МенТВ и ВС представляет - Абисс

Дорогие сосайтовцы,

Всем доброе утро или что там у вас. Друзья мои вы просили серьезное произведение вот я постарался. Читайте и думайте и будьте добры просто добры. И так поехали...

Ген. Директор - Мент

Замполит - Джесс

Ассистент проекта - Моника АБИСС ------------------------------------------------------------ Вадим Деркач Усталый, злой и беспомощный я стоял перед прилавком парфюмерного отдела. Мне легче было выбрать между жизнью и смертью, чем между Дюором и Габбана… Я стоял, смотрел на измученную продавщицу и ждал просветления. Ждал безнадежно… Я почти выбрал смерть, когда рядом остановился высокий брюнет средних лет. - I would like try Fleur d'eau, - сказал он с сильным акцентом, что заставило меня посмотреть на него с интересом - я говорил с точно таким. Продавщица поставила на прилавок флакон, застывший женщиной в потоке голубовато-зеленого стекла, прыснула на желтый пробник и протянула его мужчине. Тот, казалось, растерялся, не решаясь взять картонку, но вдруг смутился своей нерешительности и почти выхватил его из рук удивленной девушки. Та, конечно, подумала, что all Russians are crazy, но продолжала вымученно улыбаться, а мужчина застыл недвижимо с вытянутой рукой, сжимая двумя тонкими пальцами желтый прямоугольник. Со стороны наша троица должна была выглядеть забавно. Я улыбнулся и сказал по-русски: - Это надо слушать. - Слушать? – удивленно вскинул на меня черные глаза crazy russian american. - Э-э... нюхать... это образец. - Нюхать значит, - пробормотал незнакомец, - я знаю, что нюхать. А я бы хотел... Послушайте, - вдруг неожиданно живо обратился ко мне. – Помогите мне, пожалуйста! Мне нужна ваша помощь... - Ну-у... – протянул я, напряженно вспоминая, сколько у меня в бумажнике наличными. - Если я попрошу об этом продавщицу, она не поймет. Они здесь не понимают... Хотя мне, право же, неудобно... - Как я могу помочь? – спросил я, заинтригованный. - Вы знаете, что духи надо пробовать на коже? Что на коже их аромат настоящий? Можно я попробую их на вашей руке? - Э-э.. - Пожалуйста... - Хорошо, - согласился я, нахмурившись. И поразмыслив, добавил: – Только вы мне потом скажите, что нашли в этих духах. - Да. Конечно. - Could you please spray a little bit of… флер... блин, как его там.... до… на my hand? – попросил я продавщицу, протянув ей тыльную сторону левой кисти. - Флер д'о, - поправил мужчина. Продавщица послушно окропила мою руку. Я помахал ее перед собой, распространяя цветочный, смешанный с чем-то фруктовым, аромат. Мужчина напряженно следил за моими движениями, потом спросил: - Можно? Я молча протянул руку к его широкому лицу. Он слегка наклонил голову, закрыл глаза, кажется, перестал дышать. Неожиданно я почувствовал кожей обжигающее движение воздуха. Оно было стремительным, царапающим, но потом замедлилось. В нем появилась глубина, и что-то еще, неясное, но наполненное силой. Я не сразу понял, что незнакомец покачивается, а лицо его двигается вокруг моей кисти, как бы ощущая каждый ее миллиметр. В этом было нечто большее, чем просто оценка парфюмерии. Со стороны происходящее, наверное, выглядело, мягко говоря, странно. Быстрый взгляд, брошенный на продавщицу, застал ее заворожено следящей за происходящим. Не успел я подумать о том, что влип, как легкие, невесомые прикосновения к руке заставили меня растеряться, и я с ужасом увидел, как незнакомец касается губами моей кожи. Я резко наклонился вперед и с силой толкнул его в грудь. Мужчина пошатнулся, не удержался на ногах и повалился на каменный пол. В последний момент он зацепился за прилавок. Стекло звякнуло. Продавщица вскрикнула. - Аннушка, Аннушка, - шептал мужчина, все еще держась одной рукой за прилавок, а другой будто пытаясь выдавить себе глаза. - Какая я тебе Аннушка, твою мать! - рявкнул я, затравленно оглядываясь, молясь, чтобы в магазине не было знакомых. Между прилавками к нам твердым шагом шли люди в униформе. Я лихорадочно подбирал слова, чтобы ясно объяснить ситуацию, но продавщица неожиданно выпалила: - They are together. Дело принимало нехороший оборот. Мне ничего не оставалось, как улыбнуться и бодро сказать: - I am sorry, guys. Really sorry. My friend feels bad. We leave. И прежде чем продавщица успела отреагировать, а охрана сообразить, я подхватил незнакомца, все еще шепчущего «Аннушка», и потащил его к выходу из магазина. - Простите, простите меня, - стал он извиняться слабым голосом, когда двери захлопнулись за нами, и я прислонил его к глухой стене парковки. - Да пошел ты...- сказал я в сердцах, собираясь уходить. - Подождите, не уходите, мне очень плохо. Очень... Я остановился в сомнении. Много людей видело, как я толкнул его, а потом в обнимку прошел через длинные залы магазина, и не дай бог с этим типом что-то случится здесь.... - Действительно худо? – как можно спокойнее спросил я, проклиная этот день, этого мужика и всю парфюмерную индустрию. - Да, – тихо пробормотал мужчина, низко склонив голову на грудь. - Э-э! Ты это. Сознание здесь не теряй. Может быть, вызвать 911? – забеспокоился я, хотя вызывать скорую мне совсем не хотелось. - Аннушка – это женщина, которую я люблю... Вы ни при чем здесь, - тихо проговорил мужчина, - Послушайте, вы обедали? Здесь поблизости есть отличный ресторан. Я вас поставил в такое неприятное положение.... Мне хотелось бы как-то вас отблагодарить. - У меня нет времени, - отрезал я, но вдруг подумал, что, в принципе, это хороший способ выйти из этой неопределенной ситуации. Если я отобедаю с этим господином на виду у всех, а потом уйду раньше его, то все будет замечательно. Поэтому я добавил примирительно: - Но я вас не могу так оставить. Идемте. Вам помочь? Ресторан был хорош и дорог. Петр, так звали моего странного нового знакомого, выглядел несколько подавленным, но вел себя уверенно, свободно, и, видимо, был здесь завсегдатаем. Я сделал безжалостный заказ, но на Петра он не произвел впечатления, да и на себе он тоже не экономил - Я бы хотел рассказать вам про Аннушку, - сказал он тихо, осушив бокал красного сухого Monte Bello – что-то около 130 за бутылку, - Вы не против? Я был не против и даже чувствовал себя несколько обязанным. - Мы с вами, вероятно, больше не увидимся. Я уезжаю. Надолго. Может быть, навсегда. Но мне надо с кем-нибудь поделиться... рассказать.... Я устал это носить в себе... Знаете, я давно живу здесь, но друзей мне приобрести так и не случилось. Поэтому мне проще поделиться с вами.. Это как в поезде, когда люди выкладывают самое заветное первому встречному, уверенные, что никогда не встретят их снова. - Тысячу лет не ездил на поездах, - улыбнулся я. - Тысяча – это много. Я только десять, хотя часто путешествую. По профессии я инженер-строитель. Женился не рано и не поздно. Вовремя. Жена у меня прелестная, два чудных ребенка, дом над океаном, Мерседес convertible, карьера, деньги... В общем, все замечательно, хотя живу я скучно... или, вернее сказать размеренно, однообразно. Не знаю. Короче, все было накатано и понятно, пока я не получил письмо... Письмо было от моей знакомой. Мы учились вместе в аспирантуре, в Союзе. Ее звали Аннушка. Последнее слово Петр произнес по-особенному – мягко, нежно. Похоже, ему нравилось говорить его. - Знаете, быть рядом с Аннушкой было одно удовольствие. Я плохо понимал тогда, в чем дело. Объяснял ее умом, чуткостью, готовностью помочь, разделить печаль и радость, ее знаниями, в конце концов. Не знаю... Но в свободные минуты мы говорили с ней много, долго... Не могли наговориться... Относился я к ней нежно, но без вольностей. Между нами ничего не было. Совсем ничего. Конечно, как у всякого мужчины у меня ,бывало, проскальзывала искра, но я гасил ее нераздумывая. Почему? Я думаю, мне и без того с Аннушкой было замечательно. Просто замечательно... – Петр замолчал, опустил глаза, потом посмотрел на меня печально, и продолжил. – Когда я уехал из Союза, я сразу осознал, что мне Аннушки не хватает. Что тоскливо на душе. Я спрашивал себя о природе этого чувства и не мог ответить. Мне казалось тогда, что это своего рода проявление ностальгии. Но знаете что? Все те моменты, когда та самая искра проскальзывала, возникли передо мною почти фотографическими картинками. Я закрывал глаза... я видел ее стройные ноги в синих джинсах рядом с подлокотником моего кресла. Аннушка сидела на столе, держалась мальчишескими руками за столешницу, болтала ногами и смотрела на меня сверху вниз так загадочно, игриво... Кажется, подтрунивала надо мной. Ее такое близкое тело, аромат... Стоило только протянуть руку... – Петр закрыл глаза, и его дрожащая рука потянулась куда-то в пространство между нами. Я громко стукнул вилкой о тарелку. Петр поморщился, отдернул руку. Посмотрел на меня растерянно. - Вы ей сказали тогда? – спросил я его. - Я написал, что мне ее очень не хватает, написал, что я бы хотел быть с ней. И она ответила... Ответила, что думает обо мне, скучает. Это было радостно, но... Но тогда я был не рядом, и моя радость рассеялась. Радости делового человека вообще присуща энтропия. Я закладывал основы своей жизни здесь. Учил язык, утверждал себя. Искал, думал, изобретал. Строил дома. И так прошло девять лет. - Она была свободной, когда вы были там, в Союзе? - Нет. Она была замужем. По-моему, вполне счастлива в браке… И я… я тоже женат, и тоже не мог пожаловаться. Дело не в этом. Дело не в нашей семейной жизни. Поверьте... Суть совсем в другом. Хотя я вижу это четко и ясно только сейчас, спустя девять лет. Конечно, все это время изредка я вспоминал Аннушку, но почему-то с некоторым разочарованием, во многом самовнушенным и надуманным. Она не ответила на мое последнее письмо и не написала мне позже. А я был горд. Горд и очень занят... или правильнее.. занят больше чем горд... Я придумал себе, что она предала наши чувства, или говорила неправду… Но год тому назад я получил письмо. Было оно простым и коротким. «Как дела? – спрашивала меня Аннушка, - как ты живешь?» Дела у меня шли хорошо, но.… Время – друг и враг… Оно рассасывает не только наши шрамы, но и наши чувства… дружбу… любовь.… «Ну и как ты живешь?» - спросил я себя. Жил я тоже хорошо, но спустя девять лет в моей жизни по-прежнему не было Аннушки, и время ничего сделать с этим не смогло. Мы стали часто писать друг другу. И если не врут, что все в компьютере обращается в единицы и нули, то этими двумя цифрами было сказано все… Вернее, не сказано, а взорвано… Разметало наши чувства по тысячам километров нас разделяющих… И ничто нельзя было сделать, чтобы было иначе, потому что нам было хорошо в наших семьях, но плохо друг без друга. Парадокс. Правда? Случается, жизнь сводит разных, иногда совершенно противоположных людей. Им может быть хорошо вместе, если они находят друг в друге то, чего нет в них самих, и имеют силы это уважать. Иной раз случается сойтись двум одинаковым людям, им хорошо, потому что они во всем похожи. Бывает, что один из двоих растворяется в другом... Хотя чаще людям или плохо вместе, или никак… Но здесь.… Видите ли, мы с Аннушкой люди одной крови, одного духа… Мы разные, но смотрим на мир одинаковыми глазами. Мы понимаем его одинаково.… Это невозможно объяснить. Это надо почувствовать. Почувствовать движение мысли и чувств, как одно.… Это непередаваемое, почти невыносимое счастье.… И это непередаваемое, почти невыносимое мучение, потому что пропасть… Петр закрыл лицо руками. Слова глухо вылетали из под его ладоней: - Наверное, слышать подобное не от юноши более чем странно. Мне самому это странно, и, может, поэтому так тяжело с этим справиться. Сложно справиться с видением пропасти, которая нас разделяет. Тысячи, тысячи километров и девять лет жизни. Я написал об этом Аннушке. «Пропасть всегда есть между людьми, - ответила она, - просто иногда люди находятся по разные ее стороны, а иногда по одну. Любящим сердцам опасно быть рядом. Они не видят края». - Умная ваша Аннушка. - Умная, - кивнул Петр. – Но эти слова как клеймо. Они прожгли мое сердце. И что-то произошло со мной тогда. Я чувствовал эту пропасть между нами как никто другой.… Как никто другой я ненавидел ее, но хотел… Хотел физически представить ее непреодолимость. Я мог вообразить себе многие вещи, которых не существовало, но я не мог мысленно увидеть эту бездну, потому что она была, и ее не было... Возможно, это желание было особым помешательством инженера-строителя… я не знаю. Но я стал искать пропасть, к которой мог бы примерить клеймо моего сердца. Но ни Гранд Каньон, ни каньоны Айдахо, ни обрыв Ниагары не смогли дать мне желаемое. Мне казалось, что, узрей я Аннушку на другой стороне, то шагнул бы раз всего и был бы рядом. Ведь я так страстно желал этого… хотя бы на мгновение… чтобы дотронуться, ощутить ее живую, прижать к себе… - Петр замолчал. Жадно припал к бокалу. - А потом? Потом обратно? - Потом обратно, - повторил Петр. – обратно… - Так что вам мешает? Всего 12 часов полета. Какого черта Вы ломаете себе голову?! Садитесь на самолет, летите… - Эта пропасть и мешает... Вы ничего не поняли. Пропасть всегда есть между людьми, даже когда они рядом. Общество, мораль, наши любимые жены, любимые мужья, дети, родные, и … время… - Так никто не узнает! - А мы… Мы узнаем… ведь пропасть не в них… пропасть в нас. И еще есть страх этой пропасти… Страх встретиться и не найти друг друга... или найти, но не узреть края. Понимаете? - Господи! Почему люди не могут быть счастливы! - Потому что господь несчастлив с людьми. - Нет, я этого не понимаю, - сказал я в сердцах. - То, что вы не понимаете - не главное, главное, что вы слушаете, - честно признался Петр. – Я тоже не мог понять некоторые вещи. Представьте себе, я испытывал почти физиологическое наслаждение, когда писал Аннушке «я люблю тебя», «радость моя», «милая», когда читал ее «солнышко», «любимый»… Я не понимал, как могло такое вызвать наше невинное счастье находиться вместе? Как-то я подумал, что у диких племен принято съедать сердца воинов, чтобы так обрести их храбрость, и моя страсть в своей основе имеет то же самое. Я так любил Аннушку, что хотел обладать ее полностью, всецело, принять ее в себя… «Я и так в тебе»,- как-то написала она, но это была неправда…. Это была неправда… Правдой была пропасть. Правдой была абсолютная безысходность нашей любви. Аннушка чувствовала это, но иначе. В ней не было того вселенского голода, что мучил меня, но она любила меня, и мой голод мучил ее. Как-то Аннушка спросила: «Хочешь чуть-чуть почувствовать меня?» «До бесчувствия»,- ответил я. «Когда в следующий раз будешь в парфюмерном магазине попроси дать тебе послушать Флер д'о. Это мои духи» И я попросил… - Да уж… - не сдержался я. - Вы меня простите, пожалуйста.... Я внушил себе. Почти поверил. - Хоть полегчало? - Нет, - буркнул Петр и осушил очередной бокал. Он ничего не ел, только пил. - Ну… может быть мне не следовало вас останавливать? - улыбнулся я, но Петр посмотрел на меня с такой болью, что мне стало стыдно. – Извините, - сказал я, смутившись. - Ничего, вы правы. Я был смешон. Влюбленные вообще смешны. Им можно рассчитывать только на себя… или на чудо. На себя мне рассчитывать не приходится. Средствами парфюмерия пропасть не преодолеть.… Но… - Петр поднял указательный палец руки, улыбнулся, и в глазах его заиграло вино, хорошее калифорнийское вино. Он вынул из кармана и поставил на стол маленькую коробочку. - Это что? – с любопытством спросил я, взяв ее в руки. - Это ключ богини Абисс. Пропасть как открытая дверь в зимнюю стужу. Она вытягивает из нас надежду, вытягивает веру. И это… Это ключ от нее. Ключ богини Абисс может закрыть эту дверь. - И вы в это верите? – спросил я - Конечно верю. Что за чудо без веры?! - Логика однако… И откуда это у вас? – спросил я, безуспешно пытаясь открыть шкатулку. Замков нигде видно не было, но на обратной стороне было написано «Made in Chinа» - Я.. – вдруг замялся Петр, - я купил его на eBay. - На eBay! - Да. Бился до последнего… Тридцать три ставки. Представляете? Это стоило мне четыре тысячи. - Четыре тысячи! Лаковая коробочка! – почти закричал я. – Вы шутите! Неужели вы не понимаете, что вас надули? - Нет. И я собираюсь закрыть свою пропасть сейчас. Здесь. Я не буду терпеть больше не минуты, - резко ответил Петр, выхватив шкатулку из моих рук. - Как вы собираетесь это сделать? – спокойно спросил я. - Надо открыть шкатулку. И все… - Я уже пробовал. У меня ни фига не получилось. Я уверяю вас, это цельный кусок дерева. Вы видели надпись на обратной стороне? - У вас нет пропасти, поэтому у вас не получилось. А у меня получится! - Это у меня нет пропасти? Видели бы вы мою финансовую пропасть. Сказали тоже… - Значит не такая уж она непреодолимая… - Хорошо, - спокойно сказал я, - Давайте. Открывайте. - Значит открыть… - нерешительно проговорил Петр. - Открывайте. Открывайте. Я жду. Петр положил коробочку перед собой и поддел пальцем крышечку. Раздался легкий щелчок. Крышечка откинулась. Не знаю, кто из нас больше удивился, я или Петр. Мы заглянули вовнутрь… И я испугался. Бесконечная, ужасающая бездна разверзлась перед нами. Она плескалась среди сандаловых стенок. Она подавляла…. Пропасть пружиной раскручивалась, расползалась перед нами, текла рекой мимо. И вдруг в этом потоке, как корабль, возник отвесный склон, на нем стояла женщина. «Аннушка! Аннушка!» - закричал Петр. Казалось, женщина услышала, стала оглядываться, искать кого-то, и вдруг посмотрела на нас большими зелеными глазами. «Здравствуй, Аннушка! Это я…» - дрожащим голосом сказал Петр. Он легко оперся о стол, и в следующий момент прыгнул в коробочку. Раздался щелчок. И крышка захлопнулась. В моей голове было пусто. Я тупо смотрел на черную шкатулку перед собой и на пустое место напротив. - Sir, sir, - донесся до меня голос откуда-то сверху. - Yes, - с трудом отозвался я. - Would you like anything? – поинтересовался официант. - No. But… have you seen my friend? - с надеждой спросил я. - Sorry, I didn’t. - Might be in the restroom? - It doesn’t look like it. Sorry. Официант положил на край стола черную папку со счетом. Я раскрыл ее и побледнел. «Влип так влип, - думал я, - Как же это могло случиться? Как? Может быть, он подмешал мне наркотик и смылся. Смылся и… Боже, где мой бумажник?» Я лихорадочно стал рыться в карманах – бумажник был на месте. Удостоверения, карточки, наличные были в сохранности. «Значит, не ограбление… Но я его найду, обязательно найду… Он сказал «туда и обратно». Значит вернется…Свинья… Но двести тридцать долларов… двести тридцать… Рассказать кому, что пообедал на двести тридцать долларов, и пригласивший смылся в шкатулку - подумают, свихнулся. Нет, лучше никому не рассказывать». Чертыхаясь, я расплатился и направился к выходу, когда меня окликнул официант. - Sir, you forgot it, - сказал он, протягивая мне черную лаковую коробочку. - O, yes! Thank you so much! – воскликнул я и положил в карман четыре тысячи долларов. А может быть, пять… Возможно, мне могли бы дать за нее и шесть тысяч… Да, я вполне мог мечтать об этом. Но насколько осуществима эта мечта, я, вероятно, никогда не узнаю. Не узнаю, потому что спрятал коробочку дома, за книгами. Вдруг она мне понадобится? Ведь между людьми и их мечтами всегда есть пропасть, просто иногда они находятся по разные ее стороны, а иногда по одну. Author - Вадим Деркач (WebMaster, Sergeant Perecz)