Лучшая из од

Публикация в «Знамени» посвящена Сергею Чудакову. Более сотни авторов вспоминают этого талантливого полусумасшедшего человека, которого в шестидесятые годы знала «вся Москва», и о котором сейчас неизвестно даже где и когда он умер. 

Его мнимой смерти посвящено стихотворение Бродского, которое многие считают лучшим. Как утверждается в «Знамени», теперь эти стихи знают наизусть все, даже дети. (За чужих детей не скажу, мои — не знают.) Лет пятнадцать назад на последней странице выпуска журнала «Звезда», посвящёного Довлатову, были напечатаны три его любимых стихотворения: «Буря мглою», «И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме» и это.

На смерть друга

Имяреку, тебе, — потому что не станет за труд
из-под камня тебя раздобыть — от меня, анонима,
как по тем же делам, потому что и с камня сотрут,
так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса —
на эзоповой фене в отечестве белых головок,
где наощупь и вслух наколол ты свои полюса
в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;

имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
похитителю книг, сочинителю лучшей из од
на паденье А.С. в кружева и к ногам Гончаровой,
слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
одинокому сердцу и телу бессчетных постелей -

да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
в нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.

Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою трубку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и не важно.

У Бродского всё точно. Действительно, неизвестно от кого он родился. То ли его мать уже попала в колымский лагерь беременной, то ли его отец — начальник лагеря Иван Чудаков. Он похитил десятки книг из «Ленинской библиотеки». (Я однажды пришёл в Ленинскую библиотеку со своей книгой — мне стоило больших трудов получить её обратно.) Про «тело бессчётных постелей» — понятно. «И замёрзшему насмерть» — Бродский написал не на смерть, а на ложный, как оказалось впоследствие, слух о смерти: говорили, что он замёрз в телефонном автомате. «Человек мостовой» — было известно, что прогуливаясь в пределах Садового кольца, его можно было встретить почти наверняка. И «бесцветное», на самом деле, жёлтое, пальто с застёжками многие вспоминают. А вот «лучшая из од». Как и некоторые другие стихи Чудакова, она печатается без знаков препинания. (Вспомнилось: «Чего не видал — на ветвях твоих хоть бы лист одинаков — в моих преткновения пнях, сплошных препинания знаках...»)

Пушкина играли на рояле
Пушкина убили на дуэли
Попросив тарелочку морошки
Он скончался возле книжной полки
В ледяной воде из мерзлых комьев
Похоронен Пушкин незабвенный
Нас ведь тоже с пулями знакомят
Вешаемся мы вскрываем вены
Попадаем часто под машины
С лестниц нас швыряют в пьяном виде
Мы живем — возней своей мышиной
Небольшого Пушкина обидев
Небольшой чугунный знаменитый
В одиноком от мороза сквере
Он стоит (дублер и заменитель)
Горько сожалея о потере
Юности и званья камер-юнкер
Славы песни девок в Кишиневе
Гончаровой в белой нижней юбке
Смерти с настоящей тишиною.

Какой неожиданный конец: «сожалея о потере... смерти с настоящей тишиною». Пушкину не надо такого бессмертья, чтобы быть дулёром, чтобы играли на рояле. 

«Тщетно драхму во рту твоём ищет угюмый Харон» — воспоминания, собранные в «Знамени», относятся к шестидесятым годам, стихотворение Бродского написано в 72-м, дата смерти Сергея Чудакова, как уже сказано, неизвестна.