Я не прощаюсь, папа.

Керен неподвижно сидела у туалетного столика, пытаясь сосредоточиться.

-"Я должна выглядеть потасканной шлюхой. Надо выглядеть ещё хуже- дешёвой проституткой" .

Это, как оказалось, было непросто. Мягко говоря, непривычно.   Глянула на себя в зеркало.

Тонкие ухоженые брови ,  мягкая нежная кожа тридцатилетней южанки.  Серого-голубые глаза, хоть и шатенка, но на

израильтянку мало похожа. Она родилась в Израиле, а  родители из Италии. Мать из Сардинии,- " а это не совсем

Италия,"- так мать  подтрунивала  над отцом, типичным  римлянином,  теряющим кучу  времени у зеркала.

Адвокатская контора  матери  работала ещё задолго до рождения дочери. И  зря она уговаривала Керен пойти по ее

стопам.   Дочь была слишком домашней девочкой для этой  профессии.

Керен погримасничала немного,  пытаясь изобразить распущенную, опустившуюся наркоманку из южного Тель-Авива. 

Получалось плохо. Наведённые карандашом морщинки  выглядели рисованными. Растерла их-лицо приобрело сероватость.

-"Бат-зона"! (дочь проститутки) - крикнула она своему изображению и тут же хлопнула себя по губам.  Как она могла так

назвать свою любимую мамочку.

Провела черной тушью по зубам, которые обошлись в кругленькую сумму.  И изо всех сил стукнула себя кулачком в губы.

По подбородку, вниз  к шее протянулась тонкая алая струйка. Прежде вид  своей крови ужасал её, а теперь наоборот.

В глазах появилась решимость, сверкнула ненависть. Зеркало полетело со столика.  Вспыхнуло искрами осколков.

-Нельзя наряжаться.  Сотру маникюр и мазну ногти ярким лаком Причём неаккуратно...

 Так может быть сойду за "свою".   Так она решила под утро, после бессонной ночи.

Глянула на разбитое  зеркало.  И,  даже не поморщившись от боли, сомкнула разбитые губы и  мазнула их яркой

помадой.   Провела тюбиком  влево и вправо  широко,   как  маляр  по стене.

- Я такая, какая надо. Я должна выглядеть  грубой и наглой.   Я сучка, стерва, или как ещё говорят...

.-...АРСИТ !  (сленг, ивр. "хабалка", безкультурная).

Узенькая девчачья курточка в цветочек, старая выцветшая юбка и потёртая сумка безвременно ушедшей

матери.  Тёмные, даже черезчур тёмные очки,   старые туфельки без каблуков.

  Утро или день, вечер или ночь  в  Раанане  прекрасны.  Этот маленький и очень престижный городок, чуть севернее

Тель-Авива, выглядит всегда благополучным, как-будто надушенным прянными ароматами. Здесь

можно жить и всегда радоваться хорошей погоде, солнцу, которое может выжигать другие районы, но не

утопающую в зелени  благодушную Раанану.

Керен рванула с подземной парковки свой белоснежный "черри"  или "Чирроки".   Выехала за ворота  дома,  через спину

пультом закрыв автоматические ворота. Чуть отъехав,  затормозила и бегом  вернулась в  сад, где  работал  садовник. 

- Послушай, Джаляль, для меня это очень важно, может быть ты слышал...она сбилась.- Может ты знаешь...

Джаляль смотрел на неё с изумлением,  как-будто впервые увидел.

  -Что с тобой, девочка. Ты скверно выглядишь?

-Да  Джаляль, я знаю..Керен вздохнула, унимая дрожь. Затем тихо и твёрдо спросила  старика.

- Мне нужно...вернее очень нужно знать, где продают наркоту.  Сильную...самую сильную.

Джаляль опешил,  бросил на землю садовые ножницы и мотнул подбородком.  Его темная кожа

не скрыла проступающую бледность. Он опешил от того, что сказал этот ангел. Джаляль был как член их семьи.

Он родился в  Яффо, там связался с плохой компанией, связавшей его детство с наркомафией. Но однажды попался.

Или его подставили. В суде ему предоставили бесплатного адвоката. Ею была мать Керен, только получившая диплом.

И она отстояла семнадцатилетнего мальчика. Получил он исправительные работы и пару месяцев проработал

садовником  в парке. Затем разыскал своего адвоката и попросился работать у них садовником. Он боялся мести

тех ребят, которые сели. Да и спрятаться подальше, заодно получив жилье и работу, было не лишним.

-Ты что с ума сошла,  Керен. Слышала бы твоя покойная мама что ты говоришь!  А отец? 

-Сейчас не время, Джаляль.  Это не для меня... Вернее так надо... помоги мне, пожалуйста.

   Пожилой садовник хотел послать  её куда подальше.  Но увидев решимость и  холодные слёзы в

её глазах, он пробормотал что-то по-арабски.

-Я не знаю точно, но думаю на "тахане мерказит" что-то можно купить.  Но тебе не продадут.

Там,  где кончаются овощные ряды,  вправо уходит улочка.  Потом ещё вправо, там будет тупичок.

Но тебе там ничего не продадут.

 - Джаляль, послушай, что мне нужно сказать, сколько это стоит меня не волнует... что я  должна говорить?

Слёзы потекли по её щекам,  она вцепилась   рукой в грязную рубаху садовника железной хваткой.

Бедный  мужчина  опешил.. - Я  не знаю что говорить, детка , спроси МУсу или МошЕ.  Там его все знают.

Но ты не ходи туда, пожалуйста. Беда может быть.

  Керен опустила его  руку, обернулась и твёрдо пошла к машине.

 Путь недолог, какие-нибудь полчаса и она в жерле старой автобусной станции  "тахана мерказит".

 Клоака неусыпающего города,    где есть всё,    за что Тель-Авив можно возненавидеть.  Или полюбить.

Это и преступность, трущобы, некогда зелёные лужайки превратились в лежбища чёрных "нелегалов" из

Африки.  Торговля наркотиками и живым товаром идёт круглосуточно. Особо опасно с наступлением тьмы.

 Тут же рядом оживлённый базарчик и вереницы пыхтящих жарких автобусов. Смрадно, жарко, грязно.

  Керен когда-то была в этих краях, когда весь её дружный выпускной класс сорвался с уроков и они, безбашеные

молодые устремились в Тель-Авив на старую автостанцию, как на экскурсию. Тогда, в начале 90-х было не страшно.

  Да и нелегалы были не чёрные, а румыны и молдаване.  Да и "старая тахана" ещё не была старой.  Сегодня там 

лучше  не появляться, тем более девушкам из хорошей семьи, тем более из Раананы.

  Она практикующий врач-гинеколог, пошла по стопам знаменитого отца.  Достаток, хорошее воспитание, лучшее

образование и всё такое, как оказалось, не сделали её счастливой. Семьёй обзавестись не получилось. Пока ещё.

Сначала долго болела мать.  Не успели её проводить, как заболел отец. Страшная болезнь, тлеющая в его теле

резко прогрессировала после смерти дорогой жены.  Сейчас он уже не поднимется с кровати никогда.

Керен по ночам дежурит около отца. Делая ему уколы и крутя сигаретки лекарственной марихуаны. 

Она днём ещё доверяла отца сиделке. Но вечерами после работы занималась отцом сама. Она была очень

привязана к нему больше,  чем к  матери. "Папина доча"-кому это знакомо, тот поймёт.

Друзья отца- светила медицины-опустили руки. Только и могли выписывать ему рецепты на обезболивающие.

Уже три дня подряд он просит дочь сделать ему смертельную иньекцию. Керен, мягко улыбаясь, поглаживая его руку,

просила выбросить эти мысли из головы. Но сегодняшней ночью она поняла, что отец уже сходит с ума от страданий.

-Девочка, я не хочу жить, ты понимаешь? Я не могу жить. Никто, кроме тебя мне не поможет...

Керен хотела опять возразить, но отец тихо сказал: -меня твоя мама зовёт.

  Бросив внедорожник подальше от " старой таханы мерказит", девушка пошла пешком, всё углубляясь в самый 

отвратительный район. Она шла и думала о Джаляле, пытаясь вообразить, что бы он сказал, покупая героин.

Когда-то, будучи маленькой, она спросила Джаляля что же он думает о евреях. К тому времени она уже понимала,

что не всё так мирно и есть проблемы, даже с израильскими миролюбивыми арабами. На что садовник сказал:

-Я вас уважаю евреев. Вы не становитесь на колени никогда. Даже, когда молитесь... Маленькая Керен не знала

что ответить Джалялю, только молча прижалась к его тяжелой руке.

 Дойдя до нужного тупичка, Керен ничего и никого не увидела. Он выглядел безжизненным посреди кипящего города.

Увидев приоткрытую дверь одной заброшенной лавки, девушка, пытаясь храбриться вошла в полумрак.

Деланным хриплым голосом спросила- "Еш анашим рациним"?  (серьёзные люди имеются).  Тишина. Вошла в другое

помещение. Никого. Только старые рулоны бумаги, вонючие деревянные ящики со следами овощей. Пыль и смрад.

  Вдруг чья-то цепкая рука схватила её сзади за волосы. Ей пришлось откинуть голову назад. Она увидела перевёрнутую

щетинистую рожу. Коричневые зубы через один, высунутый язык потянулся к её уху. Из пасти дурно пахнуло.

-Ты чья шармута (шалава)? Я тебя не знаю. Пришла пососать?

Керен вырвалась неумело. От ужаса её парализовало. Она поняла, что обратный ход закрыт и этот тип не шутит.

-Мне Муса нужен..Шмаль нужна. -пугливо пролепетала она.

Гадёныш усмехнулся, подошёл к ней вплотную и зашипел-Кто тебя подослал? Я не вчера сделанный. Не скажешь-

я до трёх считать не стану. Ну!  Керен молчала, слезы потекли из глаз. -Пожалуйста, мне нужен Муса. Куп..

Она не успела договорить, как мерзавец схватил её за подол юбки и опрокинул на грязные ящики. Одним движением

он раздвинул ей ноги и порвал дорогие трусики. Девушка завизжала, но грязная вонючая рука сильно хлопнула её

по губам и вцепилась в горло. Девушку словно парализовала. Раскрытыми от ужаса глазами она видела только

налитые кровью щеки, трясущиеся от вожделения, чувствовала руки вцепившиеся в её грудь и вонючее дыхание.

Вдруг дверь в подсобку открылась. На входе застыла фигура пожилого мужчины, ещё более темного лицом.

Тяжелым взглядом он вопросительно смотрел на насильника. Тот отпрянул от Керен и начал оправдываться-эта

мол пришла тебя подставить. Фуфла нагнала. Только Муса ей нужен. ЗонА! (блядь)

 Мужчина молча смотрел на растерзанную девушку пронизывающим страшным взглядом. Ты кто?-спросил тихо и зло.

Я..я пришла купить...Короче, мне Муса нужен! Пошли вы к чёрту, шакалы. Я вас не боюсь. Приду позже-убейте, а сей..

-Подожди, я Муса. Кто ты?   Зачем пришла?  Кто тебя послал?

-Никто не посылал. Хочу шмаль купить. Что-нибудь, что шприцами вводят. Пожалуйста...Керен снова разрыдалась.

Чуть успокоившись, произнесла-Мне Джаляль посоветовал к тебе обратиться.  Муса насторожился-

Какой Джаляль? Как фамилия? 

-Абу Аджи. ..Муса привстал. Скажи его телефон. Керен продиктовала. Муса ждал, услышал "Алло" и дал отбой.

Ты откуда его знаешь? -Он садовником у нас работает.  Муса тяжело молчал. Зловеще молчал.Посмотрел на товарища

и молча запустил в него тяжелый ящик. Тот что-то заблеял.  Муса  подошёл вплотную к девушке и тихо сказал-

Ты мне скажешь где Джаляль-я дам тебе что ты хочешь!

Керен испуганно замотала головой, но Муса склонился к её уху и тихо сказал-он мой двоюродный брат. Я ищу его

сорок лет. Я простил его уже...Понимаешь.

 Зажав в кулачке два пакетика с порошком Керен брела к своей машине. Качаясь и мыча что-то себе под нос.

Отец стонал в постели, кричать он уже не мог. Жуткие боли скручивали его тонкое измождённое тело.

Увидев дочь, сидящую рядом, он взял себя в руки и удивившись её внешнему виду, хотел что-то сказать, но

тут же  понял всё.

Девочка выполнила его просьбу. Содрогаясь от усилий он приподнялся и дрожащая рука  коснулась волос и лица

девушки. Керен пробивала дрожь, губы и руки тряслись. Она ничего не могла произнести.

Отец не выдержал и зарыдал...-Девочка моя...прости, прости меня....так надо...прости. Не жди, так только хуже.

Керен с застывшим лицом смотрела на отца....-Папа, а правда ты встретишь там маму?

Мужчина кивнул, гляда на дочь не мигая..  Затем вытянул руку, восковую, тонкую, усеяную старческими пятнами.

Этот жест не означал команды. Это была его просьба, отчаяная мольба. И последнее прикосновение к дочери.

 Спустя два дня в опустевшем мёртвом доме сновали полицейские. Допрашивали бедного Джаляля. Но мягко.

На столе они нашли записку, где всё было сказано и подозрения с Джаляля сняли. Полицейские сами были в 

шоке от увиденного. На постели лежал мёртвый старик с застывшей улыбкой на лице. А его вытянутую руку,

словно обняв, закрывала поникшая девушка. Она тоже улыбалась.

 Подле кровати валялись два пустых шприца и еще одна записка.

-Я не прощаюсь, папа.