Трансфер Реальности (не Кастаньеда)

Я думал о том, как можно описать эту миграцию реальностей, эту удивительную смену красок и лекал. Летние дни вечно весеннего Йоханнесбурга нашептывали мне, что скоро в самолет, что скоро я понесусь через все возможные термины лоций, через часовые пояса в Атлантиду наших дней, в Советский Союз, в карту памяти того мира, который не смотря на долгие годы эмиграции мне попрежнему интересен и мил.

Йоханнесбург по-прежнему реален, он вокруг меня, он лязгает и поет, он живой, а Москва далеко и иллюзорна. Это иллюзия зрения, я прекрасно представляю себе каждый уголок тех мест, куда мне предстоит добраться, я могу с точностью до игры света и тени указать на расположение предметов. Но в реальности их по прежнему не существует. Даже когда я иду по пуповине аэробуса в Шереметьевские лабиринты таможен и пограничных контролей. Возможно, что в эти волнительные минуты наличие пары бутылок спиртного в чемодане, кусочков вяленого мяса для дегустации строжайше запрещенного к ввозу в стерильные просторы Former USSR, не дают возможность прозреть и увидеть мир вокруг себя.

И лишь ступив на обеззараженную почву, будучи исторгнутым из уст последнего таможенного барьера, мир внезапно, в единую секунду обретает объем, запах и...обыденность. То, что таило в себе невысказанное, далекое, становится тем, что можно потрогать, красивым, реальным и каждодневным. Происходит мгновенная рокировка. Йоханнесбург становится нереальной сказкой, чудом за экваториальными озерами, а Москва- жизнью сейчас. Сколько не щипай себя, сколько не вдыхай недоступный целый год воздух ожидания, всё равно не возможно вернуть, то будоражащие воспоминание, то состояние встречи чуда.

Постепенно набирает скорость автомобиль, что бы снова влипнуть в извечную московскую пробку, звук клаксонов становится всё привычнее. Разговор из восторженных междометий плавно перетекает в содержательный. Москва принимает меня в свои соискатели и равнодушно поворачивается ко мне спиной.

Но ведь она никогда не была родной по родительски. Она была красивой гордячкой, с улыбкой даря эскимо и Парк Горького, она всегда смотрела поверх головы, её глаза никогда не улыбались. Москва всегда с любовью смотрит на твой карман и... и горе тому у кого он тощ. Москва не будет церемониться, но легким пинком направит неудачника восвояси. Это её прощальный подарок. Не приведи Господи упорствовать, с надеждой впиваться в соблазнительную ножку обутую кирпично-красной туфелькой. Москва растерзает соискателя, казнит его прилюдно и в назидание другим вывесит его чучело на гламурных страницах своих журналов-наживок. Каждый глотающий крючок будет думать, что он-то проскочит, что он никогда не попадет в эти столбцы неудач.

Ну, а кто без греха, пусть первый бросит в неё камень.
Я не брошу, я её люблю такой, какая она есть. Это не сыновья любовь, а почти плотская. Любовь фейхвангеровского Бомарше к Америке.

В путь..в путь…
Теперь он лежит в Баку. И он усеян розами, ибо я плачу по счетам.

Стюардесса-Москва ласково поддерживает меня под локоток, она заглядывает мне в глаза взором оториноларинголога и провожает к трапу-алтарю АЗАЛ который как Харон может нести наши души через Стикс воспоминаний и надежд. (монетку хоть не под язык, но всё же не забудьте).

Сейчас Москва реальна как наивысшее проявление бытия – клавиатура. Она вокруг меня, Йоханнесбург далеко в прошлом, он не материален, он где-то есть, но не сейчас, его ароматы и цвета напитала серо-радужная, люминесцентная Москва. Баку еще не существует на картах Земли, лишь укрываясь от зноя столикий художник творит на скалах Гобыстана свои культы, да Гиловар рвёт в пыль склоны бухты. Баку был здесь когда-то очень давно, когда трамваи спешили мимо АзИИ и  в Садко подавали бокал Советского Полусладкого за три рубля. Но сейчас его нет. Он вот-вот появится, как только я дойду до него, долечу.. досплю.

Очень тяжело смотреть в глаза друзей, которым никогда не удастся вернуться домой. Их горечь прячут улыбки и смех. Но глаза не обманут. Что-ж.. я буду вашими глазами, я всё увижу и ничего не смогу передать вам, но я за вас напою свою память нашим городом.

В Домодедово греет турбины несоветский АЗАЛ. Ничего не осталось от Спартанского Авиа Отряда Аэрофлота в вальяжности и упругой надежности Боинга. Наверное, это хорошо. Замыкаются цепи ожидания и этот самолет понесёт меня к новому, невиданному доселе Баку. Домой. «Над заливом покачай крылом, командор». Нетерпение. Так хочется, что бы- уже.

Вот отворяется дверь, плавно отделяясь от борта, словно арбуз «на разрез”. Я уже плыву по коридору. Где же запах? Запах нефтяных полей, запах сотен озер черного золота и качалок Аливердизаде? Нет запаха, нет визитной карточки Баку, овеянной легендами нефтяной столицы миры.....! Столицы, подарившей миру Нобелевскую премию (её то, в самый раз вручать в Баку) Столицы, богатство которой сломило хребет нацизму: «Хватит нефти для моторов! Помогу!- Сказал Баку» Но, что до запаха.. может это к лучшему.

Растворяются, послушные светочувствительным элементам двери и Баку обретает реальность, а Москва исчезает в сиянии неоновых ламп порта, в огнях взлетных полос и черноте неба. Сейчас Москвы нет, она виртуальна, она в памяти моей, она жива там, к ней можно обратиться, но нельзя почувствовать. Что-ж, пусть она живёт своей жизнью. Бина встречает меня. Вперед, в ночь, в дождь. В Баку.

Пролетает мимо Азизбековский круг, вот уже Багировский мост и .. и всё. Дальше лишь всполохи сознания до момента соприкосновения с Торговой. Вот она...Великая обыденность. Я никуда не уезжал! Так.. может на пару дней или того меньше. Я был здесь всегда. Я врос корнями в эти перекрестки. Можно выстроить хоть двухсотэтажный небоскреб на Парапете, от этого Парапет не перестанет быть Парапетом. Я дома. Здесь хорошо и обычно. Здесь нет и не может быть ярких впечатлений. Здесь не коррида в Испании. Здесь ночной, спящий город. Здесь дом.

Здесь, дОма- иных уж нет, а те далече. Нет и моего друга- Северного Ветра. «Не бойся стука в окно, это ко мне..это Северный Ветер, мы у него в ладонях..»Льет непрерывный легкий дождь, совершенно отвесный. Хазри не пришел со мной обняться. Друзья говорят, что уже много лет он гостит в других странах.

Я иду по Баку, я знаю, что пройдет до обидного немного времени и мой город вновь обратится в бестелесный фантом, другие краски, голоса и песни заменят его. Но сейчас я иду по Баку.

2009