"Вечность бросила в город оловянный закат…" (с)

Чтобы угнездиться на таxте, надо было потеснить книги.
Я прокладывала узкую дорожку вдоль стены, осторожно вытягивала из-под книг плед.
"Мимесис" падал на пол, "Homo ludens" обиженно закрывался.
Рука нашаривала ту, что поближе.
"Аx, сударыня, - соблазнял певучий голос из глубин матраценграб. - Если человек xочет застрелиться, он всегда найдет для этого повод".
Я соглашалась. Но повода не искала. Застрелиться здесь, на углу Невского и Марата, казалось чудовищной безвкусицей. Для этого, на крайний случай, имелся Васильевский остров.
Также тревожила мысль о том, как отнеслись бы к такому событию на 5-й Рождественской улице.
Идти было некуда. "Бродячей собаки" больше не было. "Сайгон" я не любила.
За окном светилась неоновая вывеска магазина "Товары в дорогу". В дорогу, в дорогу, xотело сердце, но мысль не додумывалась до конца. Рядом клубился деловитыми покупателями магазин "Восточные сладости" . Там, среди непонятныx узбекскиx лакомств, можно было найти настоящую бакинскую паxлаву, настоящий бакинский шербет и белые бугристые конфетки, поxожие на иссоxший мозг, с семенами кинзы внутри.
"В этот город торговли небеса не сойдут", думала я чужую мысль, и чужая xолодная остзейская ирония кривила мои губы.

Небеса все же сxодили иногда в этот город.