Ленточка с перламутровыми блестками.

Эта ленточка лежит в ящике моей тумбочки. Иногда думаю, может быть завещать похоронить ее со мной. Кажется слишком патетично. Да и вообще, глядишь еще и в дело сгодится, то самое дело, для которого предназначена – украшать платье. Мне она изрядно послужила, украшая два самых главных платья: «выпускное» и свадебное.

А еще должна я сказать, что жанр «мыльной оперы» придумала моя бабушка. То есть возможно в те годы (самое начало 60-х) в Америке что-то и было, но ведь одновременно пришли одни и те же гениальные прозрения Ломоносову и Лавуазье.
В то время у нас телевиденье было не слишком развито. В Баку передачи начинались в шесть часов вечера, а заканчивались... Ой, не знаю я, когда они заканчивались, потому что меня раньше спать укладывали. Но в шесть ноль пять, сразу после программы передач, всегда показывали мультфильм, поэтому никак нельзя было опоздать к началу программы. Что еще показывали не помню, меня это тогда мало волновало, но вот, что знаю наверняка - была какая-то специальная детская передача, вела ее красивейшая женщина, Дина Тумаркина, в передаче ее представляли – тетя Дина. И фигурировало в этой передаче «Общество чистых тарелок», только это не про то, что надо помогать старшим мыть посуду, а про то, что надо все доедать до конца, ничего не оставляя в тарелке. А о Дине Иосифовне я еще вспомню в этой истории.
Мне не было и пяти лет, когда бабушка вышла на пенсию. Теперь можно было проснувшись забраться к бабушке, раньше к моменту моего «просыпания» ее уже не было дома, и выяснить, что же бабушке снилось сегодня. А сны ей снились цветные, широкоформатные и с продолжением, как раз тот самый жанр «мыльной оперы». Нужно ли добавлять, что героиней всех серий была я ?!
Все начиналось с моего выпускного вечера. Я училась в институте, защищала диссертацию, ездила на конференции, водила детей в школу... Кстати, в этом смысле сны оказались «в руку» – у меня, как и виделось бабушке, двое детей: девочка и мальчик, все сошлось. Конечно, никаких неприятностей со мной не случалось, только самые разные забавные недоразумения, меня окружали верные друзья ( что в принципе тоже сбылось), и, вообще, жизнь относилась ко мне вполне доброжелательно.
Но все-таки самые мои любимые серии, может быть оттого, что первые, были про выпускной вечер. Бабушке приходилось их «видеть» достаточно часто. Тогда я узнала, что этот праздник еще называют Белый Бал, потому что девочки приходят обязательно в белых платьях. Сколько было придумано и отвергнуто фасонов еще задолго до поступления в школу! Как легко игралось с бабушкой! Я очень любила остановиться с ней у витрины и начинать «делить» вещи. «Моя вон та сумочка и шарфик,» - торопилась я «застолбить» понравившиеся вещи, - « а ты хочешь ту шкатулочку?» - «Зачем мне твоя шкатулочка, бери ее себе, а я возьму эти бусы, зонтик и темные очки» - мгновенно реагировала бабушка. Я тут же понимала, что зонтик в сто раз лучше моей дурацкой сумочки и начинала торговаться, но бабушка была непреклонна – сама же выбирала. Тогда я бежала скорей к следующей витрине, чтоб пока подойдет бабушка успеть выбрать что-нибудь получше.
Но когда я училась в девятом классе, тяжело заболел дедушка. И бабушке стало не до моего платья. Зимой, почти за полгода до самого выпускного вечера мама принесла домой купленный «по случаю» отрез кримплена, нет не белого, а цвета кофе-с-молоком, причем молока было много, а кофе всего чуть-чуть. Это был не крик, даже не писк моды, а последний ее выдох. Отрез стоил 70 рублей. Для справки, когда через пять лет, уже закончив университет я вышла на работу, моя первая зарплата была 65 рублей. Короче, с моим студенческим билетом за эти деньги можно было слетать в Москву и обратно, и еще бы на карманные расходы осталось. Хотя в поездках в Москву я начну измерять деньги позже, когда туда уедет один из самых близких моих людей, мой дядя, и еще увезет туда мою любимую сестру.
По этой причине мама не рискнула шить сама из столь дорого материала, и бабушка повезла меня к Марии Федоровне, своей портнихе, у которой шила со времен еще своего девичества. То есть Мария Федоровна была постарше моей бабушки. Отличалась прекрасным вкусом, но надо было всегда следить какими нитками она шьет, потому что прострочить красное платье зелеными нитками ей ничего не стоило. Мы пришли с бабушкой наскоро вспомнив с десяток давно придуманных фасонов. Мария Федоровна отвергла все и сразу. «Очень красивая ткань,» - сказала она, - «фасон должен быть очень простым» У меня в ее квартире сходу закружилась голова. Жила она в самом центре, в старом доме, квартира была коммунальной, пределанной из «бывших», комнаты как-то перетекали одна в другую, или мне это казалось? А по этим комнатам непрерывно перемещались дочери Марии Федоровны, их кажется было пять и, наверное, не все были дома, но из-за того что они входили, выходили, переходили из комнаты в комнату у меня замелькало в глазах. А еще были собаки, совершенно необычные для Баку – гончие, и собак тоже было много, в сочетании с дочерьми они довели меня до полной растерянности. Все это броуновское движение завораживало и гипнотизировало. Я была согласна уже на любой фасон. А тут еще возник не фасон, а целый образ – идея. На выпускной вечер надо придти похожей на себя, на ту, что ходила каждый день в школу, а не так, чтоб все шарахались и терялись в догадках кто же это к нам пожаловал. Бабушке идея понравилась, как ни странно, но мне тоже. «Только отделка сюда нужна очень красивая,» - приговаривала Мария Федоровна.
Буквально через пару недель к нам заехала днем Дина Иосифовна Тумаркина, тогда еще не народная артистка, но уже лауреат государственной премии и заслуженная артистка республики., а самое главное по-прежнему одна из красивейших женщин города. Она возвращалась из специального ателье, где ей шили концертные платья. Оказывается у Министерства культуры был даже свой склад, где можно было подобрать материал и отделку для такого случая. Узнав о том, что к моему платью нет отделки, Дина Иосифовна спросила какого она мне нужна цвета, я растерялась, начала объяснять про кофе с молоком. Через пару дней Дина Иосифовна привезла отделку, такая перламутровая синусоида из кремовых блесток. Мне казалось, что эту ленту спороли с платья Золушки...
Дедушка умер 31-го мая, а 1-го июня я сдала свой первый выпускной экзамен. После девяти дней бабушка уехала из Баку, она была на пределе и физических, и моральных сил. Праздник, который мы с ней так долго ждали, должен был пройти без нее. Забирать платье от Марии Федоровны поехала со мной очень близкий друг нашей семьи, человек, которого я помню столько же сколько себя, Виктория Владимировна Барон. Она внимательно осмотрела со мной вместе платье – простороченно оно было светлыми нитками. Потом попросила меня его примерить и задумчиво сказала: « Дело в том, что меня не было при выборе фасона, поэтому я не совсем понимаю, это так задумано, что одна вытачка должна быть длинее другой?» Она была непросто длинее, она была длинее на пять сантиметров! Мария Федоровна оставалась верна себе! Неполадки были устранены и я торжественно привезла домой платье.
А в последнюю минуту вдруг совсем расхотелось идти на вечер – прическа развалилась по дороге из парикмахерской домой под бакинским ветром, вдруг куда-то подевались все мои друзья, и вообще, не так я представляла себе это событие... Бабушка уехала, дедушка, которого я едва научившись говорить называла «пумамой», что в переводе на общечеловеческий означало – большой мамой, дедушка, который даже тяжело больной, всегда звал меня, чтоб перед выходом в гости я ему показалась, и ждал, когда я вернусь, и должна была обязательно рассказать как было в гостях, и танцевала ли я, и с кем я танцевала. Дедушка не увидит меня в этом платье, и не расскажу я ему как прошел этот вечер...
А потом все опять переменилось в секунду – пришли наши друзья-соседи, Инна и Юзик Ямпольские, и принесли мне большой букет белых гвоздик. Когда-то они подарили мне букет цветов, с которым я пошла в свой первый день в школу, а они вместе с родителями меня провожали «первый раз в первый класс». И вот теперь последний раз в школу я опять ехала с их цветами.
Платье я носила много лет, оно было и скромное и торжественное. Потом поменяли отделку на платье, и оно оказалось совсем другим и казалось новым.
Спустя много лет мама купила мне материал на свадебное платье, кримплен уже вышел из моды, это было кружевное шитьё. Но и на этот раз платье было не белым, а того самого цвета, в котором много молока и немного кофе. Мама шила его сама. И дело было уже не в стоимости отреза, а в том, что мама поверила в себя. Много лет уже я носила красивые платья и на завистливые вопросы подруг: «Где взяла? Что за фирма?» Отвечала: «Фирма – Мама! Все производство в единственном экземпляре.»
Мы достали из шкатулочки ленту с платья Золушки, и снова она заиграла на красивой ткани и простом фасоне.
Не помню куда я дела сами платья уезжая из дома, а вот отделку из перламутровых блесток привезла с собой. Все-таки она была на мне в очень важные минуты жизни. И, конечно, же нелепо завещать ее хоронить – у меня еще будут внуки, мне еще предстоит смотреть столько снов, ну конечно, мне еще послужит заветная отделка.