Все записи | Разное
понедельник, май 15, 2006
Воспоминания о военном детстве.
Добрый день! Ещё раз поздравляю с Праздником Победы! Это, действительно, великий день. И чем больше проходит времени, тем отчётливее сознаёшь величие такого дня. И что отрадно: руководство страны нашей, России, особенно последние 3 года, тоже, кажется, начинает понимать, что пройдёт ещё немного времени, и не останется уже участников той чудовищной войны, унесший 28 миллионов жизней граждан бывшего СССР. Поэтому-то и привлекаются сейчас к празднику дети – прапраправнуки тех воинов, что защищали Родину и сложили головы на поле брани, чтобы дети и молодежь знали и помнили про то время. Ведь настанет момент, и в живых останутся только очевидцы и свидетели Великой Отечественной войны, вроде меня, когда мне было в начале войны 4 года. Я хорошо помню, это врезалось в память и уже не стирается до сих пор, тот день, когда за нами приехала мама в деревню, в 30-ти километрах от Пскова, и сказала: «Война!». Я не понимал, что это такое. Но запомнил на всю жизнь почерневшее, заплаканное лицо мамы. Потом помню бомбёжки, когда мы эвакуировались на машине из Пскова в Мордовию. Сваливались с грузовиков и прятались в канаву, и я просил маму укрыть меня шубейкой от этих взрывов. Глупый, не понимал, что это не спасёт от осколков. Война не пощадила нашу семью: два моих дяди пали смертью храбрых, два – вернулись относительно невредимыми с ранениями и с наградами на гимнастерках. Отец Джашиашвили, моей жены, и дядя её тоже пришли домой с кучей орденов и медалей. Отец мой служил «кадровую», как тогда говорили, с финской войны. Вернулся в Краснослободск Мордовской АССР, где мы жили, в 1944 году после тяжёлого ранения. Я хорошо помню этот день. Отец пришёл в детсад. Кажется, весной. Он был в военной тёплой тужурке. Меня позвали и сказали: «Тебя папа зовёт». Я выбежал и увидел незнакомого человека, который сидел почему-то в углу на полу. Он заплакал, обнял меня и сказал: «Я твой папа». Я вырывался и говорил, что мой папа другой. Я видел, что у него только одна рука. И я повёл его домой. Мама была на работе. Как они с мамой встретились, не помню. Потом я увидел, что у папы на левой руке осталось только три пальца. Он был мужественный человек, ведь ему только 32 года! И всё время трудился. Дали ему вторую группу инвалидности, первую давали только слепым или которые были без рук, или без ног. Помню, отец ругался, когда ему приходилось каждый год проходить комиссию, чтобы подтвердить инвалидность. Он злился: «Чудаки, они думают, что рука отрастёт». И он постоянно работал и в Пскове, причём в отделе снабжения, когда не вылезал из командировок в трудное послевоенное время. Мама тоже работала. А мы с братом Олегом ходили в садик в Краснослободске и в школу в Пскове: я пошёл во второй класс, Олег – в первый. Помню те несытые обеды в садике. Хлеб давали чёрный по норме. И только в праздники ставили на стол большую тарелку с хлебом. Мы с нетерпением ждали, когда разрешат брать хлеб. И наперегонки старались ухватить горбушку: её долго можно было осторожно грызть, вернее, водить по ней зубами, продлевая удовольствие. До сих пор помню единственную ёлку новогоднюю в садике и запах пряников, что висели на ней. И песню «В лесу родилась ёлочка…». И я был в костюме зайчика, который мне сшила мама. Вскоре нам прислали вызов в Псков, домой. Тогда разрешали возвращаться, если там уже были родственники. Как попала в Псков моя тётя, не знаю. Помню, что мы жили вместе с нею в Краснослободске. Допускаю, что ей разрешили возвратиться ,как жене геройски погибшего лётчика. А она и прислала нам вызов. По этому вызову разрешалось ещё одну семью брать с собой. И мы пригласили псковскую семью, знакомую. И поехали вместе с ней. Ехали до столицы Мордовии, Саранска, на полуторке, с газогенераторным двигателем, который «топился» дровами. Причём, за руль сел сам начальник автоколонны. Фамилию даже запомнил – Ефремов. Ведь такое событие: первый раз ехал на машине! А из Саранска ехали на поезде до Москвы. И я боялся идти в туалет почему-то во время движения поезда. Всё старался попасть туда на остановке. А мама говорила «Сейчас нельзя». А я не мог понять, почему. Вот такой глупый был. В Москве я впервые познакомился с метро и прокатился на нём. И помню, как отец «с боем» брал билет до Пскова, очереди были огромные, бессистемные, каждый старался взять билет, т.к. мест в поезде всем не хватало. В Бологое была пересадка на поезд до Пскова. И там я увидел пленных немцев. Я удивился, что они оказались обыкновенными людьми: на плакатах их рисовали такими страшными, чуть ли не чудовищами. А ведь я в то время уже учился в первом классе! Вот какая была пропаганда. Помню плакат был: «Убей гадину!», где был изображён фашист в виде гидры. В конце 1944 вернулись в Псков, домой. К счастью, дом наш сохранился, потомучто был одноэтажный и деревянный, а кирпичные не сохранились. Город был страшно разрушен. Он уже в июле 41-го был захвачен немцами и освобождён в числе последних, уже в 1944 году. В квартире нашей жила другая семья, через суд их выселили на улицу. Они смастерили рядом на развалинах сарай и там жили. Мои родители и выселенные долго чувствовали неприязнь. Постепенно их отношения наладились. Мы же, пацаны, их дети, жили мирно, вместе сражались деревянными мечами на развалинах, на пустырях гоняли в футбол. Потом семья эта, Шляпкиных, уже в пятидесятых годах, построила свой дом на берегу реки Псковы. Дом их сохранился до сих пор. А наш дом снесли в 1966 году, и семья переехала в двухкомнатную квартиру. В ней и мы жили, когда уехали из Гоусанов в 1971 году. Так вот, мебели почти никакой не сохранилось после возвращения из Краснослободска. Долго сидели на деревянных чурбаках. Спали одно время на полу и на топчанах. Потом уже какие-то железные кровати появились.
Ещё я никак не мог понять, зачем продолжали освобождать города, когда по уличным громкоговорителям объявляли об этом. Я спрашивал взрослых, зачем воевать, ведь Псков уже освобождён! Они смеялись, но не объясняли, что война ещё не закончилась. День Победы я не помню почему-то. Но запомнились поездки на виллисах трофейных, когда просили прокатиться знакомых шоферов военных, которые возили старших офицеров. Иногда они пускали в машину, только заставляли нас пригнуться, чтобы не видели часовые, что стояли на восстановленном железнoм мосту, когда переезжали реку Великую. Чаще всех разрешал садиться в машину дядя Вася. У него своих детей не было, умер он в конце девяностых годах в Пскове. Помню и пленных немцев, которые восстанавливали Псков. Мы им носили хлеб, а взамен получали вылепленные из глины, или вырезанные из дерева игрушки. Ещё помню хлебные карточки и огромные очереди за хлебом. Однажды я потерял карточку, хорошо, что она уже была неполной. За хлебом ходил только я, хотя Олег был только на год моложе, но считался маленьким. Родители работали днём и не успевали до закрытия магазина. Однажды со мной случился обморок. Может быть, от голода. Помню, что я упал, а через какое время пришёл в себя, не помню. Меня подняли, я какое-то время посидел, а потом достоял в очереди до конца.
Отец вернулся с войны, когда ранили его под Волховым. Награждён орденом «Великой Отечественной войны первой степени» с именным ещё небольшим пятизначным номером. Были ещё орден «Красной звезды» и самые "гордые" солдатские медали: «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Ленинград», «За победу над Германией». К сожалению, сохранилась только «Отечественная война». Она находится у младшего брата Валерки. Отец занимал активную жизненную позицию (видимо, кое-какие гены мне от него передались), работал на общественных началах народным заседателем в суде. В детстве у меня с ним был контакт полный. Он мне рассказывал, как воевал, про свои ранения, он был трижды ранен. Когда ему руку оторвало снарядом, его спас товарищ, помог выбраться из воронки, иначе, как говорил отец, ему был бы каюк. От отца я услышал песню «Что ты вьёшься, чёрный ворон, над моею головой…» и «Бьётся в тесной печурке огонь..». Потом, когда у меня начался этот дурацкий «переходной возраст», контакт с ним нарушился, и задушевных разговоров уже не было. Я так жалею теперь об этом! Умер он молодым, в 48 лет, от рака желудка.
Вот такими воспоминаниями о детстве я решил поделиться с посетителями Сообщества в 61-ый год окончания чудовищной войны.
Ещё я никак не мог понять, зачем продолжали освобождать города, когда по уличным громкоговорителям объявляли об этом. Я спрашивал взрослых, зачем воевать, ведь Псков уже освобождён! Они смеялись, но не объясняли, что война ещё не закончилась. День Победы я не помню почему-то. Но запомнились поездки на виллисах трофейных, когда просили прокатиться знакомых шоферов военных, которые возили старших офицеров. Иногда они пускали в машину, только заставляли нас пригнуться, чтобы не видели часовые, что стояли на восстановленном железнoм мосту, когда переезжали реку Великую. Чаще всех разрешал садиться в машину дядя Вася. У него своих детей не было, умер он в конце девяностых годах в Пскове. Помню и пленных немцев, которые восстанавливали Псков. Мы им носили хлеб, а взамен получали вылепленные из глины, или вырезанные из дерева игрушки. Ещё помню хлебные карточки и огромные очереди за хлебом. Однажды я потерял карточку, хорошо, что она уже была неполной. За хлебом ходил только я, хотя Олег был только на год моложе, но считался маленьким. Родители работали днём и не успевали до закрытия магазина. Однажды со мной случился обморок. Может быть, от голода. Помню, что я упал, а через какое время пришёл в себя, не помню. Меня подняли, я какое-то время посидел, а потом достоял в очереди до конца.
Отец вернулся с войны, когда ранили его под Волховым. Награждён орденом «Великой Отечественной войны первой степени» с именным ещё небольшим пятизначным номером. Были ещё орден «Красной звезды» и самые "гордые" солдатские медали: «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Ленинград», «За победу над Германией». К сожалению, сохранилась только «Отечественная война». Она находится у младшего брата Валерки. Отец занимал активную жизненную позицию (видимо, кое-какие гены мне от него передались), работал на общественных началах народным заседателем в суде. В детстве у меня с ним был контакт полный. Он мне рассказывал, как воевал, про свои ранения, он был трижды ранен. Когда ему руку оторвало снарядом, его спас товарищ, помог выбраться из воронки, иначе, как говорил отец, ему был бы каюк. От отца я услышал песню «Что ты вьёшься, чёрный ворон, над моею головой…» и «Бьётся в тесной печурке огонь..». Потом, когда у меня начался этот дурацкий «переходной возраст», контакт с ним нарушился, и задушевных разговоров уже не было. Я так жалею теперь об этом! Умер он молодым, в 48 лет, от рака желудка.
Вот такими воспоминаниями о детстве я решил поделиться с посетителями Сообщества в 61-ый год окончания чудовищной войны.
ОТКАЗ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ: BakuPages.com (Baku.ru) не несет ответственности за содержимое этой страницы. Все товарные знаки и торговые марки, упомянутые на этой странице, а также названия продуктов и предприятий, сайтов, изданий и газет, являются собственностью их владельцев.