James Brown

Кто не знал Геру в те далёкие 70-е? Если верить статистике тех лет, что мол, 18 процентов населения – дети до шестнадцати, 38 процентов – старше 30-ти лет, 19 из оставшихся 44-х процентов – мужчины, и, наконец, 13 из отсеченных 25-ти процентов женского населения были покрыты невидимой чадрой пуританства, то выходит, что Геру знали все, а точнее вся прекрасная часть населения нашего города. Стоило ему оказаться в нашей компании, как мой годами накопленный арсенал цитат и афоризмов, заимствованный из мировой сокровищницы прозы и поэзии, и до этого безотказно служивший мне в деле покорения дамских сердец самой высокой степени непоколебимости, в присутствии Геры рушился, погребая под собой мою былую популярность. За считанные минуты Гера, с его безупречно уложенной прической, задорными гусарскими усами и маслянистыми, голубыми глазами, говорящими «Я вас всех люблю», мог опьянить своей харизмой всю женскую половину компании (представители нестандартной сексуальной ориентации не являлись исключением), не произнеся при этом ни слова. Ох, как мы его ненавидели. Быстро смекнув, что тягаться с подобного рода феноменом совершенно бесполезно, я решил воспользоваться этим его божественным даром, и пригласил, то есть торжественно посвятил его в наше братство рыцарского стола. Так началась наша многолетняя дружба. Впрочем, рассказ-то мой вовсе не о нем. Однажды, вооружившись чарами Геры, ну и, конечно же, собственной магией описанной выше, я, то есть мы с Герой, вышли на «королевскую охоту», которая превратилась со временем в своего рода рыцарский ритуал. Наша охотничья тропа начиналась у верховий Баксовета, плавно опускалась по холмам Коммунистической, сквозь леса Парапета и выходила на равнину Торговой богатой массой завлекающих факторов, как магнит притягивавших как туристов, так и местных любителей потусоваться. A уж если совсем не «клевало» (бывало и такое), то нам приходилось углубляются в дебри 28-го Апреля. В этот раз наши жертвы мирно «паслись» у прилавка сувенирного магазина, что напротив книжного пассажа – две ни о чем не подозревающие, совершенно грациозные лани, а точнее Лены, как позже выяснилось, забредшие в наши края с 8-го километра. «Свойские – восьмойские!» (как мы ласково называли представительниц этого района) подумал я, «Добыча будет легкой». Так оно и оказалось. Примерно на пятой минуте нашего знакомства они, кокетливо мурлыча и полностью игнорируя стихи Хайяма, которые я декламировал, вылезая вон из шкуры, чтобы произвести на них неизгладимое впечатление, записывали свои номера телефонов в Герын блокнот. Преодолев накатывающееся чувство досады, и сменив кислую мину на вымученную улыбку (как никак – Братство), я, решив внести свою лепту в процесс знакомства, предложил дежурный сценарий – собраться как-нибудь, послушать музыку. Причем, определение «послушать музыку» включало в себя широчайший спектр сценариев. Все зависело, как мы любили говорить, «от ситуации». Леночки с большим энтузиазмом восприняли мое предложение и пообещали с нетерпением ждать нашего звонка. Проводив девчонок до метро 26 Бакинских комиссаров и попрощавшись с ними, мы вдруг поняли, что, сбитые с толку разбушевавшимися гормонами, совершенно потеряли ощущение реальности. Послушать музыку? Замечательная, а главное, свежая идея, но где? Ни я, ни Гера в то время не являлись счастливыми обладателями собственных квартир, и жили одними и теми же молитвами, чтобы родители ушли куда-нибудь на весь вечер, или еще покруче, уехали бы в отпуск на месяц. К сожалению, подобной перспективы ни у меня, ни у Геры в ближайшее время не предвиделось. Тут меня вдруг осенило, и не в силах скрыть радость я заорал, да так, что стоявший неподалеку милиционер инстинктивно схватился за пустую кобуру, и с подозрением уставился на меня. От неожиданности его намертво сроссшиеся на переносице брови единой широкой линией переместились на лоб, а левый ус задергался в нервном тике. - У Джеймса Брауна жена кажется еще в командировке! - У какого Брауна? – Напуганный реакцией милиционера, прошептал Гера. - Да Элика, певца из Интуриста. Сей престижный псевдоним был заслуженно присвоен Элику музыкантами города за непревзойденное исполнение песни «Sex Machine» из репертуара популярного в те годы американского певца в стиле соул, Джеймса Брауна. Подгоняемые желанием услышать подтверждение того, что квартира действительно свободна из уст её хозяина, мы ринулись к Интуристу. Визги и душераздирающий рёв, являвшиеся неотъемлемыми компонентами «Sex Machine», были слышны уже в лифте, и продолжали усиливаться по мере нашего приближения к верхнему этажу, где располагался ресторан, на сцене которого маленький, пухлый как колобок Элик, перекатываясь с одного угла в другой и, брызгая слюной, вдохновенно и честно отрабатывал червонец. Именно столько в те добрые времена стоило заказать «Sex Machine» в исполнении самого Элика. Своим намётанным глазом, сквозь клубы сигаретного дыма и толпу извивающейся в экстазе молодёжи, он быстро различил наш тандем – Томик-Гера, дуэт, который в мозгу временного холостяка, никакой другой ассоциации, кроме как «девчонки!!!», вызвать не мог. Джеймс с заметным нетерпением допел свою коронную песню и в следующее мгновение уже стоял перед нами с искрой надежды в глазах и жаловался на своё вынужденное одиночество. Радостная весть о перспективе «Послушать музыку» в компании очаровательных дам влила в его вены щедрую дозу адреналина. Едва успев выкрикнуть: - Во вторник вечером у меня выходной! Да, позаботьтесь о горючем, а жратва с меня! – (толстый гурман никому не доверял гастрономический аспект банкета), Элик с утроенным энтузиазмом ринулся на сцену, куда его вот уже в 19-й раз за вечер зазывало вступление всё к той же «Sex Machine». Мы уже приближались к зданию КГБ, а могучий, пронзительный фальцет совершенно обалдевшего от пьянящей новости Элика всё ещё доносился до нас. Он вырывался из окон последнего этажа Интуриста и, как намаз с минарета, несся ввысь, к небесам, благодарностью за услышанные Богом молитвы. И тут я понял, что уже во второй раз за день мы совершили грубую ошибку. Ведь вместе с Эликом нас получалось трое, а Леночек-то было всего две. В тот же вечер звоним нашим свойским восьмойским с точной датой нашего мероприятия и с деловым предложением привести третью подругу, так сказать – для гармонии. Но тут выясняется, что (к великому Элика сожалению) их круг общения замыкается на них двоих. Тут я, ибо Герыны «чары» по телефону не достаточно, скажем так, эффективны, вооружившись всеми имеющимися в моем арсенале приёмами внушения и убеждения, пытаюсь вызвать к жизни в их памяти образ хоть какой-то приятельницы, эстетически пригодной для подобного мероприятия. В конце концов, одна из Леночек, не выдержав моего массированного давления, признаётся, что у неё есть очень даже симпатичная младшая сестра пятнадцати лет от роду, но, мол, выглядит она гораздо старше. Клянясь всеми известными мне, закоренелому атеисту, святыми и собственной честью, что присутствие Дианочки (так звали младшую сестру) чисто формально, пропорционального порядка, и никакой другой функции, кроме как декоративно-статистической, на неё не будет возложено, я чётко осознавал, что в нашей околоинтеллигентной компании с ней, Дианочкой, ничего дурного произойти просто не могло. Хотя, с собственной честью я, конечно, обошёлся не наилучшим образом, так как, на другой чаше весов восседал в сладострастном предвкушении «послушать музыку» подставленный нами Элик. Однако отступать было поздно. Вторник. Мы у входа в квартиру Элика. Впереди я и Гера, в молчаливом сговоре пытаясь преодолеть накатывающий комплекс вины, сразу за нами, доводящие до обморока своим расфуфыренным видом и благоуханием духов Magic Noir, Леночки, и замыкает процессию робкая, и, как и было обещано, симпатичная и пышногрудая Дианочка. Сделав глубокий вдох, звоню в дверь. Даже мы с Герой, настроившиеся на любой оборот событий в заранее обреченном на фиаско взаимоотношении Элика и Дианочки, не могли предугадать того, что произошло в следующую минуту. В дверном проёме возник округлый силуэт самого Джеймса Брауна, облаченного в бордовый велюровый халат. Широкий пояс туго перетягивал место, где когда-то располагалась талия. Навечно вжившийся в образ героя своей коронной песни, он элегантно пожал нам с Герой руки, затем, выделывая невероятные реверансы никак не вяжущиеся с его комплекцией, поцеловал ручку сперва одной Леночке, потом другой. И вот, когда очередь дошла до Дианочки, Элик вдруг замер в полусогнутом состоянии с вытянутой рукой, готовой для очередного джентльменского жеста. Глаза его резко округлились, затем так же резко сузились, как бы пытаясь сфокусироваться на Дианочкиной груди. Он широко раскрыл рот, но невысказанное приветствие застыло у него на языке. Всё это до боли напоминало мне острый приступ ишиаса. Первой молчание нарушила Дианочка, развеяв поставленный мной диагноз. Покрывшись девственным румянцем и стыдливо хлопая ресницами, которые по пышности могли сравниться разве что с её же собственной грудью, она, заикаясь, произнесла: - О-ой, Эльхан Г-г-гусейнович? З-здравствуйте. Тут мне хочется прервать мой рассказ и извиниться перед уважаемым читателем за то, что я, увлеченный повествованием, совершенно забыл упомянуть тот факт, что помимо должности солиста ресторана «Интурист», Элик так же по будням подрабатывал учителем пения в одной из бакинских школ. Да, судьба, распорядившись жесточайшим образом, свела нашего героя с его несовершеннолетней ученицей... Как я заметил ранее, в зависимости от ситуации, определение «послушать музыку» могло включать в себя широчайший спектр сценариев. Но позвольте, кто мог предвидеть подобную ситуацию?! На протяжении всего вечера, и вплоть до самого утра, чуть ли не стоя на коленях перед совершенно смущенной и растерявшейся от сложившейся ситуации Дианочкой, Элик искренне клялся в своей невинности, сваливая всю ответственность за случившееся на меня с Герой. Он утверждал, что присутствие женского пола нами, извращенцами, вообще упомянуто не было (для кого тогда были припасены реверансы и велюровый халат?). И параллельно, как бы, блюдя всеобщую нравственность, Элик пытался разрушить развитие наших с Леночками отношений. Скромно умолчу о своих успехах, но оттащить Геру, вцепившегося в свою Леночку мертвой хваткой истекающего слюной бульдога, было бы не под силу даже опытному собаководу. За свое примерное поведение Джеймс Браун был помилован. Ни администрация ресторана, ни школа, ни, тем более, супруга, никогда не узнали о том злополучном вечере и велюровом халате. Значило ли это, что он полностью раскаялся и стал на праведный путь? Еще как! Впредь, чтобы получить «визу на въезд» в квартиру Элика, он требовал подробнейшее досье на каждую из потенциальных «туристок».