Из сборника "Кавказские рассказы". "Omnia mutantur, nihil interit"

Вместе со мной в школе учился парень по имени Гена Буниатов. Мне он казался совершенно нормальным парнем, я ему даже симпатизировал в глубине души, но почему-то все в классе его ненавидели. Вёл он себя как-то очень независимо и видимо поэтому раздражал соучеников. Были у него конечно кое-какие странности. Например, однажды учительница сказала: "Я работаю в школе больше тридцати лет. И не разу на моей памяти не было такого, чтобы ученик оставлял шпаргалку в контрольной работе. Буниатов, ты разрешишь мне оставить твою шпаргалку на память?" на что Буниатов пробурчал: "Это моя личная шпаргалка". Однажды географичка вызвала его к доске и попросила перечислить горные вершины Памира. Буниатов был близоруким. Он долго таращился на карту, висевшую на доске, почти что касаясь её носом, после чего сказал: "Хригиндукуш". Географичка захохотала: "Ты хотел сказать хребет Гиндукуш?" Хребты на карте имели сокращение "хр". Буниатов ответил: "Нет, Хригиндукуш!" Словом, какие то странности у него были. Но в целом это был нормальный парень. И врал он как-то очень необычно: постоянно забывая то, что соврал.

Однажды случайно я услышал о том, что весь класс после уроков собирается вместе, чтобы избить Буниатова. Мне об этом никто ничего не говорил, поскольку все знали, что я отношусь к нему нормально. Единственное, что заставляло меня поверить в возможность такого развития событий, - это то, что один на один против Буниатова никто бы пойти не решился. Он был физически развит лучше всех в классе. Хотя я в это не очень-то поверил, но тем не менее решил не спешить уйти домой. Когда я вышел после уроков на улицу, то увидел, что весь класс в сборе. Буниатов почему-то запаздывал. Когда он появился на пороге школы, я обратил внимание на то, что все встрепенулись, и понял, что расправа действительно состоится. Тогда я бросился вперёд, стал перед Буниатовым, который на голову был выше меня, и заорал, что все на одного - это подло и что, если все сейчас же не разойдутся, то я пойду к директору. Директора 160-й образцовой бакинской школы, где я учился, - Нину Константиновну Березину - все панически боялись, боялись до дрожи в коленях при одном лишь упоминании её имени. Словом, избиение не состоялось. Вообще-то в детстве я был немного аутистом и этот подвиг мне было совершить далеко не просто.

Лет через тридцать после этого события я, будучи в районе Центрального телеграфа в Москве, внезапо вспомнил, что обязательно должен был быть в это время дома в Пущино-на-Оке. Я стал носиться по улице, пытаясь поймать машину до Курского вокзала. Вдруг кто-то крепко прижал меня к груди. Я ошалело пытался понять, что происходит. Когда обнимавший меня солидный мужчина снял огромные чёрные очки и сдвинул на затылок мексиканского типа соломенную шляпу, я узнал Генку Буниатова. После обмена взаимной радостью от встречи, я ему объяснил, что горю и пытаюсь поймать машину. Он взял меня под руку, подвёл к огромному американского типа автомобилю и усадил меня на переднее сиденье. За короткое время езды до вокзала, он успел рассказать мне, что дважды сидел в тюрьме, а сейчас работает шофёром у своего дальнего родственника - известного академика. Когда я поинтересовался, что будет, когда академик выйдет и не обнаружит своей машины, Буниатов мне сказал: "Хрен с ним, с академиком! Ты мне в своё время жизнь спас. Разве я когда-то смогу это забыть!?" На прощанье мы с ним расцеловались и никогда больше в жизни не виделись.

Да, справедлива латинская поговорка "Omnia mutantur, nihil interit" (Всё меняется, ничего не исчезает)!