которой отпечатано «грузинский чай», а в середине медальона из зеленого орнамента картинка бескрайнего поля с круглыми зелеными кустами, среди которых бродят женщины. Деньги разменяны, чай отпит по глотку и бабушка предупреждает, как всегда, что повторять номера не будет – номера с бочонков будут считываться медленно. Ну, все, игра пошла. Где-то на втором круге игры Рауф истошно кричит: «довольно!», на что бабушка не реагирует, так как знает, что он опять сплутовал. Он недоволен и подмигивает мне глазом, одновременно прикрывая рукой мешок с бочонками, требует проверить его карту. Проверяется его карта и одного бочонка с номером не хватает ему для выигрыша. Рауф громко говорит бабушке в ухо, что она успела бросить бочонок с последним номером в бочонок. Они вступают в шутливую перепалку, которую прекращает отец Рауфа. Нарочито обиженный Рауф покидает палас и уходит в темноту двора. Но я знаю, что эта комедия была разыграна для того, чтобы в укромном месте покурить сигарету. Игра продолжается до первого вскрика: «довольно!». На этот раз выигрывает Мирвари-хала. Так, с шутками и прибаутками, слышанными мной тысячи раз, протекает игра. Наступает момент, когда у меня слипаются глаза, и я приваливаюсь к боку бабушки. Для меня игра в лото закончена, как я не старался досидеть до ее окончания. Меня относят под марлевый полог в мою кровать. Уже проваливаясь в сон, я продолжаю слышать: «20, 66, 52, 11-барабанные палочки,69-туда-сюда, 90-дедушка…». А во сне эти цифры становятся легкими и парят разноцветными образами где-то в вышине. Мне интересно наблюдать их самостоятельную жизнь, их броуновское движение вне времени и вне пространства. Пиршаги. Черное небо, а в вышине из звезд складываются и распадаются разноцветье цифр…