«Ремеслянка», «купалка» и МУКи.

-Давай побыстрее…. Не копайся!

Это моего кузена подгоняют, а я уже давно готов к походу.

Я со своими «красными всходами» (это детский садик такой) разбежался окончательно. Не сошлись характерами.

Теперь гуляю где хочу и сколько хочу. А ближе к вечеру своих взрослых на вечернюю прогулку вывожу.

Сам (не маленький всё-таки) меняю маечку голубенькую (тогда почему-то майки все голубые были) на рубашечку-вышиванку.

Трусики трикотажные они тоже голубенькие на штанишки их сейчас шортиками назвали бы. Штанишки помочами поддерживаются, их бретельками называли. И обязательно скрещивали на спине, чтоб не сползали, а у меня завидки были – у других ребят на груди была полоска ткани, которая тоже была для этого же. Очень часто полосочка вышивалась цветочками или какими-нибудь более серьёзными картинками.

Ноги вбивались в сандалии или какую-нибудь другую обувку.

Как же это было неудобно ногам, которые целый день бегали босиком.

Бегали по раскалённому асфальту, по булыгам, ловили стёкла, которые потом выдавливались до тех пор, пока не показывалась кровь.

Если был ветер, то шли в парк Революции, а в тихую, конечно же, на бульвар или карабкались по лестницам в Нагорный парк.

Кто из них главнее «ремеслуха» или «купалка» до сих для себя не выяснил. Они для меня связанны и перевязаны и отделить их ну никак не получается.

«Купалку» знал всегда, а вот с «ремеслухой» был знаком через баню.

Каждое воскресенье в любую погоду мы с отцом шли в «паркоммуновскую» баню. Дорога была не короткая, но и не длинная. Иногда шли пешком, а иногда ехали на трамвае. Этож уж потом, когда в городе появился зоопарк вход в который был выше пожарки, узнал ремесленое училище и поближе. Мне нравилось это здание. Но рассмотреть я его смог уже когда занимался узнаванием города. И его тогда узнал и обувную фабрику. Около фабрики обрезки кожи подбирали для нужд своих, а в «ремеслянке» здорово было заглядывать в окна. Внизу стояли станки и что-то около них делали мальчишки. Они казалисьтакими взрослыми, а на самом деле были чуть старше меня. Но мои походы были тайной для взрослых.

Если отец был дома, а не на службе, то летом по вечерам ходили на бульвар, а если был на работе, то моя тётушка собирала весь переулок малышей, и мы шли или в парк Революции или на бульвар.

На бульвар, конечно было интереснее ведь там была «купалка» и были МУКи.

С отцом было всегда интересно.

Он рассказывал о кораблях, рассказывал о двух учебных парусниках, которые временами стояли на рейде. У них были чёрные корпуса с накрашенными белой краской артиллерийскими «портами». Отец говорил, что эти накрашенные порты нужны для того чтоб пугать пиратов.

Я уже тогда знал о «бегучем» такелаже и стоячем такелаже». Вот только рассказать никому не мог — на смех могли поднять.

Потом мы приходили на «купалку». Там уже сторож полил доски пристани и от них пахло мокрым деревом и немножко морем.

У меня там была своя скамейка. Она находилась почти на середине пристани. И всегда я садился с краю, боком к перилам, чтоб можно было наблюдать за тем что происходит внизу у причалов МУКов.

МУКи это катера, а расшифровывалось это как и МАЛЫЙ УЧЕБНЫЙ КОРАБЛЬ или МОРСКОЙ УЧЕБНЫЙ КОРАБЛЬ. Так и не выяснил. По справочникам это может быть двояко.

А внизу была своя жизнь. Моряки, в одних трусах, загорелые до черноты занимались своими «морскими» делами часто совсем нам непонятными. Ближе к вечеру собирались «сойти на берег».

Как здорово было сидеть уткнувшись носом в перила «купалки». Дерево пахло горячим солнцем, морем и сосной. Перила были живыми — в щелях выступала смола. Сколько лет прошло, а перила помнили что они из лесного дерева сделаны и плакали сосновой смолой.

Подходило время, когда сторож начинал предлагать покинуть купальню. Уходили те, кто был внутри. Они шли какие-то усталые от моря и солнца.

Отец так никогда и не узнал, что я уже был днём в этих же местах. Может он и догадывался, но я не рассказывал о своих похождениях.

Ну, как я мог рассказать о мальчиках прыгающих с пристани в воду. Это называлось «идти на прохлевалку».

Скидывались по несколько копеек, собирали вещи, которые отдались одному. Он покупал входной билет и шёл совершенно официально пронося вещи своих товарищей, которые прыгали в море с угла пристани. Прыгали по разному: кто «бомбочкоЙ», кто «солдатиком», а особо почиталось «ласточкой».

Дальше их путь был до «лягушатника» и через ограждения этой коробки уже на территорию самой купальни.

Так же проходил и мой сосед. Он жил в полуподвале нашего двора.

Он был самым старшим в семье. Мать, чтоб прокормиться отдала всех, кроме старшего в детдом, а старшего определила в «ремеслуху».

Щеголял он в гимнастёрке, подпоясанной ремнём с бляхой на которой были буковки «РУ».

Проходил и он внутрь «купалки», а там раздолье — можно выплыть в открытое море, можно прыгать с трамплинов.

Вот и прыгал Тофик (так звали моего соседа), пока не налетел на разбитый баллон под водой. Мне до сих пор непонятно, ведь баллон (банка трёхлитровая) всегда был ценностью в семье и как он разбитый мог оказаться в купальне и тем более разбитый.

Похоронили Тофика.

А спустя некоторое время подбил я своих соседей-пацанов пойти и посмотреть на табличку, на которой должно было быть написано — «На этом станке работал Тофик Рагимов». Ведь так всегда поступали.

Пошли мы тогда нашей небольшой компанией посмотреть. Дошли до «ремеслухи», там где она была полукруглой, а через окна были видны станки. На одном из них и работал Тофик.

Но никаких табличек не было и мы разочарованные пошли на наш склон потренироваться в подъёме на вершину.

Но Тофик был не единственным ученик это «ремеслянки», был и ещё один.

Эта семья жила на третьем этаже. Они проживали временно. Они были беженцами из Ленинграда. Не самого Ленинграда, а какого-то села из под него. Немцы уже захватили это село когда они смогли бежать. Мальчик — его звали Сергей всегда ходил с перевязанной шеей. По его словам его ранила пуля, которая убила деда. Пуля застряла в шее. И только в Баку её удалили. Он показывал эту пулю и даже разрешал подержать её.

Вот этот Сергей тоже учился в этом училище. Только он не был токарем, а учился на слесаря-лекальщика. Кто это такой я узнал уже намного позже.

Такая же гимнастёрочка как и у Тофика и такие же башмаки, а вот пояс у него был... до сих пор помню и даже завидую ему ремесленику того времени.

Сам-то пояс был тот же, а вот вместо бляхи была пряжка. Пряжка необыкновенная она была в виде сердца. Сердце делилось на две части и для того чтоб запереть его надо было соединить эти части и проткнуть кинжалом, который висел на цепочке прикреплённый к бляхе. Это было чудо-чудесное.

Когда Сергей проходил практику работая на токарном станке, то принёс мне выточенную им «фурфуру». Волчёк другими словами. И мне соседские мальчишки всегда завидовали этому богатству. А я так и не научился гонять эту «фурфуру» как гоняли они. В итоге она перешла во владения кому-то другому. Поменялись.

Вот и всё что вспомнилось о соседях моих Тофике, Сергее и самое главное о «купалке», «ремеслухе» и МУКах. Так и остались они у меня как близницы одной пуповиной связанные.

P.S. В последний раз был я в здании в семидесятом. Здание потрескавшиеся и в него было страшно заходить. «Ремеслуха» переехала в двухэтажку около «Интуриста». Позже туда переехал военкомат. Вот оно как всё переплелось и соседи и дома.