Рустам Арифджанов "О друзьях..."

Рустам Арифджанов:
Мы стояли на балконе, если не ошибаюсь, седьмого этажа одного из самых престижных тогда, почти четверть века назад, домов на улице Лермонтова в Баку. Весёлая девочка, глянув вниз, предложила: "А давай плеваться на меткость? Вон в того дядьку со смешной лысиной - кто попадёт?".
- Давай, - согласился Гурвич. - Только это мой папа.
И плюнул первым. Там, где смешно, Гришка Гурвич всегда был первым.
- Гринька, - убеждал его я уже несколько лет спустя. - У меня ну, вообще нет никакого слуха, а ты меня петь со сцены заставляешь.
Гринька сопел, но заставлял:
- Там, кроме тебя, ещё я буду, Димка Корш, Яшка Абасов и Вовка Левицкий. В хоре тебя, безголосого, и не услышат. Главное - ты громко ори, частушки же.
Мы выкатились на сцену института нефти и химии, вечно соперничавшего с нашим университетом, Гурвич по-дирижерски махнул рукой. Я рявкнул: "По морю плывёт каноэ…". Нефтехимики грохнули. Потому что пел я один. Димка, Яшка и Вовка молчали. Молчал и Гурвич, придумавший этот, в общем-то, простой, но тайный для меня и именно поэтому смешной для публики, ход. После каждой частушки он знаками показывал мне, что, мол, прости, не вступили вовремя, но вот сейчас, следи, сейчас мы тебя поддержим, сейчас все вместе. Я облегченно начинал новый куплет - и опять пел в одиночестве. В общем, дотянул до конца, думая, что убью Гурвича. Но в конце довольно длинных частушек ко мне всё-таки пришла слава. Длилась она семестра два - ровно столько я не смел даже и показаться на вечеринках у нефтехимиков. А на публике я не пою до сих пор. Впрочем, и мы больше никогда не пели квинтетом. Хотя куролесили.
Меня с Яшкой в 77-м даже исключали из университета за антисоветскую пропаганду. Потом восстановили со строгим комсомольским выговором. Вовка Левицкий стал чуть ли не первым диск-жокеем в Баку. Сидел в элитном баре гостиницы "Москва" и крутил музыку. Мы с его помощью в бар и попадали.
Димка Корш променял своё инженерское дело на писание рассказов, а потом заделался журналистом и пытался, используя своё служебное положение, закрутить роман с примой местного драматического театра Лариской. Я же ему в этом и помогал.
А Гурвич уехал в Москву учиться на режиссёра. Как-то в ГИТИСе он собрался на каникулах отправиться в Югославию. А для этого нужны были рекомендации райкома комсомола.
- Ага! - сказал первый секретарь, тут же споткнувшись сначала на фамилии Гурвич в анкете, а затем убедившись в правоте своего чувства при ознакомлении с Гришкиной национальностью. - Ну что ж, на вопросы вы отвечаете складно. А бывали ли вы, допустим, в музее комсомольской славы нашего района? Не бывали? И вы собираетесь представлять нашу молодёжь в Югославии? Не думаю, что вы достойны…
Тут первый секретарь замолчал, потому что перевернул страничку анкеты и стал читать Гришины биографические данные. - Нет, товарищ Гурвич Григорий Ефимович, - продолжил за первого второй секретарь, - вы никак не достойны… В это время первый секретарь дочитал о том, что отец Гурвича не просто директор азербайджанского отделения ТАСС, но ещё и член ЦК, и депутат Верховного Совета. - В то же время, - сказал умный первый секретарь, - кому, как ни творческой, идейно подкованной, а главное, воспитанной на славных интернациональных традициях, интеллигенции, представлять нашу молодёжь в Югославии. Вы только в музей комсомольской славы перед отъездом сходите… - Нет, - сказал Гурвич, - не схожу. Времени у меня на это нет. Надо чёрной икры в дорогу достать. И водки. - Ну и ладненько, - согласился второй секретарь. - Успеете ещё в музей. Мы скоро там экспозицию улучшим, тогда и пришлём приглашение. Да?
Потом мы выросли. Комсомол рухнул. Яшка уехал в Турцию и остался там жить. Вовку Левицкого посадили лет на шесть, потому что он отказался платить дань закрепленным за его баром милиционерам, и тогда у него дома нашли видеомагнитофон и несколько кассет сексуального содержания. Димка Корш репатриировался в Израиль и теперь работает главным редактором газеты "Русский израильтянин". Гурвич основал и возглавил театр в Москве. А потом стал одним из самых популярных телеведущих. Помните "Старую квартиру"?
А однажды Гришка умер от лейкемии. Мне всё время казалось, что мы всё ещё вместе, пусть не видимся месяцами и даже годами в своих Стамбулах и Тель-Авивах. Мы всё ещё куролесим. Нам смешно и весело. И только теперь я вдруг обнаружил, что остался один. Что вся страна, как старая коммунальная квартира, из которой выехали весёлые и шумные жильцы, а хозяйничают другие строгие люди. Что в Баку уже не уедешь первым попавшимся рейсом, потому что нужна будет виза. Что большинство в России мечтает о твёрдой руке, а не о весёлой жизни. Пусто.
Там, где смешно, Гурвич всегда был первым. Неужели у нас уже несмешно?