Сон после перерыва.

Я нахожусь в беленой известью комнате

вдоль стен которой стоят грубые комоды с множеством ящиков.

Посреди комнаты длинный жёлтый стол типа верстака,

вокруг него с десяток католических монахинь – чёрно-белая гамма.

В руках я держу красивый кожаный, очень изящный футляр

с мелкими алмазными свёрлами и борами,

и в ящиках комодов ещё много таких футляров,

с не менее замечательными вещами.

Комната, как-бы, моя, но, почему-то, я должен её оставить.

?

Объясняю монахиням, какие замечательные вещи

лежат вокруг и они понимающе кивают.

И тут, неожиданно, беззвучный сигнал даёт команду срочно уйти!

И монахини резво выпрыгивают во двор –

вот, детальку вспомнил: дверь открыта и занавешена пузырящейся

на сквозняке марлей – в бакинский дворик, поворачивают за угол, налево,

а я сворачиваю за угол направо и попадаю в тупик,

но вижу, что в углу тупика я могу взобраться на крышу.

Нет, нет – всё-таки, они направо, а я – налево!

Вот... и вижу, что в углу тупика могу взобраться на крышу

и прыгаю, легко, как в молодости, подтягиваюсь, взбираюсь наверх

и предо мной расстилается крытая мягким бакинским киром плоскость крыши.

Вокруг преобладание жёлтого, серого и белого, даже кир –

он скорее серый, чем чёрный, лишь паутинки

трещинок-прожилок антрацитово поблескивают на солнце.

Общая бескрайняя плоскость, с зияющими в ней квадратами,

прямоугольниками и более сложными геометрическими фигурами дворов,

а с правой стороны возвышается древняя серая каменная стена

из грубо отёсанных больших блоков с высоченной аркой входа.

И тогда я легко и быстро вбегаю в неё – прямо таки парю.

Добежав до середины зала – останавливаюсь – вокруг только голые стены.

И тут цвета меняются – все они, плавясь, превращаются в тёплую сепию.

Меня подхватывает мягкий воздух и, в полулежачем положении,

приподнимает на метр от крыши и я понимаю, что умер.

Подержав в невесомости несколько секунд, воздух мягко

опускает меня на поверхность и я остаюсь стоять в середине

каменного зала без крыши – ничему не дивящийся и совершенно спокойный.

И всё.

Пришли тощие коровы и пожрали тучных и

бессонье вернулось вместе с бессононицей домой, в мозг.

И проснулся я в половине четвёрого утра, налил себе чаю,

замастырил пару бутербродиков, сел на любимый диван в ливинг-рум и,

как у меня обычно бывает, полез в интернет за совершенно бесполезной инфой.

На этот раз я озадачил WEB вопросом – как называются белые шляпы с огромными

полями, которые так любят надевать на католических монахинь в кино?

Так вот – шляпы называются "корнетт", носят их не кармелитки, которые,

почему-то, первыми пришли на ум, а "шариотки", Sisters of Charity, если по-русски,

то "сёстры милосердия", а в Ирландии их называли "Butterfly Nuns",

но главное не это, a то, что никто не знает точно, почему эти шляпы

такие экстравагантные и ни на что не похожи.

И люди выдвигают теории и одна из них предлагает следущее объяснение,

не хуже и не лучше других:

когда систа-батерфляй сидела ночами рядом с тяжелобольным,

то широкие поля накрахмаленого сооружения на голове не позволяли

ей прислонить голову к стене, спинке кресла – не давали уснуть.

Вряд ли это правда, конечно, но красиво же!

"Валико-джан !
Этот сон тебе приснился 18-го ноября 2013 года"

Теперь, наверно, всё.