Ливанский кедр /Одинокая яичница

Я сидела в парке и ждала N. N. не приходила и я уже начинала сердиться . На аллее появился маленький , смуглый мужчина лет 70-ти , в густо- розовой майке , светлых шортах и белых , женских мокасинах на перепонке. В одной руке у него был большой полиэтиленовый баг ,а в другой транзистор - на голове стояла седая шевелюра. В транзисторе был Бах. Я почему- то сразу поняла что он не сумасшедший . "И , конечно, он сел на твою скамейку". Он сел на мою скамейку , оставив приличное тристан-изольдовское расстояние , на которое положил свою сетку . Из сетки торчал "Village Voice ". Глаз от него отвести было невозможно , но я всё-таки отвернулась. У входа стоял полицейский . N. не было . "Какой прекрасный день " начал он . "Beautifull " - с готовностью подхватила я . "Я живу здесь уже 27 лет , это прекрасный сентябрь ." Розовая майка , Бах и "Village Voice " были неверными знаками - он был слишком неухожен для того чтобы быть геем . А когда заговорил - стало ясно что у него совсем мало зубов . Но странное дело ... речь его была не противна , напротив , почти приятна - как будто он целый день ел халву , и звук выходил сладкий , круглый и довольный. "Так Вы из ....?" "Лебанона" - кротко ответил он . "Значит Вы знаете арабик, французский , английский " - бодро начала перечислять я . "И хибру - скромно добавил он . Я изучал хибру в религиозной школе ." "О ... - ответила я американским, извиняющимся "О" ставящим тактичную точку - и подумала - новая для меня порода . Сирийских видела у их синагоги - мужчины стройны , а женщины похожи на кинозвёзд в шубках и босоножках на шпильках,коленки сверкают при ходьбе , а из Лебонона... " "Сколько же вас было в Лебаноне?" спросила я . "60 тысяч " - опять улыбнулся он. "А сейчас ?" "16 человек." (Он именно так и сказал - не около 20 , не человек 15-16 , нет. "16 человек ".) "Мне вчера звонил брат - добавил он . Ишмаель - сказал брат - это самая прекрасная страна на свете " - и тут он закатил свои прекрасные восточные глаза с молодыми ресницами . "Эти сирийцы не давали нам жить . Один раз мы были в деревне , их солдаты ворвались в дом ночью , нас никто не предупредил , мы были со стариками и детьми . Испуг был страшный , но они ушли , как и пришли ." "А чем занимались евреи в Лебаноне?" - спросила я . Он задумался . А потом ответил - " Я работал в магазине ." Наступило молчание. "Мы очень хорошо жили с мусульманами , они очень хорошие люди ." Я улыбнулась - смешно что он говорит это мне - но ничего не сказала . Вы любите "Village Voice" ? - перевела я разговор, всё хотела соединить несоединимое . Он вздохнул . "Вы знаете , моя жена умерла 4 года назад . Я очень тоскую по ней . Я остался совсем один . I have no female friend , no male friend , я должен хотя бы смотреть картинки чтобы не сойти с ума ." Он oпять вздохнул . Стало тихо . "Смотрите - вдруг радостно сказал он , смотрите что я купил в магазине 99 центов! " Он залез в сетку и вытащил оттуда сковородку . Никогда не видела я таких сковородок - на ней наврядли поместилось бы одно яицо. Я представила его утро , как он шаркает на квартире , и жарит свою одинокую яичницу , радуясь обновке . "Ну я пойду сказал он , я должен принять лекарство ." И он пошёл по аллее на своих кривых , аккуратных ногах . Я забыла что скоро праздник и не сказала ему ничего хорошего. На аллее появилась N . , я уже вставала , улыбаясь ей навстречу - a он уменьшаясь , уже заворачивал за угол моего глаза , равняясь с пузатым полицейским , чтобы исчезнуть насовсем - острая как соседский меч и абсолютно уверенная мысль пронзила меня - он донашивает вещи своей жены.