Понимаешь, это матрица, приятель.

Понимаешь, это матрица, приятель. Хьюстон больше никому не отвечает. Очень здорово, что ты еще не спятил. Мы уедем в край отчаянного чая платной трассой кружевных единорогов, где с асфальтом ночью шепчется мицелий. У тебя предустановленная прога, у меня неустановленные цели. Страшно думать — установишь вот, наметишь, а не там, и не туда, да и не с теми. Посмотри, какие окна в позументе: сплошь короны, сплошь виньетки, сбой в системе, бой с тенями. Нас, возможно, кто-то ищет, кто-то складывает вечности из льдышек. Понимаешь, это матрица, дружище. Хьюстон нервно дышит в трубку. Ладно,
дышит. Не смеётся, с тишины снимая пробу. Мы отправимся по трассе восвояси. На обочине повыросли сугробы, и гертрудит, и естественно, не красит. Мы пойдём, как пилигримы до Афона, мы забудемся, вкушая орегано на хайвее до вселенной телефонных то ли будок, то ли просто хулиганов. В симпатичной сказке вечного июля главный Смит сидит расслабленно. В панаме.

***
Собрались уже, но синяя пилюля подросла, сама охотится за нами. Пахнет камфорой, бифштексом и нероли, к парфюмерам есть отдельные вопросы. Понимаешь, здесь не каждый умный кролик просто кролик, если видеть дальше носа. Здравый смысл ныне самоудалился, брёл по снегу, не хватало только хруста. Архитектор, Шляпник, Тринити, Алиса. К чёрту лысому очки, и где там Хьюстон?

Наталья Захарцева