Воспоминания о военных годах в Баку.

Нашей семье
было намного легче, чем многим, потому что отца не взяли на фронт, ему было более 50 лет.Жили мы в Черном городе в квартале улиц 2я Заводская – 4я Черногородская. Двор состоял из трех «американок», нашего «камышового» дома и «лежачего небоскреба», расположенного углом. С одной стороны была ветка железной дороги, которая шла дальше почти до кислотного завода. С другой стороны химзавод, как его называли, а на самом деле – женская тюрьма. Вдоль стены тюрьмы лежала гигантская куча корня солодки длиной почти в квартал. Это было любимое место наших игр. Эти корни мы сосали, у них был сладковатый вкус с лекарственным привкусом. С третьей стороны была стена двора, который назывался «мазутным» С четвертой - стена двора, примыкавшего к автошколе. Начало войны хорошо помню. Во дворе женщины стирали белье, мы с братом играли во дворе, и вдруг я услышал – война! Женщины заплакали, запричитали, а мне это было непонятно, война это же интересно. Мы наслушались бодрых песен про непобедимую, начитались про наших знаменитых полководцев, пограничника Карацупу с его собакой. Мне было 8 лет.
Постепенно начали ощущаться лишения, но еще была в магазине сметана и кята (почему-то только это запомнилось, наверное было очень вкусно). Потом ввели карточки и стало голодно В школе на завтрак давали только 50г черного хлеба без ничего. Стали появляться прямые признаки войны. В «мазутном» дворе поставили зенитку, зенитный четырехствольный пулемет, звукоулавливающую установку для обнаружения самолетов и прожектор. На месте метро Шаумян появилась аэростатная воинская часть. Мы у солдат выпрашивали отличную резину (видимо из строп) для рогаток. Стали приходить составы с эвакуированным оборудованием и материалами и они стояли на путях вдоль Рабочего проспекта почти без охраны. Мы, пацаны, конечно обследовали их содержимое. Помню вагон с алюминиевой фольгой, которой мы облепляли все, даже зубы. Забрались в вагон с библиотекой из г. Орджоникидзе, брали книги самые большие и красивые. Помню большой красный том «История гражданской войны в СССР», в котором уже были затушеваны портреты «врагов народа» Блюхера, Тухачевского. В то время «врага народа» было легко сделать. Председатель месткома школы в Баладжарах, где работала моя мать пригрозил сделать из нее «врага народа», не знаю за что. Во дворе была стукачка, известная всему двору, которая доносила при случае куда надо.
Иногда прилетали немецкие самолеты разведчики, начинала стрелять зенитка. Однажды близко от меня просвистел осколок снаряда, я его быстро схватил и обжегся.
На Рабочем проспекте, ближе к проезду к нынешнему парому, расположились беженцы со всем своим скарбом, прямо на тротуаре, видимо ожидали погрузку на пароход в Красноводск.
Мы часто ходили к морю в районе 34 пристани. Там был довольно большой бассейн для противопожарных целей и мы в нем с удовольствием плавали. Рядом была баня, и когда нас посылали мыться, мы купались в бассейне, что, конечно, замечалось родителями.
В море видели плавающие составы цистерн, подготовленные к буксировке в Красноводск. У причала стоял взорванный пароход «Чичерин» со вздутой палубой, перевозивший порох, остатки которого мы собирали на палубе.
На станции Кишлы и на пос. Монтина были большие свалки разбитой военной техники и снаряжения. В районе нынешнего Шаумяновского универмага были небольшие свалки стрелкового оружия без деревянных частей. Там же нашли кучу солдатских окопных перископов, которые были для нас замечательной игрушкой.
Отец работал шлифовщиком в гараже «Азнефтезаводы» рядом с двором. Гараж был известен как «акоповский» (директор был Акопов, его очень уважали). Однажды отец проспал и опоздал на работу на 20 минут. Как он переживал! Это грозило судом военного времени, но благодаря Акопову все обошлось благополучно. В самое голодное время Акопов иногда давал рабочим машину и они ездили в Сангачалы ловить рыбу сетью. Это очень выручало. По ж. д. ветке во двор привозили всякую всячину: горы дощечек, мы называли их клепкой, хлопковое масло в цистернах, патоку на химзавод, ящики со стеклянными ампулами с серной кислотой (нам нравилось, как она шипит при выливании на землю), бочки с тавотом, жестяные бидоны со смазкой… Некоторые из этих вещей мы использовали в хозяйстве, т.к. охрана была слабой. После выгрузки хлопкового масла мы залезали внутрь цистерны и собирали со дна остатки масла с мазутом. После пережарки с луком его можно было есть.
Помню случай, когда в полете над Черным городом отвалилось крыло самолета и оно упало в районе кислотного завода., но я сам не был свидетелем. Видели и пленных немцев. Родители выменивали за еду разные хозяйственные мелочи. Вагоны с пленными стояли в районе авторемонтного завода, который напротив нынешней Шаумяновской больницы.
До войны у нас был радиоприемник СИ-235, который ловил только Баку и Москву, когда бакинская станция молчала. Вначале войны приемник забрали на хранение на всю войну. Мы поставили трансляционную точку – «черную тарелку», поэтому родители были в курсе событий. Мать повесила на стене большую карту и отмечала флажками линию фронта. Она была очень обеспокоена, когда линия подошла к Сталинграду, тогда был бы открыт путь на Баку. Еще одна черточка того времени: во многих школах были госпитали и поэтому мне пришлось кочевать из школы в школу. До 5класса я учился в 147 школе на 1й Черногородской, в 56 школе за Нобелевским домом в Черном городе, в известной 160 школе, в школе у черногородского ж.д. моста ( сейчас кажется 27я)
В ночь на 9 мая мать сидела и ждала сообщения о капитуляции и оно пришло около 4х утра. Она разбудила нас с братом, было еще темно, и мы побежали по двору, стуча во все двери с криками: - война кончилась.
Из самых ближайших соседей один сгинул в харьковском котле, один вернулся, помню привез приемник «Телефункен».

P.S. В 60хгодах наш дом сломали и построили «хрущевку», в которой жил Эдик Шумейко и смотрел с 4 этажа на заключенных во дворе тюрьмы.