Кочевая жизнь какаду по имени Жако. Гл.20.

Глава 20. Первые гости На следующий вечер, когда начало темнеть, Наша Маша засуетилась, доставая из буфета и расставляя на столе тарелки и бокалы. Марик выразил желание помочь, но был беззлобно обруган за безрукость и выставлен на балкон. Несмотря на его отсутствие, а может, благодаря ему, Маша успела все. Даже забежать на несколько минут в ванную, чтобы, по выражению Марика, "нарисовать глазки". Когда затарахтел звонок, она высунулась из ванной, бурно размахивая губной помадой, дала понять Марику, чтобы тот шел встречать людей, и крикнула: "Открыто!". Дверь начала распахиваться, привычно застряв на полдороге, и в образовавшемся проходе появилось что-то бесформенное и ярко-голубое. Пока я ломал голову, что это может быть, в комнату, боком, тяжело пыхтя, протиснулась обладательница огромной попы и колышущихся грудей, обтянутых легким, скользким на вид материалом. Я ухнул, ошарашенный увиденным, и подумал, что если бы не эта ткань, то шарообразная дама обязательно застряла бы в двери. Пока я осматривал гостью, в квартире оказался и мужчина. На мой взгляд, он вообще не имел шансов преодолеть дверь. Поскольку был не только толст, но еще и очень волосат, совершенно как ершик для мытья бутылок. То есть на самой макушке торчала пара волос, затем шли густые брови и мохнатые уши, окладистая борода, а далее мелкими кучеряшками волосы росли, надо полагать, по всему телу. Если б мне его показали раньше и спросили, сможет ли он пролезть в нашу плохо распахивающую дверь, то я бы поставил полхвоста против скорлупки грецкого ореха, что он с легким скрипом застрянет в проходе, упершись в дерево жесткими волосами на плечах и груди. Но этого не произошло, и голубая мадам вместе с обросшим месье оказались посреди салона, который вдруг скукожился и стал очень тесным. Я сразу вспомнил, как однажды Марик засунул в клетку два надутых воздушных шарика в честь дня моего рождения. Глаз они, конечно, радовали, но ни тебе на жердочке погулять, ни по решетке полазать. Они невольно заставляли меня вести празднично-неподвижный образ жизни. Гостья расцеловалась с Нашей Машей, уже вылетевшей из ванной, протянула руку Марику и неожиданно низким голосом сказала: -Я школьная подруга Маши, слышал наверно, Мира. Марик раскланялся, улыбнулся, но глаза были нейтрально-вежливыми и чуть настороженными. Бородач, тяжело отдуваясь, тоже пожал ему руку, дружелюбно хлопнул по плечу и уточнил: -А я Гена. Если еще не догадался, муж этой худышки. - Потом плюхнулся в кресло под вентилятором и улыбнулся, - Извини, запарился подниматься на вашу верхотуру. -Хе, "худышки", - живо отреагировала Мира. – На себя посмотри, говорящий бегемотик. Марик постепенно оттаивал. Не знаю, чего уж он там ждал, я хорошо помню, как напряжен он был еще полчаса назад, ожидая гостей, но сейчас он уже улыбался, слушая эту шутливую перебранку. Даже мне было понятно, что эти двое подкалывают друг друга с явным удовольствием и безо всякой неприязни. Уютом и теплом веяло от них. -Чего попить? Водички, пива… или? – спросил Марик. -Лучше или. Водяра холодная есть? – дружелюбно поинтересовался Гена. - Я принес, но она уже теплая. Марик обиженно повел плечами: -Обижаешь… В этот момент Мира повернулась к балкону и, увидев меня, радостно пророкотала: -Ой, попка! -Молчать, Жако! - хором завопили Наша Маша и Марик. -Молчу, молчу, - мрачно сказал я. Мира застыла с раскрытым ртом. -Он что, еще и разговаривает? Марик с Нашей Машей переглянулись и, Маша, с гордостью во взоре, сказала: -А ну, Жако, ответь по полной программе... Эх, давненько я это не выдавал … -Попка - это маленькая жопа. А я попугай. Мира на секунду запнулась, широко распахнула глаза, а потом так принялась хохотать, что не смогла устоять на ногах и, с мягким плюхом, приземлилась на свою необъятную задницу прямо на пол, на шелуху от семечек и орехов рядом с моей клеткой. В комнате, задрав бороду к потолку, во весь голос ржал Гена. Хихикали, не скрывая гордости за меня, Наша Маша и Марик. Попытавшись подняться, Мира облокотилась на стол, на котором стояли обе клетки, моя и хумусова. И стол накренился, не приспособленный к такой тяжести. Сначала на пол полетела клетка Хумуса, а затем стала сползать и моя. Ощутив движение, и поняв, чем это все может кончиться, припомнив свое кошмарное падение при переезде, я завопил во весь голос: -Вай, обратно роняют, - и взлетел, стараясь удержаться в пространстве падающей клетки, чтобы и не получить по голове решеткой и не бабахнуться со всей дури на пол. Умирающая от смеха Мира все-таки успела подхватить мою клетку и прижалась у ней пылающей щекой. Отхохотавшись, вытирая слезы одной рукой, она крепко прижимала к своим грудям мою клетку другой, и, виновато глядя на меня мокрыми глазами, сказала: -Прости, Жако, не хотела тебя ронять. Так уж получилось. В комнате всё еще продолжали веселиться, а когда смех стал чуть утихать, Марик, с удовольствием хихикая, принялся рассказывал историю моего падения при переезде. Народ ржал, но в этом смехе я не чувствовал абсолютно ничего оскорбительного для себя. То ли время уже прошло, то ли сумел пересилить обиду и увидеть смешную сторону того кошмарного происшествия. -Машка, а чем можно залечить душевные раны Жако, - поинтересовалась чуткая Мира. Вот это человек! Поняла, что и попугая есть душа, и что ему нужно что-то, чтобы придти в себя. Наша Маша протянула ей несколько орешков, которые Мира подсунула мне под клюв. Ага, не что–нибудь, а кешью… Спасибо тебе, худышка. В комнате начиналось пиршество. Хумус, как мне кажется, даже и не проснулся во время инцидента, по крайней мере, он так и не вылез из своего домика. А я, как всегда, с интересом наблюдал, что происходит. Выпив за дом, в котором они сидят и за гостеприимных хозяев, Гена хрюкнул и сказал: -Хотите, повеселю? Еще не успел никому рассказать. В этот момент из своего домика вылез Хумус и принялся раскачиваться на прутиках. Мира взвизгнула, как электричка подъезжающая к станции, и бросилась сюсюкать с этим наглым грызуном. Чуть позже, так же громко запричитала Наша Маша, забывшая мясо в духовке. Через несколько минут на столе стоял большой поднос, к которому невольно потянулись носы всех присутствующих. Кроме моего. По мне, так его можно было бы вообще не вынимать. И заменить орешками кешью. Пока гости и Марик, всеми возможными способами выражая восхищение, поглощали то, к чему порядочный попугай не приблизился бы и под страхом смерти, а Наша Маша застенчиво краснела, выслушивая похвалы, мне почему-то припомнилась грустная старая история. Это случилось несколько лет тому назад, когда я впервые увидел торжественно лежащую на блюде жареную курицу. И должен признаться, что мне стало не по себе. Я, конечно, знаю пословицу, что курица не птица, но сердце невольно сжалось, при виде этих беззащитно торчавших вверх ног в окружении гор белоснежного риса. Я никак не мог подобрать подходящей сентенции, чтобы выразить свое отношение к этому трупоедству. В голову пришла только любимая фраза марикиного папы, которую он говорит, хлопая мухобойкой по мухам и комарам. Я решил, что она вполне подходит к случаю и медленно, строго и печально сказал: -Бенц - и старухи нету. Потом склонил голову и засвистел похоронный марш. Марик не оставил без внимания мое выступление, пристально посмотрел на меня, потом на стол и понимающе сказал: -Прости, Жако, больше это никогда не повторится. Надо отдать должное, после этого случая я никогда не видел целой тушки птицы, то ли запеченной, то ли иначе приготовленной на их столе. Нет, я не сомневаюсь, что подобные блюда присутствовали в их меню, но они принимали все меры, чтобы не шокировать меня. Да и я постарался убедить себя, что нельзя равнять глупую домашнюю птицу с эрудированным попугаем. И постарался забыть, что когда-то и из меня хотели сделать табака...