Для Аль Алимон: картина без медузы

Медузы любят тихие воды и бегут штормов. Поэтому черные флаги вдоль берега воспринимаешь с легким злорадством: накося. Это для них знак, не для меня. Мне можно. Шторм-не шторм, так, мелкая пенная возня по колено. Живущие около океана назвали бы это просто прибоем. Мелко, однако неожиданно сильно. Гневные барашки сопротивляются, толкаются, не дают войти, отбрасывают назад к берегу. Я притворяюсь, что пришла без всякой цели и не собираюсь бороться. Поддаюсь, уворачиваюсь, усыпляю бдительность. Цель моя - там, где кончается пена и начинается большая зеленая вода. Там надо лечь на спину и закрыть глаза. И тогда исчезают время, и звук, и цвет, только шорох в ушах и огненные зигзаги под опущенными веками. Нирвана, которой не бывает никогда и нигде, ни там и ни здесь, ни до и ни после. "Здесь только Бог да я" - не в сиреневом саду, а только в море, в точке, равноудаленной от берега и горизонта. Проходят световые годы. Когда открываешь глаза, небо кажется темно-лиловым, берег - чужим и незнакомым, люди неразличимы. Зачем я возвращаюсь? Кто меня вспомнит, кто узнает? На земле уже сменились поколения. Девочки, с которыми я играла в классики, давно растят внуков. Рип ван Винкль с красными от соли глазами, с белыми от соли ресницами плывет к берегу. Vive la vie et la mer.