Рафик-пьянь.

К вечеру Рафик напился. Не как обычно, когда чуть вело, и окружающие предметы теряли свою обыденную четкость, а до икоты, до всполошных мыслей и безумных поступков. Везение началось с утра, когда у евреев прорвало трубу. Он не помнил ни их фамилии, ни имен, несмотря на то, что прожил в соседнем доме всю жизнь. Да и они, наверное, тоже не знали его фамилии, как и весь двор. Звали его по-разному. Кто покультурнее - Рафиком-сантехником, остальные кто Рафиком-казанским, кто Рафиком-алкашом. Рафику было абсолютно однох..ственно как его называют, лишь бы не жмотничали и не забывали дать трояк. Когда рано утром застучало в висках, он с трудом перекатил голову на другой край подушки. Но стук остался, и тогда в сонное и нетрезвое сознание медленно стала проламываться мысль, что это стук в дверь. Потихоньку сев, медленно вставая и продолжая просыпаться уже на ходу, Рафик подошел к двери, откинул крючок и уставился на пришедшего. Видел он его не очень четко. Но слышал почти нормально. Уловив знакомые слова "стояк прорвало", "соседей заливает", он пошел в угол и, с трудом попадая в брючины, стал напяливать брезентовые штаны. Жадно напился из какой-то банки, попытался что-то сказать, но язык цеплялся за зубы и, казалось, стучал во рту. Только с третьей попытки кое-как справившись с ним, Рафик в несколько приемов выдавил:"Пшли со ммной. В ЖеЭК. И возьми... дыва-тыри рубля". Спускаясь за растерянным посетителем, Рафик, тяжело ворочая мыслями, пытался припомнить, кто это такой и где живет, но не преуспел в своих стараниях. Только лишь увидев подъезд, где произошла авария, он точно вспомнил, что это еврейчик с четвертого этажа. О евреях у Рафика были самые теплые воспоминания. Даже на смурную утреннюю голову он помнил, что пару лет назад подрядился кое-что сделать у Рабиновичей, живших на втором этаже дома напротив. Работу он сделал, но сверх оговоренной суммы через месяц-другой умудрился выпросить еще пару рубликов на опохмелку. А потом и еще разок, когда послал уже жену попросить, вроде как взаймы. Жене тоже дали, но предупредили, что в последний раз. Паренек по дороге к ЖЭКу все интересовался, будет ли кто там, чтобы помочь в его беде, а Рафик трудно переставляя ноги представлял, как сейчас попросит тетку Катю сбегать в магазинчик, и как жадно высосет свой первый за день стакан. Тетя Катя шваркала метлой около комнат рабочего персонала. Рафик повернулся к пареньку и сказал: "Дай два рубля." Тот, недоумевая для чего это понадобились деньги, протянул трешку. Тетя Катя исчезла и через пять минут притащила под фартуком бутылку "Агдама" и рубль сдачи. Мелочь, она, как всегда, оставила себе. Оставшийся рубль Рафик незаметно засунул в карман. Из комнаты, где хранился его инструмент, он вытащил липкий стакан, выдул из него муху, налил дрожащей рукой, и, выпятив сухие трясущиеся губы, жадно присосался. Паренек исподтишка наблюдал, как Рафик, выпив и еще оставаясь с закрытыми глазами, зашевелил в воздухе пальцами левой руки, будто копал что-то желтыми и жесткими ногтями. Тетка Катя привычно сунула ему в руку карамельку. Рафик, не выпуская из правой стакана, зубами и левой рукой содрал с конфеты бумажку и швырнул на пол. Когда карамелька хрустнула на его зубах, он постоял еще минутку и только после этого открыл глаза. Медленно уходила из глаз муть. Ясными его глаза не были уже много лет, но хоть какое-то подобие мысли засветилось в них. Он глухо ухнул и налил полстакана тете Кате. Та застенчиво взяла стакан и не спеша, в несколько глотков выпила. Вытерла уголки рта фартуком и поставила стакан на стол. Рафик аккуратно заткнул горлышко бутылки пластмассовой пробкой, которую до этого сорвал одним движением руки, и погрузил ее в карман штанов. Когда Валька, напарник, друг и собутыльник Рафика, приплелся на рабочее место, ему сказали, что его кореш уже был тут сранья, забрал тележку со сварочным аппаратом и потолкал ее в 540 квартал. Там, де, прорвало водяной стояк. Валька-напарник, гадая, скалымил ли Рафик уже на бутылку, или нет, потащился на подмогу и появился как раз вовремя. Сварочный аппарат стоял на железной тележке около подъезда, а по размотанным шлангам газосварки и стуку молотка ничего не стоило найти место аварии. Рафик как раз к этому времени раздолбал пол вокруг трубы и прорубал дыру вниз, к соседям. Увидев напарника, подмигнул ему, вытащил из кармана полупустую бутылку "Агдама" и потребовал у хозяина стаканы. Потом подумал и сказал:"Слышь, ты б чего мягкого дал закусить..." Хозяин, уже ознакомленный утром с процедурой пития, полез в шкафчик за карамельками. Но их там не оказалось. Кончились когда-то, тем более что в доме на них больших охотников не было. Услышав, что конфет нет, Рафик, разливавший винище, обвел глазами кухню и показал глазами на валявшийся гранат ."Ну, хоть гранат дай." Валька уже глазом профессионала оценил, что Рафик выжрал ровно полбутылки, не забыл про друга. Они хватанули по стакану, забросили в рот по нескольку зерен граната и продолжили работу. Работали они не шатко и не валко. В середине дня наконец продолбали перекрытие, отрезали старую трубу-двухдюймовку, и пошли искать потребный кусок трубы, выпросив у хозяина еще трояк. Во время поисков их сманили в соседний дом, подварить трубу парового отопления, они там проторчали пару часов и тоже срубили на пару бутылок. Когда, приволоча трубу, они вернулись к месту аварии, на лицах их цвели воспоминания о выпитых стаканах и светилась надежда на будущие бутылки. Трубу вваривали долго. Когда перестал шипеть сварочный аппарат, оказалось, что труба стоит чуть косо, а из шва подкапывает. Указанные недостатки работяги в упор не хотели видеть и гордо объявили, что "Работа - экстра, а что капает, через день затянет". Обозленный хозяин пятерку дал, но на наглые намеки, что и покормить не мешало бы, никак не прореагировал. Скрутив шланги, присели на тележку покурить и подбить бабки. День оказался удачным. После выпитого, осталось по пятерке на брата, да еще и на общую бутылку. Бутылку оприходовали в ближайшей пивной, чуть еще полирнули пивком, но потом Валька, боявшийся жены как огня, потащился домой, а Рафика потянуло на подвиги. Для начала он начал учить мужика, стоявшего в углу и спокойно чистившего воблюшку, как правильно надо это делать. Мужик терпеливо молчал, но когда подвалили его собутыльники с кучей кружек в руках, то Рафику посоветовали засунуть свой язык в известное место и не мешать людям отдыхать. Кулаки у Рафика так и чесались, но силы были совершенно неравными и он счел за лучшее незаметно слинять. Обозленный неудачей, он вывалился на улицу и пошел отлить за угол. Увидев там занятого обрызгиванием стены студента, пристал к нему, требуя освободить место, потому что это его угол. Студент, опасливо покосившись на опухшую морду Рафика, быстро застегнулся и ушел. И тут скандал не получился. Да еще и постоянно околачивающийся в пивнушке продавец вареного гороха в газетных самодельных фунтиках, подошел и тихонько сказал Рафику, чтобы он не бузил, а то Хозяин рассердится. Ссориться с Хозяином Рафику было никак не с руки, и он ушел. Так хорошо начавшийся день бездарно угасал. Он подошел к служебному входу в магазин, надеясь сунуть деньги рабочему и получить по-быстрому бутылку, но там никого не оказалось. Продавщицы на его знаки и посвисты не обращали внимания, и Рафику пришлось забрести в магазин. Ох, как этого он не любил. Сколько здесь стояло не выпитых бутылок... Когда он работал у людей, он невольно видел ухоженные квартиры, стильную мебель, люстры, серванты забитые красивым стеклом и хрусталем, но все это не очень волновало его, а вот магазинное винное изобилие прямиком гадило в душу. Кроме того, пусть и не очень часто, но на застекленной витрине прилавка-холодильника, иногда лежали и мерзли продукты которые он никогда в жизни не пробовал, да и не попробует. И совсем не потому, что денег нет, а потому что жалко отрывать пару копеек от винного градуса, да переводить их в желудок в виде еды. Рафик покачиваясь, подошел к продавщице и сунул два рубля. Это был неписанный закон магазина - сигареты и спиртное можно было купить, не томясь в длинном хвосте озлобленных людей. Римма, не смотря на недовольное ворчание женщин, стоящих в очереди, быстренько выдала ему бутылку и плавленный сырок. Запрятав добычу в бездонный карман брезентовых штанов, он пошел в свой двор. Вне магазина дышалось много лучше. Не было этого бесконечного множества осуждающих, презирающих и ненавидящих взглядов. Из бабья, стоящего в вечной очереди, кто знал его лично, а кто просто мгновенно вычислял его принадлежность к презираемой в этом Городе касте алкашей и мысленно плевал вслед. По дороге, услышав, как орет на всю улицу приемник выставленный в окно первого этажа психом, жившим в этой квартире, Рафик немного потоптался под окном, изображая танец. Прохожие опасливо обходили его. Музыка была веселая, бутылка в кармане тоже добавляла настроения. А потом и хозяин музыки выглянул в окно и увидев Рафика, разразился длинной и замысловатой бранью. У них была давняя вражда на почве неправильно поделенной когда-то бутылки "Агдама" и наконец-то Рафик получил возможность отвести душу. Не только же из-за музыки он торчал под окном... Дракой это назвать было нельзя, мешала решетка на окне, но несколькими плевками и попытками дать по морде через железные прутья они обменялись. Рафик даже схватил палку, подвернувшуюся под руку и засунул в решетку, надеясь достать противника. Псих уверенно отмахнулся от палки , а в ответ облил Рафика, чья голова виднелась на улице на уровне подоконника, каким-то холодным варевом из кастрюльки. На что Рафик зарычал и стал искать, чем бы запустить в противника. Ничего не найдя вокруг, он сунул руку в карман, вытащил плавленный сырок и запустил его в окно. Как ни странно, не задев ни один из прутьев, сырок уверенно пролетел в комнату и шмякнул хозяина квартиры по лбу. Псих испуганно заорал и сел на пол. Рафику почудилось невесть что, он подхватился и нетвердо побежал в свой двор. Уже огибая угол, он услышал новый вопль психа и чуть успокоился - жив, придурок... Пустой желудок и винище, гулявшее в крови, давали себя знать. Рафика развозило все больше и больше. Обычно, ему удавалось подкормиться у кого-то из хозяев, чьи проблемы он в тот момент решал, но сегодня не повезло. Поить-поили, а накормить не захотели. Перед обшарпанной дверью своей квартиры на пятом этаже, он вдруг понял, что обязан срочно добавить. Он привычно пнул ногой облезлую и чуть живую дверь. Дверь скрипнула, но выстояла. -Что, суки, - завопил он, поняв в чем дело, - закрылись? Он пнул еще раз, крючок, удерживавший дверь, вылетел из из дерева, и дверь бабахнула о стену. Страшный, с налитыми кровью глазами, Рафик влетел в квартиру. В ней было пусто. Жена, которой всегда доставалось больше всех, прихватила маленькую дочь и спряталась у соседки, средняя дочь и сын, предчувствуя скандал, шлялись где-то на улице, а старшая, закрывшая дверь на крючок, просто не успела удрать потому что спала, и теперь, в одной ночнушке, пряталась на балконе. -Где бутылка, суки? Где бутылка... Только сейчас купил... Опершись рукой на стену и с трудом удерживаясь на подгибающихся ногах, Рафик оглядывал квртиру. Не было даже пустых бутылок, которые все время собирала жена и сдавала. И полной бутылки не было. Но и прятать ее тоже было особо негде. Несколько железных кроватей, колченогий кухонный стол, три табуретки, один стул. Допотопный холодильник "Газоаппарат" и металлический ящик с Рафикиными сантехническими инструментами - вот и вся обстановка. Рафик, мотаясь маятником от стены к стене, дошел до балконной двери и дернул ее. Дверь открылась, тяжелый пьяный взгляд, прокатившись по пустому балкону, не обнаружил никого и ничего. Вырвавшийся из двери свет слабенькой сорокасвечевой лапочки не добирался до угла, где с наружной стороны балкона, вцепившись в перила побелевшими пальцами, тряслась от страха его старшая дочь. Она полувисела-полустояла на узеньком бетонном бордюрчике, радуя зрителей, собравшихся внизу, голым задом под ночнушкой, страшась падения с пятого этажа гораздо меньше, чем собственного отца. Рафик, выматерился в забалконные сумерки, затем, держась за стену, вернулся в комнату и, безнадежно ковыряясь в кармане, принялся рассказывать стулу - "Вот только сейчас купил бутылку, и сыр на закуску, и все - п..дец, неету...". Из его головы совершенно выветрилось, что бутылку он купил часа три назад, потом выпил ее из горла сидя на пороге котельной, и задремал там. Рассказывая он постепенно сползал по стене и, наконец, приваливших к стене заснул... Знакомый голос мягко торкнулся в уши: -Съешь, папа, съешь. Рафик тяжело поднял веки. Пьяная дурь свинцово плескалась в голове, захлестывая глаза. Лицо говорившего то приближалось, то уплывало вдаль. И только голос ласково бубнил, никуда не удаляясь. -А, сссынок,- выпихнул непослушным языком, - пппришел, сына? Щас мы этим сссукам покажем,- пробормотал он пытаясь подняться с пола. -Сиди, папка, сиди. Вот возьми. Яблоко тута. Теплая волна прокатилась по груди Рафика. Ему стало очень грустно, но не так одиноко. Их сейчас уже было двое мужчин. Он и сынка. И пьяная слеза, скользнув по седой щетине, упала на грязные разодранные пальцы, в которые маленькая рука засовывала яблоко. За ней отправилась вторая. Вместе с каплями слез пробуждалась в нем неясная забота о сыне. -А ттебе, сынка? Ябблычка? Сладкой негой скользнул по сердцу ответ сына. Легким крылом коснулась гордость за него, тихой неясной тенью прошуршало довольство собой, воспитавшим хорошего сына. И далеко-далеко, где-то на окраинах сознания, мелькнула мысль, что и помирать теперь не страшно, есть в семье добытчик. -Не, папка, не. Я уже ел. А ты ешь, папка. Я ж это того... специально для тебя на базаре сп...здил...