Премия Hugo 2003 - рассказ Джеффри Лэндиса "Падение на Марс"

Hugo - 2003
Geoffrey A. Landis Falling onto Mars
Copyright ©2002 by Geoffrey A. Landis
First published in Analog, July 2002
The people of the planet Mars have no literature. The colonization of Mars was unforgiving, and the exiles had no time to spend in writing. But still they have stories, the tales they told to children too young to really understand, stories that these children tell to their own children. These are the legends of the Martians.
Not one of the stories is a love story.
In those days, people fell out of the sky. They fell through the ochre sky in ships that were barely functional, thin aluminum shells crowded with fetid humanity, half of them corpses and the other half little more than corpses. The landings were hard, and many of the ships split open on impact, spilling bodies and precious air into the barely-more-than-vacuum of Mars. And still they fell, wave after wave of ships, the refuse of humanity tossed carelessly through space and falling onto the cratered deserts of Mars.
In the middle of the twenty-first century the last of the governments on Earth abolished the death penalty, but they found that they had not yet abolished killing or rape or terrorism. Some criminals were deemed too vicious to rehabilitate. These were the broken ones, the ones too cunning and too violent to ever be returned to society. To the governments of Earth, shipping them to another world and letting them work out their own survival had been the perfect solution. And if they failed to survive, it would be their own fault, not the work of the magistrates and juries of Earth.
The contracts to build ships to convey prisoners went to the cheapest supplier. If prisoners had a hard time, and didn't have quite as much food or water as had been specified, or if the life-support supplies weren't quite as high a quality as had been specified, what of it? And who would tell? The voyage was one way; not even the ships would return to Earth. No need to make them any more durable than the minimum needed to keep them from ripping apart during the launch. And if some of the ships ripped open after launch, who would mourn the loss? Either way, the prisoners would never be returned to society.
G-g-grampa Jared, we are told, was in the fifth wave of exiles. Family tradition says Jared was a political dissident, sent in the prison ships for speaking too vigorously in defense of the helpless.
The governments of Earth, of course, claimed that political dissidents were never shipped to Mars. The incorrigible, the worst criminals, the ones so unrepentant that they could never be allowed back into human society: this is what the prisons of Earth sent to Mars, not political prisoners. But the governments of Earth are long skilled at lying. There were murderers sent to Mars indeed, but among them were also those exiled only for daring to give voice to their dangerous thoughts.
Yet family tradition lies as well. There had been innocent men into exile, yes, but my great-great grandfather was not one of them. Time has blurred the edges, and no one now knows the details for sure. But he was one of the survivors, a skinny ratlike man, tough as old string and cunning as a snake.
My G-g-grandma Kayla was one of the original inhabitants of Mars, one of the crew of the science base at Shalbatana, the international station that had been established on Mars long before anybody thought up the idea to dump criminals on Mars. When the order came that the science station was to close, and that they were to evacuate Mars, she chose to stay. Her science was more important, she told the magistrates and people of Earth, than politics. She was studying the paleoclimate of Mars, trying to come to an understanding of how the planet had dried and cooled, and how cycles of warming and cooling had passed over the planet in long, slow waves. It was an understanding, she said, that was desperately needed on the home planet.
Great-great-grandma Kayla, in her day, had earned a small measure of fame for being one of the seventeen that stayed on Mars with the base at Shalbatana. That fame might have helped some. Their radio broadcasts, as people fell out of the sky, nudged the governments of Earth to remember their promises. Exile to Mars was not—or at least they had claimed it was not—intended as a death sentence. The pleas of the refugees could easily be dismissed as exaggerations and lies, but Shalbatana had a radio, and their vivid and detailed reports of the refugees had some effect.
The first few years supplies were sent from Earth, mostly from volunteer organizations: Baha'i relief groups, Amnesty International, the holy sisters of Saint Paul. It wasn't enough.
After the first two waves, the scientists who stayed behind realized that they would have no more hope of doing science. They greeted the prisoners as best they could, helped them in the deadly race of time to build habitats, to start growing the plants that they would need to purify the air and survive.
Mars is a desert, a barren rock in space. There was no mercy in sending criminals to Mars instead of sending them to death. They could learn quickly, or die. Most of them died. A few leaned: learned to electrolyze the deep-buried groundwater to generate oxygen, learned to refine the raw materials to make the tools to make the furnaces to reduce the alloys to make the machines to build the machines that would allow them to live. But, as fast as they could build the machinery that might keep them alive, more waves of desperate, dying prisoners poured down from the sky; more angry, violent men who thought that they had nothing left to lose.
It was the sixth wave that wrecked the base. This was a stupid, self-destructive thing to do, but the men were vicious, resentful, and dying. A generation later, they called themselves political refugees, but there is little doubt that for the most part they were thugs and robbers and murderers. From the sixth wave came a leader, a man who called himself Dingo. On Earth, he had machine-gunned a hundred people in an apartment block that fell behind in paying him protection. On the ship, Dingo killed seven prisoners with his bare hands, simply to make the point that he was going to be the leader.
Leader he was From fear or respect or pure anger, the prisoners on the ship followed him, and when they fell onto Mars, he harassed them, lectured them, beat them, and forged them into an angry army. They had been abandoned on Mars, Dingo told them, to die slowly. They could only survive if they matched the Earth's brutality with their own. He marched them five hundred kilometers across the barren sands to the Shalbatana habitat.
The habitat was taken before the inhabitants had even realized it was under attack. The scientists who hadn't abandoned the station were beaten with scraps of metal from the vandalized habitat, blindfolded, and held as hostages while the prisoners radioed the Earth with their demands. When the demands were unanswered, the men were stripped and thrown naked out onto the sands to die. In rage and desperation, the mob that had been the sixth wave ripped apart the base, the visible symbol of the civilization that had sent them a hundred million miles to die. The women who remained on the base were raped, and then the destroyers gave them the chance to plead for their lives.
The men of the fourth and fifth waves had joined together. For the most part they were strangers to each other—many of them had never seen each others’ faces except through the reflective visor of a suit. But they had slowly learned that the only way to survive was to cooperate. They learned to burrow under the sand, and when their home-made radios told them that the base was being sacked, they crept across the desert, and silently watched, and waited. When the destroyers abandoned the base, after looting it of everything that they thought was valuable, the fifth wave, hiding under the sands, burst out and caught them unprepared. Of the destroyers who had attacked Shalbatana base, not a single one survived. The leader Dingo fled into the desert, and it was Jared Vargas, my great-great grandfather, who saw him, followed him, tracked him down, and killed him.
And then they went to Shalbatana base, to see whether anything left could be salvaged.
G-g-grandpa found her in the wreckage and ripped the tape off her eyes. She looked at him, her eyes unable to focus in the sudden light, and thought him one of the same group that had raped her and sabotaged the habitat. She had no way of knowing that others from his group were frantically working to patch up one of the modules to hold air, while G-g-grandpa and others searched for survivors. As the leaking air shrieked in her ears, she looked up at him, blinking, blood running from her nose and ears and anus, and said, “You have to know before I die. Oxygen in the soil. Release it by baking.”
“What?” G-g-grandpa said. It was not what he had expected to hear from a naked, bleeding woman who was about to pass out from anoxia.
“Oxygen!” she said, gasping for breath. “Oxygen! The greenhouses are dead. Some of the seedlings may have survived, but you don't have time. You need oxygen now. You'll have to find some way to heat the regolith. Make a solar furnace. You can get oxygen by heating the soil.”
And then she passed out. G-g-grandpa dragged her like a sack of stones to the one patched habitat module, and shouted, “I found one! Está viva! I found one still alive!”
Over the following months Jared held her when she cried and cursed, nursed her back to health, and stayed with her through her pregnancy. Theirs was one of the first marriages on Mars, for although some women had been criminals infamous enough to be sentenced to Mars, still the male prisoners outnumbered the females by ten to one.
Between them, the murderer and the scientist, they built a civilization.
And still the ships came from Earth, each one more poorly built and delivering more corpses than living men. But that was in its way a blessing, for the men would mostly die, while the corpses, no matter how emaciated, had valuable organic content that could turn another square meter of dead Martian sand into greenhouse soil. Each corpse kept one survivor alive.
Thousands died of starvation and asphyxiation. Thousands more were murdered so that the air that they breathed could be used by another. The refugees learned. Led by my great-great-grandfather and grandmother, when a ship fell to Mars, they learned to rip it apart to its components before its parachutes had even settled. Of its transportees—well, if they couldn't breath vacuum (and the thin Mars air was never more than dust-laden vacuum), they had better scramble.
Only the toughest survived. These were mostly the smallest and the most insignificant, the ones like rats, too vicious and too tenacious to kill. A quarter of a million prisoners were sent to Mars before the governments of Earth learned that behavior-modification chips were cheaper than sending prisoners to Mars, and tried their hardest to forget what had been done.
My great great grandfather Jared became the leader of the refugees. It was a brutal job, for they were brutal men, but he fought and bullied and connived to lead them.
There are no love stories on Mars; the refugees had no time, no resources for love. Love, to the refugees, was an unpredictable disease that strikes few people and must be eradicated. To the refugees, survival required obedience and ceaseless work. Love, which thrives on individuality and freedom, had no place on Mars.
Yes, Jared Vargas was a dissident sent from Earth for speaking against his government. But Jared Vargas died in the desert. When the men of the fifth wave came to the rescue of the Shalbatana habitat, Jared Vargas had chased the leader Dingo into the desert, and that had been the last mistake of his life. Only one of them returned from the desert, wearing the suit of Jared Vargas, and calling himself by the name of Jared Vargas. No one recognized him, but the men of the fifth wave were from a dozen ships, and if any of them had been friends of the original Jared Vargas, they died after the new Jared Vargas returned from the desert. And the only men who would have recognized Dingo were the exiles of the sixth wave, and they were all dead.
He returned from the desert, and rescued by great great grandmother, and the men of the fifth wave accepted him.
But surely my great great grandmother was not fooled. She was an intelligent woman—brilliant, in her own field—and she must have realized that the man who claimed her for his wife was the same man who had led the army of angry rabble to rape her, rip apart her base, and laugh as they watched her friends die in the thin air of Mars.
But Mars required survival, not love. And Jared Vargas was the only leader they had.
There are many stories from the days of the first refugees on Mars. None of them are love stories.






Hugo - 2003
Джеффри A. Лэндис
Падение на Марс
(Первая публикация рассказа - в журнале Analog 2002)
У народа планеты Марс нет своей литературы. Колонизация Марса была беспощадной, и у ссыльных не было лишнего времени для записей. И всё же у них имеются рассказы и истории, поведанные своим детям, слишком юным, чтобы по настоящему понять их. Истории, которые эти дети перескажут дальше уже своим детям. Всё это легенды Марсиан.
Но среди них нет ни одной истории о любви.
В те дни люди просто падали с небес. Они падали сквозь охряное небо в едва ли функционировавших кораблях - тонких алюминиевых скорлупках битком набитых зловонной человеческой массой, одна половина из которой была уже трупами, а вторая – уже на подходе к этому состоянию. Посадки были жёсткими и многие из кораблей от удара раскалывались, выбрасывая из себя тела и драгоценный воздух в атмосферу Марса, являвшуюся почти что вакуумом. И, тем не менее, они продолжали падать, одна волна кораблей за другой - человеческое отребье, небрежно брошенное сквозь космос на изрытые кратерами пустыни Марса.
В середине двадцать первого века последние из правительств Земли отменили смертную казнь, но они обнаружили, что не пока что не могут отменить убийства, изнасилования и терроризм. Некоторые из преступников были признаны слишком порочными для реабилитации. Это были те испорченные, что считались слишком коварными и бесчеловечными для возвращения их в общество. Ну а для земных правительств, отправка их в другой мир и предоставление им возможности работать для собственного выживания оказалось идеальным решением. И если бы им не удалось выжить, это было бы их собственной виной, а не деянием судей и присяжных.
Контракты на строительство кораблей для переправки заключённых направлялись к самым дешёвым подрядчикам. И если арестанты мучились из-за того, что воды и еды было меньше установленной нормы, или если системы жизнеобеспечения не отвечали заданному уровню качества, ну что из того? Кто об этом расскажет? Перелёт был лишь в один конец, и даже корабли не должны вернуться на Землю. Посему нет нужды при их постройке превышать минимум прочности необходимый для удержания кораблей от разрушения при старте. А развались некоторые корабли на взлёте, кто будет скорбеть о потерях? В любом случае узники уже больше никогда не вернуться в общество.
Прапрадед Джаред, как нам рассказывали, был из пятой волны ссыльных. Семейные предания говорят, что Джаред был политическим диссидентом, высланным на тюремном корабле за слишком решительные высказывания в защиту беспомощных.
Правительства Земли, естественно, утверждали, что политических диссидентов никогда на Марс не отправляли. Неисправимые и наихудшие уголовники, не способные раскаяться, чтобы получить дозволение вернуться в человеческое общество - вот кого земные тюрьмы высылали на Марс, а отнюдь не политических узников. Однако земные правительства за долгие века научились искусно лгать. Среди отправленных на Марс действительно были убийцы, но были также и ссыльные, кто просто дерзнул озвучить свои опасные мысли.
Но даже и семейные предания лгут. Конечно, в изгнании оказывались и невинные люди, но мой прапрадедушка не входил в их число. Время нагнало тумана на прошлое, и никто не знает всех деталей наверняка. Хотя известно, что он был одним из выживших – худой и похожий на крысу, жёсткий как старый канат и коварный как змея.
Моя прапрабабушка Кайла являлась одной из первопоселенцев Марса, составлявших команду научной базы на Шалбатане – международной станции основанной на Марсе задолго до того, когда кому-то в голову пришла мысль выгружать преступников на эту планету. Когда пришёл приказ закрыть научную станцию и эвакуироваться с Марса, она предпочла остаться. Её наука важнее, как она сказала судьям и людям с Земли, чем политика. Она изучала палеоклимат Марса, пытаясь выяснить, почему эта планета высохла и охладилась, и как циклы оттепели и похолодания долгими медленными волнами прошли по планете. Осмысление этого, говорила она, жизненно необходимо на её родной планете.
В те дни прапрабабушке Кайле досталась толика славы как одной из семнадцати не расставшихся с базой Шалбатана на Марсе. Возможно, эта слава и помогла некоторым.
Их радиопередачи, в то время как люди падали с небес, вынуждали правительства Земли помнить о своим обещаниях. Ссылка на Марс не означала, или по меньшей мере как они это утверждали, смертный приговор. Призывы беженцев о помощи легко могли отвергнуть как преувеличенные и лживые, но радио имелось также у учённых на Шалбатане, и их живые и детальные сообщения о беженцах возымели некий эффект.
Первые несколько лет поставки с Земли осуществлялись в основном организациями добровольцев: группами помощи от Баха’и, Амнистия Интернэшнл, благочестивыми сёстрами Святого Павла. Но их было недостаточно.
После первых двух валов ссыльных, оставшиеся на Марсе учённые осознали, что надежды снова заняться наукой, у них больше нет. Они встречали заключённых так хорошо, как только могли, помогали им в смертельной гонке со временем при построении среды обитания, выращивании растений, которые понадобятся им для очистки воздуха и выживания.
Марс это пустыня и бесплодная скала в космосе. Поэтому в отсылке преступников на Марс вместо отправки их на смерть не было никакого милосердия. Они могли либо быстро учиться, либо умирать. И многие умирали. Но немногие оставшиеся научились. Они научились путём электролиза добывать кислород из глубоко укрытой грунтовой воды, научились перерабатывать сырьё, чтобы изготовить инструменты для создания печей, где они могли получить сплавы для изготовления машин, при помощи которых построят другие машины, дающие возможность жить дальше. Но чем быстрее он строили оборудование, позволявшее им оставаться живыми, тем больше валов из отчаявшихся и умирающих узников обрушивалось на них с небес – ещё более голодных и более жестоких людей, которые понимали, что им нечего терять.
И шестая волна прибывших разрушила базу. Делать это было глупо и самоубийственно, но те люди были слишком порочны, возмущённы и умирали. Поколением позже они назвали себя политическим диссидентами, но мало кто сомневался в том, что они на самом деле были головорезами, грабителями и убийцами. Но из шестой волны появился лидер – человек, прозывавший себя Динго1. На Земле он расстрелял из пулемёта сотню человек в жилом доме, чтобы воспользоваться их телами как укрытием. На корабле он голыми руками убил семерых заключённых, просто чтобы показать кто тут главный.
Им он и стал. Из страха ли, из уважения или из чистой злобы, но узники на корабле пошли за ним. А когда они упали на Марс, он ложью, пинками и назиданиями сколотил из них обозлённую армию. «Вас бросили на Марс, - сказал он им, - медленно умирать». Единственная возможность для них выжить – это ответить на безжалостность Земли такой же безжалостностью. И он повёл их через пять сотен километров бесплодных песков к лагерю Шалбаната.
Лагерь захватили ещё до того как, его обитатели сообразили, что их атакуют. Учённых, не покинувших станцию, избили кусками металла из обшивки разгромленного лагеря, завязали им глаза и взяли их в заложники, на время пока посылали на Землю радиограмму со своими требованиями. После того как их требования остались без ответа, мужчин раздели донага и бросили на песок умирать. В ярости и отчаянии банда шестой волны ссыльных разнесла на части базу, этот очевидный символ цивилизации, отправившей их умирать за сотни миллионов миль от себя. Женщин оставшихся на базе изнасиловали, а затем погромщики дали им шанс вымаливать себе жизнь.
Люди пятой и четвёртой волны давно объединились. В большинстве своём они были незнакомцами, а многие из них не видели даже лиц друг друга, разве что через отражающее стекло забрала у шлема. Но мало помалу они уяснили, что единственный способ выжить – это взаимодействовать. Они научились зарываться в песок, и когда по их самодельному радио сообщили, что базу грабят, эти люди поползли через пустыню, а потом, затаившись, начали ждать и наблюдать. Когда погромщики уходили с базы, предварительно разграбив её и унося с собой всё, что они посчитали ценным, пятая волна, прятавшаяся под песками, внезапно выросла из-под земли и застигла их врасплох. Из погромщиков атаковавших Шалбатану не выжил ни один. Их лидер Динго скрылся в пустыне, но именно Джаред Варгас, мой прапрадед, заметив это, последовал за ним, отыскал по следам и убил.
Потом все вернулись на базу Шалбатана, выяснить осталось ли хоть что-нибудь, что можно спасти.
Прапрадед нашёл её среди обломков и сорвал ленту скотча с её глаз. Она посмотрела на него, из-за неожиданного света её взгляд не мог сфокусироваться, и она подумала о нём как об одном из той самой группы, что изнасиловала её и разломала лагерь. У неё не было возможности знать, что другие из его группы на тот момент работали в бешеном темпе, залатывая один из модулей для удержания воздуха, а прапрадедушка и ещё несколько человек искали выживших. Слыша как воздух со свистом покидает помещение, часто мигая, она посмотрела на него. Кровь шла из её носа, ушей и ануса, и Кайла сказала:
- Ты должен кое-что узнать, прежде чем я умру. Кислород из почвы. Извлекайте его выпеканием.
- Что, что? – спросил прапрадед. Это было не то, что он предполагал услышать от голой, истекающей кровью женщины, которая вот-вот лишится чувств от кислородного голодания.
- Кислород, - повторила, задыхаясь. – Кислород. Оранжереи мертвы. Кое-что из рассады может и выжило, но у вас нет времени. Вам нужен кислород сейчас. Вам придётся найти способ нагревать реголит1. Постройте печи на солнечных батареях и сможете получать кислород, нагревая почву.

Тут она отключилась, и прапрадед потащил её как мешок с камнями к одному уже залатанному жилому модулю, крича:
- Я нашёл одну. Está viva2! Я нашёл одну и пока живую.
Несколько следующих месяцев, когда она рыдала и проклинала всё, Джаред держал её при себе, выхаживал и оставался с ней в течение всего периода её беременности. Их брак был одним из первых на Марсе, так как, хотя среди высланных на Марс хватало и женщин, чья дурная репутация позволяла их приговорить к этому, всё же число мужчин заключённых превышало представительниц женского пола раз в десять.
Так между собой, убийца и учённая, они построили цивилизацию.
А корабли с земли всё приходили и приходили. И каждый всё и хуже и хуже построенный и доставлявший всё больше и больше трупов. Однако это являлось своего рода благом, ведь чем больше людей умрёт, тем больше будет трупов, не важно насколько худых, но с ценным органическим содержанием, способным ещё один квадратный метр мёртвого марсианского песка превратить в почву для оранжерей. Каждый труп давал жизнь одному выжившему.
Тысячи умирали от голода и удушья. Тысячи были убиты, чтобы их воздухом могли дышать другие. Но беженцы учились. Ведомые моими прапрадедом и прапрабабкой они научились, как только корабль падал на Марс, разбивать его на части ещё до того, как осядут тормозные парашюты. Ну а пассажиры кораблей… Что ж, если они не могли дышать вакуумом (а разреженный воздух Марса никогда и не был более чем вакуумом насыщенным пылью), им оставалось только драться за воздух.
Выживали только самые крепкие и жёсткие. Казавшиеся маленькими и ничтожными, как крысы, что достаточно порочны и сильны для убийства. Четверть миллиона узников было отправлено на Марс, прежде чем правительства Земли узнали, что использование чипов, модифицирующих поведение человека, дешевле ссылки заключенных на Марс и постарались из всех сил забыть, что натворили до этого.
Мой прапрадед Джаред стал вождём беженцев. Работа была жестокой, постольку поскольку они и сами были людьми жестокими. И чтобы оставаться их лидером он дрался с ними, запугивал их или договаривался.
Любовных историй на Марсе не случалось – у беженцев просто не было ни времени, ни сил для любви. Любовь для них стала непредсказуемой болезнью, которая поражает немногих и должна быть тут же искоренена. Для выживания беженцам требовалось повиновение и непрерывная работа. Любви же, расцветающей на свободе и индивидуализме, места на Марсе не было.
Да, Джаред Варгас являлся инакомыслящим высланным с Земли за речи против правительства. Но Джаред Варгас погиб в пустыне. Когда люди из пятой волны пошли спасать лагерь Шалабатана, Джаред Варгас погнался за Динго Предводителем, что было самой главной, а посему и последней ошибкой в его жизни. Только один из них вернулся из пустыми в скафандре Джареда Варгаса и потом называл себя этим именем. Никто не узнал его, ведь люди пятой волны прибыли на дюжине корабле, и если среди них и были друзья подлинного Джареда Варгаса, они поумирали после того, как новый Джаред Варгас вернулся из песков. Единственными, кто мог опознать Динго были ссыльные шестой волны, но они все были мертвы.
Он вернулся из пустыни, чтобы быть спасённым моей прапрабабкой и оказаться принятым пятой волной.
Естественно, мою прапрабабку не одурачили. Она была умной женщиной, выдающейся в своей области. И она наверняка поняла, что человек, заявивший, что теперь она его жена был тем самым, кто повёл разъярённую толпу насиловать её, громить базу и смеяться, наблюдая, как её друзья умирают в разреженном воздухе Марса.
Но на Марсе требовалось выживание, а не любовь. И Джаред Варгас был единственным предводителем, из тех, что у них имелись.
О днях первых беженцев на Марсе рассказывают много историй. Но ни одна из них про любовь.