Исповедь Епископа

Меня зовут Кошон. Пьер Кошон: епископ Бове, епископ Лизьё. Имя ненавистное каждому честному французу. Имя, которое будут проклинать в течении многих веков в стране, которой я отдал всю свою силу, весь свой талант, всю свою любовь, и во имя которой пожертвовал своим именем и бессмертной душой. Мы, группа патриотов Франции поклялись пожертвовать жизнью и душой во благо и во славу Франции. Мы поклялись сохранить тайну даже на исповеди. Мы – это Николя Коппеконом, Жан Бопер, Жан де Ла Фонтен и я, Пьер Кошон. Мои друзья уже отправились в вечность. Я остался последним. Мне не долго осталось жить. И очень страшно уйти в мир иной без покаяния и без отпущения грехов, как это сделали мои друзья и единомышленники. Мы не могли посвятить Тайну даже исповеднику.

Эту исповедь я собираюсь послать Папе Евгению IV, с тем, чтобы он положил его в Папское хранилище с запретом на вскрытие в течении 500 лет. Предыдущий Папа – Мартин V, избранию которого я немало способствовал, безусловно, догадывался о тех великих деяниях, которые мы совершили, хотя, возможно не представлял себе масштабов содеянного. Нынешний Папа скорее всего не был осведомлен о наших подвигах, и я уверен, что он сохранит в тайне это письмо. Возможно ли, что через много веков эта исповедь всплывет и откроет одну из тайн истории? Нет! Невозможно! Кто возьмет на себя смелость выставить святую полусумасшедшей дурочкой, а старого властолюбивого и жадного палача – героем Франции. Никто не сделает это. А значит, лежать этому письму до Судного Дня.

            Но начну по порядку. Я - один из отпрысков знатнейшего Аквитанского рода, хоть и детство свое провел в Шампани, недалеко от Реймса. В 1385 году приехал в Париж и поступил в Наварский колеж Парижского Университета. Именно при поступлении Господь надоумил меня поменять имя. В Коллеже я записался под именем Пьер Кошон, сыном винодела из Нормандии. Зачем я это сделал? Тогда я не смог бы ответить на этот вопрос. Но сегодня я благодарен Богу, за то, что мое родовое имя не замаралось предательством, которое я, по мнению многих, совершил. В Париже я окунулся в учебу.

Должен отметить, что это были спокойные времена во Франции. Покойному Королю Шарлю V вместе со своим гениальным коннетаблем Бертраном дю Гекленом удалось почти полностью вытеснить англичан из Франции. Последние были заняты наведением порядка на своем острове, и казалось, мы их уже никогда не увидим на нашей благословенной земле. В те дни наши мысли были заняты расколом католической церкви: к этому времени у нас было два центра и двое Пап – Папа Урбан VI, сидящий в Риме, и Папа Климент VII – в Авиньоне. Поначалу наши сердца были с Папой Климентом. Он был французом и поддерживался французским королем. А за Урбана стояли англичане. Но со временем мы научились смотреть шире. По мере того, как мы копались в исторических документах, наши взгляды менялись.

            Всем известно, что невзгоды Франции начались с короля Филиппа IV Красивого. Его также называли Справедливым. Впрочем, справедливость король понимал односторонне. Он считал, что если у кого-то есть лишнее золото, то справедливость требует, чтобы тот поделился с ним: королем. Какое-то время он довольствовался грабежом евреев и итальянских банкиров. Но аппетиты росли. А настоящие богатства были у монашеских орденов, вернувшихся со Святой земли, а попутно разграбившие Константинополь. Но для того, чтобы опустошить казну монахов, нужно было усмирить Папу, сделать его «ручным». Так началось Авиньонское пленение Пап. Поначалу сам король Филипп, хоть и заставлял Папу Климента V выполнять свою волю, но внешне относился к Папе с почтением и соблюдал приличия. Но со смертью Филиппа (и почти одновременно Климента) сыновья его перестали считаться с понтификами, а король Филипп VI – первый из Валуа, обращался с Папой Бенедиктом XII, как со своим подданным. Дольше терпеть не было сил. Церковь отняла руку от Франции, точнее, от французских монархов. К этому времени, католическая церковь управлялась, в основном, французами, и они не могли допустить, чтобы их страна оказалась под английским королем. Но наученные опытом, Папы предпочитали иметь слабую Францию, где бы король зависел от Папской воли, а не наоборот.

В этих диспутах школяров, мы поняли, что благом для Франции будет, если Папа окажется за пределами нашей страны. Тогда Франция окажется любимым чадом нашей Церкви.

            Так мы, молодое поколение дерзко начали работу по укреплению нашей Церкви. К тому времени я получил степень магистра и был избран ректором школяров. Молодое поколение церковников поддерживало меня. Несмотря на то, что Франция признала Папу Бенедикта XIII, я обратился с призывом к обоим Папам сложить с себя полномочия. Вскоре мой призыв был подхвачен. Мой голос слышали по всей Франции. Но Папы упрямо держались за свою власть, и отказывались отрекаться. Все наши усилия привели к тому, что в 1409 году созвали Собор в Пизе и низложили обоих Пап и избрали Папу Александра V. К сожалению, мы не достигли успеха. И вместо двух Пап в христианском мире появился третий. Потребовалось еще семь лет борьбы уже с троепапством, завершившимся Констанцским собором, к созыву и работе которого я приложил очень много сил. К счастью, мои усилия завершились успехом. Взошедший на Престол Святого Петра Папа Мартин V положил конец распрям и расколу в нашем Католическом мире.

            Но спокойной жизни мы не достигли. Пока все наши мысли и усилия были направлены на укрепление Святого Престола, мы и не заметили, как сильно пошатнулась ситуация во Франции. Почивший великий и мудрый король Шарль V оставил своему 12-летнему сыну Шарлю VI вполне благополучное наследство. Страна почти полностью была очищена от англичан. Но, как и обычно, за регентство разразилась нешуточная борьба между принцами крови, и каждый из них проводил свои амбициозные компании и войны за счет казны. В результате годов регентства казна значительно оскудела, поднимались восстания, которые подавлялись с жестокостью. Мы с нетерпением ждали конца этого безвластия. Наконец король, став совершеннолетним взял бразды правления в свои руки. Но, увы, ненадолго. Через 4 года начали проявляться первые признаки его безумства, которое все больше и больше охватывало его. В таких условиях началась борьба за власть между Орлеанским домом и Бургундским. Я, признаюсь, с самого начала встал на сторону на сторону Бургундского герцога Жана Бесстрашного, даже открыто оправдал убийство брата короля, Луи Орлеанского. Последний был отвратительный, тупой тип, развратник, мот. Вместе с королевой Изабеллой они быстро довели бы страну до разорения. Потому, выбор Бургундской партии мне казался правильным. Впрочем, в то время я был полностью занят решением проблем в Святой Церкви. Но постепенно вражда между двумя ветвями одного королевского дома перешли в гражданскую войну. Этим, конечно же, воспользовался король английский Генри V, начав в 1415 году военную компанию против Франции, и уже через два года захватил Нормандию.

Признаюсь, что я несколько упустил момент. Но сразу же после завершения Собора в 1418-м году, я поспешил к герцогу Бургундскому. Королева Изабелла к этому времени была на стороне Бургундского двора, но дофин Шарль выступал против. Я сразу же оказался в центре событий, к моему мнению прислушивались. Я стал советником герцога Бургундского, и чуть позже – советником короля. Впрочем, это было формально: безумный король не нуждался в советниках. Я всеми силами взялся налаживать мир и, пользуясь поддержкой Папы, привлек к процессу и его представителя. Но неуступчивость сторонников Дофина застопорили процесс. Мы же не могли ждать. Вступив вместе с королевой Изабеллой в Париж в начале 1419-го года, я начал строительство мирной жизни, не обращая внимание на дофина. В первую очередь нужно было покончить с бандами английских разбойников, грабящих Францию, что мне в какой-то мере удалось.

У меня было много церковных должностей, но ни одна из них не соответствовала моему фактическому положению. В то же время, я решал или привлекался к решению почти всех государственных вопросов. Потому, мне была предложена более престижная должность – епископа Бове. Эта должность юридически закрепляла за мной также и звание пэра Франции. Со всей страстью и энергией, опираясь на силу Герцога Бургундского я укреплял государственную власть. Со стороны королевы Изабеллы не было никаких проблем: она больше заботилась о своих нарядах и своих любовных похождениях, и соглашалась со всем, что я предлагал. Дофин Шарль тоже не представлял опасности. Со временем, можно было бы его сделать послушным королем великой страны. Но катастрофа пришла неожиданно. 1 сентября 1419-го года был убит герцог Бургундии - Жан Бесстрашный. Невзирая на мои предупреждения, герцог решил пойти на встречу с дофином и без посредников договориться о мире. Сторонники дофина предательски и подло убили Жана Бесстрашного на мосту Монтро. Королева Изабелла поручила расследование убийства мне, хотя официально управлял комиссией Пьер Люксембургский. Объективное расследование преступления выявило бы истинного виновника – дофина Шарля, и лишило бы его звания наследного принца. Положение было безвыходным. С одной стороны, сын короля, дофин Шарль – человек беспринципный, бесхарактерный, а порой, просто подлый. С другой стороны, новый герцог Бургундии – Филипп Добрый тоже был неуправляемым и готовым на любое предательство. Кого же выбрать? Пока я метался между сторонами, стараясь найти самое приемлемое решение, Филипп, герцог Бургундский вместе с королевой Изабеллой вступили в соглашение с английским королем и очень быстро приняли все унизительные и катастрофические для Франции условия: Король Генри V признавался наследником короля Франции, как потомок Филиппа Красивого. Чтобы придать какую-то видимость законности Генри V женился на принцессе Французской. Был пущен слух, что королева Изабелла признала своего сына Шарля бастардом. Впрочем, я этому не верю. Какой бы глупой и недалекой ни была королева, такого убийственного для себя шага она бы не сделала.

Именно в это время я понял, что пора делать решительные шаги для спасения родной Франции. Для начала я выбрал тех, на кого можно было положиться. Это были мои друзья по Парижскому Университету - Николя Коппеконом, Жан Бопер, Жан де Ла Фонтен. Это были благородные люди, неистово любящие Францию, готовые отдать все на свете во имя родной страны. После долгих обсуждений, мы поняли, что препятствовать нашествию англичан мы не в силах. Но мы начертали грандиозный план, как превратить поражение в великую победу.

Самая трудная роль выпала мне. Мне было необходимо втереться в доверие к английскому королю и стать его правой рукой. К счастью, секретарем английского короля в это время был Жан де Ринель, женатый на моей племяннице. По его рекомендации, а также по рекомендации королевы я стал членом Совета при английском короле от духовного сословия.

И вдруг новая неожиданность. В 1422 году один за другим скончались два короля: Генри V и Шарль VI. Кому же управлять Францией – безвластному и некоронованному королю Шарлю VII (о котором шла молва бастарда), или десятимесячному ребенку Генри VI? Франция оказалась в руках герцога Бедфорда, принявшего титул регента Франции. Впрочем, это облегчало мою задачу. Если бы регентом оказался Филипп Добрый, народ и дворянство колебались бы между двумя французами и гражданская война продолжалась бы неопределенно долго. По поводу англичанина не оставалось сомнений – это был враг, а его противник, дофин – свой. Потому, я без колебаний поступил на службу Бедфорду и помогал ему, как мог. Очень скоро я почти без потерь установил власть Бедфорда над большей частью Франции. И чем дальше я продвигал его, тем больше герцог доверял мне. Почти в каждом замке, в каждой провинции были расставлены мои люди из числа истинных патриотов. Я знал, что в нужное время одним махом руки я открою двери всех замков перед королем французов. Но нужно было довести до самого предела огонь ненависти в душах французов против захватчиков с острова, чтобы все бароны встали под знамя Франции. Впрочем, всеми своими действиями я все больше и больше разжигал эту ненависть. Хотя при этом, эта нелюбовь автоматически распространялась и на меня. А мои единомышленники и соратники выполняли свою работу. Через аббатов и священников они сеяли молву, что недолго осталось англичанам, что спасение Франции близко, и что загубленную распутницей (Изабеллой) Францию спасет девственница.  

            В середине 1428-го года мы, собравшись в Реймсе решили, что настало время открытых действий. По всем провинциям мы разослали людей, чтобы выбрать девушку, подходящую на роль спасительницы. Она должна была быть красивой, невинной, и юродивой. То есть нам не нужна была сумасшедшая, а, как-бы, не от мира сего. Со всех концов Франции для нас собрали 14 девушек. Должен сказать, что мы уже подобрали несколько инквизиторов, знатоков человеческих душ и человеческого сознания. Это были профессионалы своего дела, они обладали даром внушения и контроля действий людей. Все девушки подверглись испытаниям. С первого же дня выделилась Жанна из Лотарингии. Остальных мы отправили по разным монастырям, чтобы наши действия оставались в тайне. Я, право, никогда не интересовался, из какой семьи была Жанна, кто были родители. Похоже, что она немного училась, но была не сильна в науках, с трудом могла написать свое имя. Но она была жизнерадостна и улыбчива, и очень располагала людей к себе. Через несколько месяцев мы сумели внушить ей все, что она должна была говорить и действовать. Она была уверена, что слышит голоса Архангела Михаила и Святой Екатерины. Инквизиторы хорошо знали свое дело. Для достижения цели они также использовали сок маковых коробочек, или «хашиш», рецепт которого привезли с Востока тамплиеры. Скоро Жанна была готова. К этому времени был подготовлен и двор дофина к принятию Девственницы. Далее я вернулся в Реймс. Мои соратники должны были завершить компанию. Жанну привели ко двору. Она уже знала, что у дофина самый длинный нос. Естественно, она сразу же узнала его в толпе придворных, а дальше все пошло, как по нотам. Вокруг Жанны были расставлены наши люди, она слышала голоса, и выполняла все их приказы. Хашиш действовал хорошо.

Дофин Шарль все колебался, но Жанна была настойчива. Она взяла небольшой отряд и сняла осаду с Орлеана. Крепость за крепостью, город за городом открывают свои ворота, по мере того, как она к ним подходит. Все произошло так, как я и запланировал. Дворяне и простолюдины без сопротивления примыкают к отряду Жанны, а англичан, благодаря моим стараниям, было очень мало, чтобы они представляли какую-нибудь угрозу. Люди видят чудо, и оно их еще больше воодушевляет, а молва еще больше приукрашивает эти истории. И вот Жанна ведет дофина в Реймс на коронацию. Как же мне хотелось присутствовать на этой коронации! Я имел на это полное право, как епископ Бове и пэр Франции. Но моя миссия не была окончена. Я удалился в Бургундию. Коронация прошла без меня. К этому времени с Жанной стало трудно справляться, требовалось увеличивать порции хашиша, она начинала путать реальность и грезы, забывала имена приближенных, впадала в истерику. Она становилась опасной. А спасение Франции должно было исходить от Бога, и посланной им девственницы. И нужно было завершить этот акт очень ярко. Так, в одной из битв Жанну ранили, передали в руки бургундцев, а те передали ее в руки английского правосудия. Мы надеялись, что ее казнят на острове, что подняло бы всю Францию. Но там, видимо, поняли это и передали Жанну в руки церковного суда. Мне очень не хотелось заниматься этим делом! Но только я мог завершить этот спектакль. Я собрал судей, костяк которого составляли мои соратники. Остальные члены суда составляли случайные священнослужители, причем я предпочитал тупых и самонадеянных болванов, надеясь, что в своем самомнении и самолюбовании, они не заметят те махинации, которые мы собирались осуществить. Бедная Жанна, дрожащая, не понимающая вопросы, и не слышащая больше голоса. Она совсем потерялась. Ее не нужно было запутывать. Ответы ее на вопросы говорили о полной растерянности. Она ждала помощи от короля. А король, зная меня, как человека справедливого, был уверен, что я освобожу бедняжку и не делал никаких шагов. Он не догадывался о глубине игры, которую мы провели и должны были довести до конца. А по вечерам мы садились и переписывали протоколы. Ответы Жанны, которые мы сочиняли, были полны разума и веры во Всевышнего. Только хорошо образованный человек мог бы давать такие ответы. Мы знали, что эти протоколы будут вскоре обнародованы, и еще больше убедят в святости Жанны и ее миссии, как освободительницы. Нашлись судьи, которые заметили подвох и недоумевали по поводу подделки протоколов. Их пришлось успокаивать, ссылаясь на приказы Папы, или герцога. Со временем пришлось их убрать, устроив целую серию «несчастных случаев».

Вскоре процесс подошел к концу. Мы обвинили Жанну в ереси, в вероотступничестве и приговорили к сожжению на костре. Безвинное дите на жертвенном алтаре. Но сколько таких безвинных жертв было за эти годы! Утешает, что эта жертва утихомирит войну и спасет жизнь другим безвинным детям.

После Жанны армию возглавил сам король Шарль. И без единого поражения освободил Францию, не подозревая, что его победы были подготовлены мной. Все командиры, которых я поставил во главе отрядов, без сопротивления переходили под флаг короля Шарля. Но народ Франции не запомнит ни его, ни меня, как освободителя Франции. В историю войдет Жанна – Орлеанская Дева, сгоревшая на костре. Все что я для нее мог сделать – это во время последнего причастия добавил в вино солидную порцию макового сока. Это было лучшее, что мы могли сделать для нее. Она улетела в рай, оставшись в памяти людей, как ангел. А я остался жить проклинаемый людьми в ожидании вечного огня в аду, куда я попаду без покаяния, без отпущения грехов. Я шел к этому сознательно, и сам приговорил себя. Ради любимой Франции.

Пьер Кошон  

Ноябрь 1442 года