руccкий
english
РЕГИСТРАЦИЯ
ВХОД
Баку:
24 апр.
20:41
Журналы
Куплю остров
© Portu
Все записи | Разное
понедельник, июль 13, 2009

В Москве высадился театрально-цирковой десант из Франции: «Оратория Аурелии» В. Сергунин

aвтор: Syamaa ®
 
VIII Международный театральный фестиваль им.А.П.Чехова имеет ту отличительную особенность, что в представленных работах доминирует цирковое искусство. В самом расширительном его понимании.


Инициатором идеи и почетным гостем выступила Франция с обширной программой театрально-цирковых постановок в жанре, который создатели упорно аттестуют как «Nouveau Сirque» – Новый цирк.


Тема «новизны» была осмыслена автором на позапрошлогоднем примере «Дождя» Д.Ф.Паски. Повторяться нет смысла.


Куда интересней обратиться к сути и попытаться понять природу столь широкого публичного признания, сопровождающего французские театрально-цирковые опыты и творческие фантазии.


С подчёркнутым интересом ожидался приезд на Фестиваль внучки великого Чарльза Спенсера Чаплина – Аурелии Тьере-Чаплин. Она выступила в заглавной роли спектакля «Оратория Аурелии».


Придумала концепцию и осуществила постановку, мать актрисы – Виктория Тьере-Чаплин.


Полагаю, было бы не корректным начинать с вариаций на тему о природе, отдыхающей на детях гениев. Уж не говоря о внуках. Не тот случай, слава Богу!


Куда как продуктивнее начать с мнения героини – Аурелии Тьере-Чаплин:


– «Мой спектакль – это смешение театра и цирка. Это смешение искусств. Там нет диалогов, нет никакого текста, но при этом есть театральное действо и, конечно, цирковые трюки. Для меня большая честь участвовать с этим спектаклем в фестивале, который носит имя великого русского писателя Чехова, к тому же на его родине. Для всей нашей семьи было очень приятно получить приглашение».


В спектакле заняты двое: Женщина и Мужчина. В роли Мужчины выступает пуэрториканский танцовщик Джейми Мартинес.


Как-то резко бросается в глаза такая, отнюдь не мелочь в дуэте, как несоразмерность фигур, дисгармония физических данных исполнителей. При всей своей танцевальной выучке, «школьности» и специфически «балетной пластике», Джейми Мартинес, увы, как бы это сказать, «мелковат» что ли для Аурелии. Слишком, если так можно выразиться, «заученно-отрепетирован», тогда как Аурелия – являет на сцене саму искренность, непосредственность.


Герои пьесы заняты поисками.


Она – в поисках… самой себя. Он – ищет встречи с Ней. Они то встречаются, то расстаются, то находят друг друга. И снова теряют…


Как-то совсем уж внятно описать, что происходит на сцене, едва ли возможно. Попробуйте описать вкус имбирного мороженного? …


Чтобы как-то выйти из положения, надо мысленно поделить спектакль на составляющие: режиссура, актёры, реквизит, свет, музыка, сценография, трюки, пластика…


Воздействие же спектакля заключается в абсолютной нерасчленимости всех его элементов. Перед нами не традиционный репертуарный, реалистический театр. Но это и не авангардное, какое-нибудь дизайнерское шоу, в котором самоценны картинка, спецэфекты или технологические новации.


В театре, о котором речь, значима попытка, вернее, сам процесс театрального эксперимента и результаты поиска, конечно. Здесь главное – искренность эмоций, сиюминутный контакт с залом, чувственная память и поэтическое воображение, возникающее по обе стороны рампы.


«Аурелия» - спектакль камерный, доверительный, рассчитанный на неспешное со-размышление зала.


… Сцена задрапирована в чёрные сукна и обрамлена тёмно-красным бархатом. Посредине – старый комод. Из трёх его выдвигающихся ящиков, то здесь, то там, высовываются руки, ноги, голова героини… Руки из верхнего ящика зажигают свечу и ставят её наверх комода. Голова героини появляется в среднем ящике и… выпивает, предложенный руками из нижнего ящика, бокал вина…


Начинают происходить странные вещи. На первый взгляд бессвязные. Темп сценического действия нарастает. Симпатичная женщина мечется среди малосимпатичных вещей. За ней, в буквальном смысле, тянется красный шлейф. Она бегает от одной кулисы к другой – шлейф следует за ней. Мелькающий калейдоскоп оживающих метафор.


Неожиданно одна из кулис превращается в полотнище, на котором женщина качается как в гамаке, фиксируя незамысловатые гимнастические «висы» и позы. Полотнища раскачиваются, поднимаются-опускаются, трансформируясь в корд де парель и корд де волан.


Аурелия на время «преображается» в гимнастку, уверенно исполняя, в общем-то, тривиальные, с точки зрения классического цирка, связки и комбинации.


Но принятые «условия игры» режиссёра-постановщика, нарастающий темп, разнообразие пластического рисунка, актёрское обаяние и темперамент актрисы, заставляют неотрывно следить за тем, что же дальше произойдёт.


По ходу замечу, что от актрисы и постановки в целом не ждёшь какого-то невероятного уровня циркового (трюкового) мастерства. Спектакль, с первого же мгновения, предстаёт философской, даже мистической, с полунамёками и недосказанностями, таинственной загадкой – игрой ума и воображения, что называется.


Как уже сказано, сюжет в постановке отсутствует. Есть разве что фабула – нескончаемое кружево стремительно мелькающих событий. Детально продуманное чередование остроумных «корючек» и трюков. Каждое событие-трюк – читается как зашифрованная метафора, чуть ли не притча, алогизм, разрешаемый, как и положено в таких случаях, парадоксальным образом.


Музыка задаёт общий ритм действию, создавая таинственную сценическую атмосферу, аккомпанируя настроению героев. Меланхоличные органные переливы сменяется страстным танго, переходящим в чувственный шансон…


Мир, в котором живут и действуют персонажи, призрачен и условен. Этот мир причудливо выдуман и фантастичен. Вещи и предметы, окружающие героев, как будто небрежно-случайны: ширма, комод, пальто, вешалка, халат, пиджак…


Режиссёрская фантазия «оживляет» и «структурирует» этот хаотичный мир вещей и предметов, превращая их в знаки и художественные жесты. Это позволяет обнаружить конфликт человека с его «непослушным» пальто, явить «танец-трансформацию с пиджаком», «поспорить» с собственной тенью, а в кукольном театре-«вертепе» зрителю и куклам… поменяться ролями.


«Оратория Аурелии» – спектакль о Женщине, непредсказуемо зависимой от множества обстоятельств и вещей – пространстве и во времени. Не случайно одним из образов-лейтмотивов спектакля становятся часы. Время в спектакле словно бы исполняет собственную «пьесу».


Разбуженная звонком будильника, Аурелия заученным жестом бьёт по нему ладонью. Рядом возникает другой будильник – иной конфигурации, размера и тональности. Следом – третий… и, наконец, седьмой. Поочерёдно ударяя по каждому из семи будильников, Аурелия, - как все наверняка догадались, - «цитирует» фрагмент классического циркового номера «музыкальной эксцентрики».


Ближе к финалу героиня демонстрирует иллюзионный трюк «исчезновение».


Аурелия распахивает накидку, представ перед публикой в виде… песочных часов. Песок быстро перетекает из одной чаши в другую и… Аурелия «исчезает», превратившись в горстку песка на дне нижней чаши песочных часов.


Метафора, с заметной горечью фатализма, понятна: суетны и тщетны наши усилия. Всё в этой жизни – тлен и бренность земного бытия.


Но постановщик не спешит поставить точку на откровенно апокалиптической ноте.


Герой вытаскивает на сцену ящик комода, над которым «колдует» и «медитирует», перемешивая всякий хлам, вещи и одежду Аурелии с горсткой песка, что от неё осталась после «исчезновения».


И «фокус» удаётся!


Аурелия «оживает», как ни в чём не бывало, «закольцовывая» финал действия с началом, когда героиня, как мы помним, появилась из ящика комода.


Смещение музыкального акцента и нарастающий ритм часов предвещают финал-апофеоз.


В глубине сцены возникает круглый столик с рельсами по краю и бегущему по ним трогательно пыхтящему паровозику – символу времени.


Аурелия, в подобающем моменту торжественном наряде подходит к столику и на миг задерживает ход паровозика. Чётким движением вынимает секцию стола, встаёт в освободившийся сегмент и возвращает конструкцию в исходное положение.


После чего паровозик продолжает свой ход по замкнутому кругу, проезжая сквозь Аурелию…, как сквозь туннель! Трижды!


Метафора финала неоднозначна.


Человек не властен над временем – один из возможных вариантов.


Другой – время, пронизывающее существование человека, оставляет ему призрачный шанс распорядиться отрезком собственной судьбы – жизнью.


И разве этого мало?!


В поисках ответов на вопросы, зачем, откуда и, главное, как сделана «Аурелия», стоит вспомнить ранние работы известного советского литературоведа, критика, историка культуры и… тонкого ценителя и популяризатора цирка, В.Б.Шкловского. Наряду со многим прочим, В.Б.Шкловскому принадлежит авторство крылатого выражения-понятия «гамбургский счет». (1928г.)


«Целью всякого искусства, - считал В.Б.Шкловский, - является обновленное переживание бытия. В этом состоит его эстетический эффект».


Свой фундаментальный тезис В.Б.Шкловский сформулировал так:


«Для того чтобы вернуть ощущение жизни, почувствовать вещи, для того, чтобы делать камень каменным, существует то, что называется искусством.


Целью искусства является дать ощущение вещи как видение, а не как узнавание; приемом искусства является прием «остранения» вещей и прием затрудненной формы, увеличивающий трудность и долготу восприятия, так как воспринимательный процесс в искусстве самоцелен и должен быть продлен; искусство есть способ пережить деланье вещи, а сделанное в искусстве неважно».


С этим высказыванием не обязательно соглашаться, но многое после Шкловского видишь по-иному. Может показаться, что в след Сальери, Шкловский устремляется «поверить алгеброй гармонию». Но, как показывает современная театральная практика, Шкловский по природе своей был и остаётся Моцартом.


В процитированном высказывании В.Б.Шкловского содержится ключ к пониманию творческого метода, который – в интуитивной, разумеется, форме – так или иначе, послужил основой для конструирования «Аурелии».


Показывая на сцене вполне банальные и давно знакомые вещи с неожиданной стороны, с их, так сказать, «изнанки», режиссёр заставляет зрителей заново переживать то, что бессознательно, «автоматически» принято было считать привычным, незыблемым, скучным.


Преодолевая «автоматизм» бытия, в традиционный театральный контент вносятся существенные коррективы. Опускается слово и сам сюжет повествования, смещается ракурс, привносятся наиболее яркие и доступные исполнителям отдельные цирковые средства выразительности, ускоряется ритм действия, усложняется пластический рисунок ролей и т. д. и т. п.


Иначе говоря, собираясь на «Ораторию Аурелии», следует понимать, что имеешь дело с творческой театральной лабораторией, где с увлечением показывают актуальные, весьма созвучные времени постмодернизма театральные опыты и эксперименты.


Знатоки и ценители аутентичного цирка, скорее всего, будут разочарованы уровнем профессионального мастерства исполнителей. Но спектакль не на них рассчитан! Точнее, не столько и не только на них!


Целевая аудитория подобных зрелищ – знатоки и ценители театра, изысканно-утончённая и рефлексирующая часть образованных, интеллигентских слоёв общества. На Западе таковых принято называть интеллектуалами.


На спектакле, который довелось посмотреть, зал был, хотя и не «битком», но, тем не менее, практически полон.


Как показал Фестиваль, «Аурелия» – модная, изящная и востребованная вещица. Своего рода, европейский, а, пожалуй, и мировой театральный «Арт-хаус», объединяющий спектакли, нацеленные на своеобразный художественный поиск, оригинальность и новаторство.


Оратория Аурелии» длится всего 75 минут и идёт без антракта.


Не утомительное удовлетворение любопытства.

loading загрузка
ОТКАЗ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ: BakuPages.com (Baku.ru) не несет ответственности за содержимое этой страницы. Все товарные знаки и торговые марки, упомянутые на этой странице, а также названия продуктов и предприятий, сайтов, изданий и газет, являются собственностью их владельцев.

Журналы
Картины на стене в Малаге
© violine