Воспоминание о друге.

Жил этот человек в Баку на углу Зевина и Проспекта Нефтянников.
На четвертом этаже в коммуналке, в комнате, служившей, раньше
подсобным помещением. Жилище это представляло собой весьма странную
смесь студии художника-скульптора и... террариума.
Хозяином всего этого был Юра Алескеров.
Появился он у нас в Шемахинской обсерватории в начале 70-х и работал
некоторое время механиком в мастерской при телескопе.
Было ему на вид лет за тридцать, и что-то мешало определить его возраст.
Мы вскоре подружились, и через его рассказы многое прояснилось.
Точных дат назвать сейчас не могу, но, кажется, в конце пятидесятых, работал
Юра в русском драмтеатре и было ему тогда лет восемнадцать-двадцать.
И работал он, уж не помню кем, может электриком, может рабочим.
Именно там появилось тогда чудо техники - студийный магнитофон типа МАГ-8.
По тем временам, чудо было покруче самого современного DVD.
Короче, уволок Юра это чудо техники и, естественно, был пойман. Осудили
его весьма строго, кажется лет на десять строгого режима. По его рассказу,
основнную лепту в вынесении приговора внес главный режиссер, назвавший на суде совершенное Юрой действо, как срыв спектакля и покушение на искусство.
Оттрубил Юра свой срок в очень далеких и холодных местах. Он привез оттуда туберкулез,
навыки художника и скульптора, определенное пристрастие к травке,
и очень много лагерных историй и рассказов.
Рассказчиком он был замечательным. Можно было слушать часами. Уже
много позже некоторые похожие истории я встречал у Солженицина и других
авторов. Судя по всему, этот набор неоднократно переходил из зоны в зону в
виде устного творчества.
О побегах, о поваре, проглотившем крысу, которую обнаружил вохр в своей тарелке и
многое другое. Все это рассказывалось в зимние пиркулинские вечера
в общежитии, порой в отсутствии электричества при свечах и под шум
туристского примуса, на котором варились макароны.
Порой он демонстрировал свои способности художника, делая чей-то портрет
и на довольно высоком уровне.
Парковый пейзаж (репродукция Конашевича), был изображен им в моей комнате на стене
гуашью.
В Обсерватории он продержался чуть больше года. Потом я изредка навещал его.
Теперь он увлекся змеями. Он их отлавливал, держал в устроенном в комнате
террариуме и страшно гордился этим занятием. Несколько раз его спасали,
от укусов гюрзы. Складывалось впечатление что он играет со смертью.
И вот как-то, проходя мимо его дома, решил я зайти к нему и обнаружил мертвого Юру, лежащего на столе под простыней, плучущую мать и невесту
в белом платье.
Вот что произошло. Была у него подруга, и в этот день пошли они расписываться.
В этот же день получил Юра посылку из Ленинграда с двумя кобрами. Одна из них
оказалась мертвой, а вторая и нанесла смертельный укус.
До сих пор не знаю, было ли это совпадением, только могу предположить, что были
у этого человека свои счеты с жизнью.