«Ему даже мячом для гольфа забить нельзя!»

В последние несколько месяцев всякий раз, когда Оливер Кан приветливо махал трибунам рукой, улыбался в бесчисленных интервью, элегантно принимал один букет цветов за другим, проливал скупые слезы радости, после того как Лука Тони сравнял счет в сверхдраматичном матче в Хетафе, невольно вспоминалось афористичное «все плохое со временем забывается». Восхищаться Каном всегда было легко. Куда труднее было любить его. Публике в первую очередь подавай профессионализм, усердие и самоотдачу. Но и образ артиста большинству болельщиков очень даже симпатичен; привлекательность облика футболистов элементы игривости и удовольствия только повышают. Но футбол для Кана никогда не был игрой, равно как и сам вратарь, по его многочисленным признаниям, никогда не был доволен собой. Даже накануне своего последнего матча на «Альянц-Арене», когда золото бундеслиги уже было в кармане, он испытывал давление, потому что «Баварии» предстояло побить рекорд по наименьшему числу пропущенных голов за сезон, что ей в итоге и удалось. От одержимости Кана перфекционизмом страдали и окружающие. Бытует, возможно, недостоверная, но весьма показательная история о том, как когда-то первый номер «Карлсруэ» Александер Фамулла отказывался проживать в одной комнате со своим молодым амбициозным дублером, опасаясь, что ночью Кан задушит его подушкой. Мишенью же «вражеских» болельщиков Человек-образец стал только после перехода в сильнейший и в то же время самый ненавистный клуб страны. В апреле 96-го, во время матча со «Штутгартом», Кан выбежал из ворот, схватил своего одноклубника Андреаса Херцога за плечи и тряханул так, что тот больше не забывал отрабатывать в обороне. Этот эпизод неоднократно прокручивали по телевидению, в частности, в ночном шоу Харальда Шмидта, пользовавшимся в ту пору дурной славой. Шмидт сострил, что Кан рискует споткнуться о свои же собственные руки, и эта орангутангская шутка привела к тому, что в течение десяти лет Титана забрасывали на гостевых стадионах бананами и сопровождали обезьяньим улюлюканьем. Обструкция не прекращалась, потому что Кан продолжал «хулиганить». Три года спустя он оттаскал за ухо лидера дортмундской «Боруссии» Андреаса Меллера, нанес Стефану Шапюиза удар в стиле кунг-фу, а Хайко Херрлиха едва не укусил в шею – все это случилось в одном матче. В том сезоне, завершившимся самым горьким разочарованием в его карьере – проигрышем «Манчестер Юнайтед» в финале Лиги чемпионов, Кан дошел до точки. «Я понял, что стал машиной – непрерывно работающим на предельных оборотах мотором, который в конце концов перегорел. Такова цена одержимости. Я начал осознавать, что помимо бешеной погони за целями в жизни есть и другие вещи». Парадокс в том, что именно «другие вещи» в итоге и подсобили его падению в глазах общественности. На какое-то время, правда, «безумный Кан» уступил место «нашему Оли» – подвиги на ЧМ-2002 возвели голкипера-великана в ранг национальной святыни. Но уже в следующем году лояльности прессы и след простыл – Кан ушел от беременной жены к молодой девушке, с которой он познакомился на дискотеке. Детали его частной жизни, прежде недоступной для широкой публики, смаковались таблоидами на все лады. Но «стирается память и глуше печаль». Могучему Кану, как и герою древнегреческой мифологии Мелеагру, по большому счету на судьбу жаловаться грех. Но как жить дальше? Полено-то в очаге догорело. Каково придется человеку, как, пожалуй, никому другому, всецело поглощенному футболом? А нам? Нам, наверное, остается лишь вспоминать. Но «на крыльях времени уносятся невзгоды». Поэтому обструкцию, бананы, удары кунг-фу и вампирские замашки давайте забудем. А вот апрельский вечер 2000-го, когда кто-то из фанатов «Фрайбурга» запустил в Кана мяч для гольфа, будем лелеять в памяти. Но не залитое кровью лицо – а то, что случилось после матча. Мехмета Шолля, полного антипода Кана, попросили прокомментировать инцидент, и плеймейкер «Баварии» ничтоже сумняшеся выпалил: «Вот это вратарь! Ему даже мячом для гольфа забить нельзя!».