Двор на Карганова. 60-е(окончание)...

Цокают, ох цокают наши часики. И у каждого на свой лад: порой и не слышные, а иному, что Царь-колокол, да над уставшей душой, ведут последний счет.
Скудно скинувшись, как в миру повелось, похоронили и часовщика Василия.
Нам, детишкам, достался в наследство его фанерный короб, где мы, недолго думая, решили хранить наши сокровища, чтоб потом закопать, и чтоб через тысячу лет какой-нибудь "счастливец", нашедший наши сокровища, вдруг обогатившись, поставил бы нам памятник.
Я притаранил два сломанных "калейдоскопа", янтарную бабушкину брошь с покойной мухой внутри. Нелька поражала своей щедростью, сама идея сокровищ делала ее одержимой. Долго выбирая, что бы могло оказаться ценным через тысячу лет, она притащила 5 сохраненных "керенок" и костяную зубочистку. Керенки были огромные и потому уже представляли ценность, но идея с зубочисткой была примитивной. Мы посовещались и решили, что через тысячу лет обязательно изобретут самоочистные зубы, потому, что этот чертов зубной порошок только десны натирает.
Йоська, озираясь, припер блестящую офицерскую пуговицу и свой "чемпионский"
альчик. Бакинец не был бы бакинцем, если хоть однажды не выбрасывал свой альчик. Мы еще выкрасили его синим порошком для "непобедимости".
Завидно стало? А вот нам намыло-то гордости тогда за щедрость-то за нашу!
Закопали мы наши сокровища под огромной "вонючкой", в углу нашего полисадника. И назвали это место "клад". И было это просто здорово.

Жил я на Карганова недолго. Лет до 8-ми. Много квартир с тех пор пришлось сменить, но по-настоящему счастлив я был именно там.

Всего-то двенадцати метровая комнатка, наполовину вросшая в землю. Полуоконце на улицу, решётка снаружи. Узкий коридор выводил в

полисадник. Часть коридора выделялся под детскую, где почивал я и моя старшая сестра. Изножье моей кроватки упиралось в спину холодильника

"Саратов". А дверца холодильника открывалась уже в коридор. Вот так хитро придумал мой папа. Сейчас, на современных кухнях, эти

холодильники обрамляют шкафчиками. А в нашем случае его фасад выпирал из фанерной стены. Сразу за стеной нашей "детской" была

полуподвальная кухня. Отец построил её вместо веранды, углубив пол в землю. Зато над кухней появилось прекрасное широкое окно в

полисадник. Оно, правдо было очень узеньким, высотой в пару ладошек, но зато лёжа в постели можно было увидеть верхушку нашего

раскидистого инжира.

 И жило нас в этой квартирке пять душ. Бабушка Сарра, мои родители Борис и Нина. Моя бабушка миролюбиво звала отца Боба, если

была в духе. Поэтому отца во дворе начали называть "Вова". Ещё жили  я  и моя сестра Слава, старшая меня аж на четыре года.

Память не архив, хранит то, что хочет. Вот и досталась мне картинка, до сих пор щемящая мою душу.

Бабушка печёт на кухне пирожки.  Мама переглаживает гору белья.  Сестра, сидя за столом читает. А читала она всё подряд, лишь бы

не учебники. Читателнее её я я в жизни не встречал. 

Ну а мы с отцом работаем. Помню он мастерит деревянный шкафчик для обуви, где для каждого из нас предполагалось отделение, а ещё

и место для щётки и обувной ваксы. Ну уж очень отец порядок любил. Да и что бы творилось в этой каморке, да при пяти душах

населения, если б вещи разбрасывались. Ну так вот, мы с отцом работаем. Вернее я стою рядом, наблюдаю и страстно желаю хоть

чем-то помочь. Ну чисто по-мужски. Мой восторг запредельный, если батя просит подержать молоток или доверит выпрямлять гвоздики.

Если б мог я достучаться к Боженьке своими маленькими кулачками, то единственное о чём бы просил, так это только, чтобы всё это

продолжалось.  Как же потом не хватало отца восьмилетнему пацану. Как же я любовался его сильными, увитыми тяжёлыми венами,

руками.  Папа, когда работа всегда пел вполголоса. Иногда мать начинала ему подпевать. "мы с тобой два берега у одной реки" или

мама, она обычно начинала "каким ты был, таким ты и остался". Папа прятал улыбку и затягивал "спят туманы тёмные", причем в куплете,

где про "девушек" он пел: "девушки пригожие, на чертей похожие". Теперь уж и мама, да и бабушка на кухне улыбались.

 Да что уж там.   Где это всё.  Понеслось всё потом, понеслось. Да и унеслось.  Более пяти десятков лет прошло с той поры.

Наступило лето 1963-го года. Нам, мне, Йоське и Нельке надо было проготовиться к школе. Событие, ну после полёта Гагарина,конечно,

для нас обещало быть самым значимым в жизни. Если бы не конкурс песни, которые нам периодически устраивала моя сестра, то мы

бы только и считали денёчки до 1-го сентября.  В моде был Робертино Лорецци. Феноменальный голос был у этого 13-тилетнего пацана.

Я например, очень любил его песню "о соло мио". Но мне досталась песня "Джамайка". Не помню как я пел, как пели другие, но сосед

Мартик сказал, что я громче всех орал и мне положено, ну хотя бы почётное 3-е место из трех возможных.  Это меня утешило.

Но главным занудством этого лета оказалась игра в "школу". Моя сестра собирала нас, ну мелкашек дошкольных и устраивала

настоящие уроки. Мы усаживались на табуреточки, а табуреты повыше служили "партами".  Необходимо было сидеть прямо, уложив

одну руку на другую. И, если вы хотели спросить что-либо у "учительницы", то надо было поднять правую руку ладошкой вверх,

но ни в коем случае не отрывать локоть от "парты".  Борислава Борисовна была очень строгой, но обьясняла замечательно.

Очень правда, мучила нас правописанием. Все чёрточки и закорючки должны были лежать ровненько и одинаковенько.

Она важно ходила с букварём меж рядов и терпеливо доносила до нас обалдуев свет науки. Открою секрет. С тех пор уже

прошло 52 года, а моя сестричка стала педагогом математики. И преподаёт до сих пор. Уже сорок лет. Дети её любят. И те, что

учились у неё в Баку и израильские детишки. Да что там говорить, в городе Цфат её почти все знают и уважуха к ней неслабая.