Беседа о Мугаме

(Разговор ведут заслуженный деятель искусств России, музыковед Нелли Алекперова и музыкальный критик Всеволод Тимохин) - Всеволод Васильевич, скажите, почему вы заинтересовались мугамом? Ведь для европейского слушателя эта область восточной музыки чрезвычайно далека. Да и, насколько мне известно, фольклор не входил в круг ваших интересов. - Верно, я не фольклорист. Но я очень интересуюсь исполнительством и вокальным искусством в особенности. К слову, почти все выдающиеся певцы причастны к фольклору и народной песне. Разве может кого-либо не захватить исполнение Шаляпиным таких песен как "Не велят Маше за реченьку ходить", "Эх ты, Ваня", "Прощай радость", "Двенадцать разбойников". По-моему это шедевры чистой воды. Своим исполнением выдающиеся певцы поднимают народную песню на уровень вокального шедевра. Да, я обеими руками за такой фольклор. Фольклор же аутентичный, с непрофессиональными певцами меня не увлекает. Мне кажется, что это предмет изучения специалистов, теоретиков-фольклористов, композиторов. Теперь о том, как я пришел к мугаму. Для этого надо вернуться к тому периоду в 1970-х - 80-х годах, когда мы с вами, Нелли Юсуфовна, работали на Всесоюзном радио в Главной редакции музыкального радиовещания. Вы - заместителем главного редактора, а я - заведующим отделом музыкальных программ радиостанции "Маяк". Перед нами ставилась задача широко освещать в эфире события в музыкальной жизни Российской Федерации и союзных республик, знакомить радиослушателей с культурными традициями разных народов. Так благодаря вам я, ранее ориентировавшийся на отечественную и зарубежную классику, приобщился к творчеству Узеира Гаджибекова, Кара Караева, Фикрета Амирова, Арифа Меликова, стал горячим поклонником искусства великого азербайджанского дирижера Ниязи. Хорошо помню, как однажды вы предложили мне прослушать альбом пластинок знаменитого певца, народного артиста СССР Бюль-бюля. Имя это я, конечно, знал и раньше по записям, которые иногда звучали в эфире. Но теперь, помимо оперных арий, романсов и народных песен, смог познакомится с жанром совершенно мне неизвестным - мугамом. Исполнение певца захватило меня своей экспрессией, виртуозным блеском, эмоциональным подъемом. Я ощутил в этой музыке какую-то влекущую таинственность и стихийную силу. Таково было мое первое и незабываемое знакомство с мугамом. А затем, я прослушал (тоже в записи) первую в своей жизни мугамную оперу - "Ашуг Гариб" Зульфугара Гаджибекова в оркестровой аранжировке Ниязи. Впечатление было захватывающим из-за необычности самого музыкального материала, его выразительности, проникновенности и потрясающего мастерства дирижера, который придал всей опере настоящий симфонический размах и масштабность. Покорило меня и искусство певцов, среди них были Зейнаб Ханларова и Шовкет Алекперова, которые пели свои труднейшие партии с какой-то невероятной свободой и раскованностью, несмотря на обилие высоких нот, трелей, рулад и прочих атрибутов высшего колоратурного мастерства. - Как бы вы охарактеризовали мугам? - Прежде всего, в триединстве. Первое - мугам - лад: Раст, Чахаргях, Сегях, Баяти-Шираз, Шур и т.д. Произведение, написанное в ладу с Сегях может не иметь ничего общего с мугамом, но мугам "Сегях" означает, что строительным материалом является именно лад "Сегях". Во-вторых: мугам - это самостоятельный музыкальный жанр декламационно-импровизационного характера, который в процессе исполнения претерпевает вариационные изменения. Это образец профессиональной музыки устной традиции в Азербайджане. Очевидцы говорят, что в "живом" исполнении мугам может звучать 2-3 часа и более. Записями мугамов такой продолжительности мы не располагаем. На пластинках записаны мугамы длительностью 20-30 минут, поэтому, естественно, я аппелирую к образцам именно такого рода. - А как вы воспринимаете мугам в процессе слушания? - Естественно, прежде всего, эмоционально как всякую другую музыку. Мугам отмечен многими удивительными красотами. Основной темой его, как известно, является лирическое переживание героя. Но на Востоке содержание понятия "лирическая поэзия" гораздо шире, чем в европейской литературе. Оно охватывает собой, можно смело сказать, всю человеческую жизнь все стороны бытия. Поэтому любовная лирика хотя и определяет содержание, смысловую сторону мугама, но не исчерпывает его. Одно остается неизменным - это форма индивидуального, личностного высказывания. В узбекском макоме, например, другое - там повествование идет от имени массы людей, там определяющим является принцип коллективного сотворчества, как в оратории или хоровой кантате. Переживания лирического героя мугама увлекают стихией и глубиной чувства. Мой любимый мугам, пожалуй, "Чахаргях" - взрывчато-экспрессивный, пламенный, исполненный какого-то огромного нервного напряжения. Очень люблю я мугам "Махур-хинди". Меня увлекает его масштабность, драматизм и в тоже время какая-то ярко выраженная "концертность", приподнятость стиля. Великолепен мугам "Шур". Это слово горячая мольба, полная отчаянья, тоски и страха, это "взывание к судьбе", призыв о помощи. С другой стороны мугам "Сегях" отличает возвышенно-восторженный характер как страстное признание в любви. Есть мугамы, которым свойственен более спокойный, повествовательный тон и которые лишь в процессе своего развития обретают, например, героические черты ("Раст") или трепетную порывистость, возбужденность ("Баяты-Шираз"). Так, что спектр эмоциональных состояний, заключенных в мугаме, очень широк и разнообразен. - Всеволод Васильевич, не могли бы вы рассказать более подробно о впечатлении, которое произвел на вас Бюль-бюль как исполнитель мугамов? - Когда соприкасаешься с искусством артиста такого масштаба как Бюль-бюль, то, право, сразу теряешься и не знаешь, какие подобрать слова, чтобы наиболее точно и полно выразить свои ощущения. Прежде всего, покоряет, конечно, его поразительный голос, благородство его тембра, фантастическое богатство красок (по-моему, его смело можно принять за баритон - настолько сочно и густо звучит его нижний регистр, а ведь не забудем, что артисту, когда производилась эти записи, было уже более пятидесяти лет!), огромное вокальное мастерство. Все это придает тому, что он поет какую-то особую выразительность, глубину и эмоциональную значительность. Слушая Бюль-бюля, совершено отчетливо себе представляешь, что мугам - это не узко национальная форма, доступная восприятию только восточного слушателя, который с детства с ней сроднился. Я не представляю, какую аудиторию не потрясет, не удивит исполнение Бюль-бюля! Один из мугамов, включенных в его альбом, представляет собою настоящую развернутую оперную сцену, речитатив и арию. Он исполнен им на уровне корифеев мирового вокального искусства, как Джильи, Ди Стефано, Корелли или Доминго. - Из тех певцов-ханендэ, которых вы слышали. Вам хотелось бы кого-нибудь выделить особо? - Джанали Акперов, это, несомненно, один из лучших мугаматистов, которых мне приходилось слушать. Я бы особо выделил его исполнение мугама "Чахаргях", отмеченное, по-моему, высочайшими вокально-художественными достоинствами. После Бюль-бюля мне не доводилось слышать певца - ханендэ столь захватывающей силы экспрессии. Очень мне нравится Агахан Абдуллаев, я бы отметил также Алима Гасымова (он превосходно поет мугам "Шур") и Якуба Мамедова. - И все-таки, если говорить обобщенно, какое эмоциональное состояние в целом характерно для мугама? - Драматическая экспрессия. Это искусство в вышей степени экспрессивное, в котором каждая фраза омыта кровью сердца. Впрочем, это свойство присуще в той или иной степени всем произведениям системы макомата. - Давайте перейдем к формам, аналогичным мугаму, бытующим у народов Среднего и Ближнего Востока - макому, макаму, мукаму, раге и другим. Словом, к тому, что объединено понятием макомат… - Как слушатель я буду говорить исключительно о своих личных впечатлениях. Из параллельных мугаму форм я лучше всего знаком с узбекским макомом - мною было внимательно прослушано 18 дисков, на которых был запечатлен весь шашмаком (цикл из шести макомов) в исполнении ансамбля макомистов узбекского радио под управлением Юнуса Раджаби, выдающегося знатока и исследователя макома. Записи были опубликованы в период 1962-67 годов и считаются классическими образцами интерпретации макомов. - Да, это было, наверное, нелегкое слушание! - Конечно, процесс вживания в эту музыку нельзя назвать простым для европейского слушателя. Хочу оговориться сразу. Мугам в силу своей ярко выраженной концертности, открытой эмоциональности не создает особых проблем в смысле слушательского восприятия. Этот процесс художественной адаптации совершается (у меня, по крайней мере) очень легко. С макомом дело обстоит несколько иначе. Эта музыка в эмоциональном отношении гораздо более сдержанная, "объективная", она лишена непосредственного чувственного эффекта, к тому же обилие унисонных звучаний, длительная погруженность в какое-то одно, главным образом, сосредоточенное настроение, сглаженность контрастов, незаметность перехода из одного состояния в другое, громадные масштабы, равные продолжительности оперного спектакля - все это ставит европейского слушателя, прямо скажем, в трудное положение. Конечно, в макоме достаточно музыки динамичной, оживленной, и далеко не каждый из них звучит три часа (маком "Ирок", например, всего 35 минут), но в целом, я повторяю, мы сталкиваемся здесь с иной эстетикой, иным строем художественных образов, иной формой выражения чувства, иной концепцией музыкально прекрасного. - Ну что же, теперь я думаю, мы переместимся с вами на Ближний Восток. Не смогли бы вы как-то охарактеризовать формы макомата, бытующие в Турции, Иране и Ираке? Там они называются макамами. - Мои впечатления будут разрозненными и случайными, опять-таки из-за недостатка звукового материала. К тому же, должен отметить, что даже в тех записях, которые мне удалось достать, упор был сделан на показ инструментария этих стран (домбак, уд, сантур, ней и др.), а не на воспроизведение целостной формы макама, что, конечно, ставит слушателя в затруднительное положение, ибо перед ним предстает разнородный набор отдельных частей (гораздо чаще инструментальных, чем хоровых и вокальных), из которых составить представление о целостной форме было, естественно, невозможно. Исключение составили лишь несколько иранских и два иракских макама и церемониал ордена Мевлеви, запечатлевший турецкий макам, правда, подчиненный театрализованному представлению религиозного характера (вполне возможно и даже вероятно, что это совсем не типичный турецкий макам), но эмоционально этот ритуал "танцующих дервишей" оставляет необычайно сильное впечатление. Иранский макам привлек мое внимание мелодичностью своих попевок. Это ощущается и в инструментальных вариантах, может быть, не в таксимах, где импровизирует сольный инструмент, а в ансамблях из нескольких музыкантов. Кантабильность, мелодическая пластичность, напевность интонации проступает здесь достаточно отчетливо. Вокальный вариант (к сожалению, единственный, который я слышал) иранского макама имеет много общего с мугамом как в смысле интонационном, так и по насыщенности орнаментикой. - Теперь, наверное, нам надо остановиться на индийской раге? - Это удивительный, огромный и непознаваемый мир, приобщение к которому сулит бесконечное множество впечатлений. В рагах меня поражает тембровая и колористическая изысканность, стихийная сила эмоционального высказывания. Это типично двухчастная композиция. Есть раги, выдержанные в сравнительно умеренном, плавном, спокойном движении, но есть и такие, которые буквально потрясают энергией и неукротимой страстностью. Это ощущается и в инструментальной, и в вокальной раге. Последняя обладает одной уникальной особенностью - она индифферентна к возрасту исполнителя. Вокальные раги исполняют артисты разных возрастов, в том числе и весьма преклонного. Но это нисколько не отражается на конечном художественном эффекте. В европейской музыке трудно себе представить, скажем, 70-летнего певца, который взялся бы за исполнение произведений, требующих высокоразвитой вокальной техники. В индийской традиционной музыке это обычное явление. Виртуозность исполнителей раг (и особенно, конечно, их быстрых разделов) кажется просто сверхъестественной, нечеловеческой. Этому трудно подыскать аналоги. Это особый род вокальной выразительности, присущий именно индийской классической музыке. - А сейчас мы перенесемся с вами на север африканского континента. Что вы можете сказать об алжирской нубе? - По форме нуба гораздо проще и раги, и макома, и мугама. Она тоже состоит из двух разделов - речитативно-декламационного и песенного, но таких сильных, глубоких чувств как ее "собратья" по макомату, она у меня, как у слушателя не вызывает. Она приятна на слух, мелодична, но, я бы сказал, довольно непритязательна и очень скромна по своим выразительным возможностям. Экспрессия, размах или яркая концертность ей не свойственны. Это, если можно так выразиться, мугам или маком в эмоционально упрощенном варианте, без интенсивного динамического развития. Но интонационно родство нубы с другими образцами системы макомата угадывается сразу. - Всеволод Васильевич, в мире проходят фестивали и симпозиумы, посвященные восточной музыке, и все же сфера ее распространения резко ограничена региональными рамками. Широкому европейскому слушателю макомат неизвестен. Видите ли вы какие-либо пути к приобщению любителей музыки к этому искусству? - Этот вопрос не простой. Фестивалей и симпозиумов проходит, действительно, немало, но не в крупных европейских центрах музыкальной культуры, где макомата не знают, а в странах и городах, где он и без того довольно широко распространен. Получается своего рода замкнутый круг - макомат слушают в основном те люди, кому он и так хорошо знаком. Тоже самое и с пластинками. Антологию "Узбекский шашмаком" я не смог найти в свое время даже в грамотеке Всесоюзной студии грамзаписи, не говоря уже о магазинах грампластинок Москвы и Санкт-Петербурга. Со своей стороны я убежден, что мугамные вечера имели бы большой успех, скажем, в Зале имени П.И. Чайковского. Ведь играл же здесь Равви Шанкар, даже и в летнее время зал был полон. Я понимаю, что наша публика очень любит известные имена, но не только рага, но и мугам и маком достойны того, чтобы хотя бы раз в полгода эта музыка звучала со столичной концертной эстрады. Я могу сослаться на свой скромный опыт и не думаю, что среди любителей музыки представляю какое-то особое явление. Эта великая музыка и, хотя в стремлении ближе познакомиться с нею сыграли свою роль некоторые личные моменты, она осталась со мной навсегда. Газета “Азербайджанский конгресс”, № 7, 2005