Интервью с Тимуром Шаовом: И грустное пишется в хорошем настроении

Беседовал Анатолий Обыдёнкин, "Новая газета" №40 У него — свои песни о главном Тимур Шаов выражает свою любовь к людям, посмеиваясь над ними. В нашем мире эта дерзость дорогого стоит. Как и ярко выраженная социальность многих его песен. В наш город въехал странный хиппи на хромом ишаке. Носили вербу, в небе — ни облачка. Он говорил нам о любви на арамейском языке, А все решили: косит под дурачка. Ему сказали: «Братан, твои идеи смешны, И для любви у нас программа своя: Идет перформанс под названьем «Возрожденье страны», Часть вторая — «Патетическая». В «сказки нашего времени» Тимур вжился давно и глубоко, даже притягивать их научился: на обложке диска «От Бодлера до борделя» (1997 год!) к женским ножкам в черных колготках пришпандорен бюстик римского деятеля, лицом удивительно схожего с ныне действующим президентом. Будет, будет гармоничным Мир честной, квасной, античный, Главный бог у нас отличный, Так помолимся ему! Нас ведет его харизма В светлый мир феодализма… — Залы вы собираете немаленькие, но услышать ваши песни по радио за пределами столиц непросто. А в телевизоре вас видишь раз в год. — Я с первых шагов сознавал, что так и будет. Мне сказал один человек с телевидения: «Мы сами твои песни часто слушаем, но ты же понимаешь, что на нашем канале тебя никогда не покажут?». Понимаю. Я не динамичен, показать шестиминутную песню «Сказки нового времени» — самоубийство, ни один продюсер на такое не пойдет. Иногда встречаются в песнях очень странные слова… (Я тут говорю не о слове «жопа», а о слове «экзистенциализм».) На ТВ у нас теперь практикуется усреднение с постепенным съезжанием вниз. Всегда был телеманом, а сейчас замечаю, что телевизор смотреть уже невозможно стало. Слава богу, остались хоть какие-то нормальные радиостанции — «Русские песни», например. — А насколько современный теле- и радиоформат отвечает потребностям населения? Мне порою кажется, что есть негласный заговор против всего, что выходит за рамки «генеральной линии партии» в лице шансона и попсы. — Самое страшное, что если постоянно долбить в одну точку, у людей складывается впечатление, что именно это нормально. Если бы двадцать лет назад люди услышали ту графоманию, что сейчас несется по частотам, многие сказали бы: «Ребята, вы опупели?!». А сейчас все это проскакивает: ну, поют и поют. Я не устаю повторять фразу, которую Алена Свиридова, кажется, сказала: «У нас не спрос рождает предложение, а предложение начинает рождать спрос». Детишки подрастают, слушают весь этот ужас, и у них появляется стереотип, что именно это — нормально. Поставь сейчас подростку Бетховена или «Битлз», он скажет: «Что за ерунда такая?». А если Бетховена поставить на молодежной радиостанции или по MTV, то подросток все равно скажет, что это ерунда, но уже не будет падать в обморок при звуках классической музыки, а там, глядишь, и полюбит. — Ваша песня «По классике тоскуя» не утратила актуальности. А если сравнить ситуацию с советским временем, когда везде до оскомины пропагандировали классику?.. — Конечно, это тоже было однобоко и вызывало раздражение: ну вот, опять симфонию завели… Но тем не менее в советское время существовало слово «профессионализм». Мы всей группой недавно смотрели телевизор, и там показывали концерт «Песня года» — семьдесят мохнатого года. И мы, люди, далекие от эстрадной песни, отметили, что все очень профессионально: и мелодии, и тексты песен, и уровень музыкантов. Вот как найти золотую середину между советским «симфоническим» прошлым и сегодняшним ужасом?! Мне кажется, на Западе это сделали. Там, куда ни приедешь, даже в самом маленьком городке всегда есть симфонический оркестр, всегда проходят концерты классической музыки и залы на них полны. Объяснимо, что в «Метрополитен» попасть невозможно, но и где-нибудь в Омахе масса оркестров, и люди ходят их слушать. Как нам здесь этого добиться — не знаю. Меня греет, что на телевидении хотя бы «Культура» и кабельный канал «Ностальгия» показывают хороший рок-н-ролл 60-х и 70-х годов и классическую музыку. А «Ностальгия» еще программу «Время» и программу «Взгляд» — это такой кайф! — А из коллег кого слушаете? — Я больше года вел передачу на «Маяке», услышал много новых авторов, но еще больше открывал для себя тех, кого уже знал. И сейчас, если я начну уже для себя слушать людей, относящихся к авторской песне, это будут все те же Михаил Кочетков, Григорий Данской, Марк Фрейдкин. Плюс Никитин, Луферов, еще какие-то имена. А последнее, от чего я поймал огромный кайф, — альбом Бориса Гребенщикова «Беспечный русский бродяга». До него я думал, что БГ уже перестал быть интересен. Оказалось — ничего подобного. — Вы — один из героев моей книги «Произвольная космонавтика» о «гениях промежуточного жанра», чье творчество тяжело привязать как к авторской песне, так и к року. Сгладилось ли противостояние по секторам публики между «рокерами» и «бардами»? — Есть большое количество людей, которые слушают и то и другое. Ну а с теми, кто сам, по себе «узкоформатен», разумеется, ничего не случится: их публика и через десять, и через двадцать лет будет слушать то же самое и ничего больше. — Кстати, что думаете по поводу разделения Грушинского фестиваля? — Надо бы, конечно, самому съездить и посмотреть, тем более что я получил предложение и от одной, и от другой стороны. Новые хозяева фестивальной поляны собираются действовать под лозунгом возрождения авторской песни, обещают, что все будет лучше организовано. Слушатели будут знать наконец: кто, где и когда выступает. Но зато не будет других жанров, не будет, например, рокеров. А многолетний председатель оргкомитета «Груши» Борис Кейльман параллельно затевает в то же самое время свой фестиваль в десяти километрах от Грушинской поляны. Мне жаль, что по семейным обстоятельствам я не смогу поехать. Но мой продюсер Евгений Вдовин обязательно поедет и потом мне расскажет. Он как раз запускает сейчас новый журнал об авторской песне под названием «Человек с гитарой» и придумал хорошее название для материала о разделении фестиваля на две части: «Груша» раздора». — Говорят, что блюз — это когда хорошему человеку плохо, а попса — это когда плохому человеку хорошо. Про рок или авторскую песню ничего похожего не слышали? — Наверное, нормальные песни получаются, когда хорошему человеку хорошо. Мне обязательно нужно хорошее настроение, даже если я пишу что-то грустное «об упадке нравов». И у других авторов сразу видно, когда хорошему человеку хорошо. Смотришь на Маккартни — и жить хочется, он излучает кайф. Так что, по-моему, очень правильное получилось определение.