Непрерывный сон Велимира Вульфа. (окончание.сокр)

Утро началось с того, что, уходя с дежурства, практикантка Лили тщательно протёрла подоконник и окно в моей маленькой палате. Ей на смену пришла моя добрая Жаннет, и вместе с ней, как я справедливо считаю, вступил в мою жизнь новый прекрасный день.

- Ты молодец, Лили, все протёрла, сменила пододеяльник. О, даже занавеску на окне повесила чистую! Ты что-то мне хочешь сказать?

- Честно говоря, я давно собиралась сменить выцветшую занавеску, - немного смущаясь, ответила девушка,- но если бы рано утром не позвонила какая-то госпожа и не сообщила доктору Сезару, что вскоре приедет навестить нашего мистера Соню, то позабыла бы опять... Слышите меня, мистер? Не благодарите, передаю вас в надёжные руки...

В коридоре проснулся телефон. Трель старого аппарата, не самая приятная, заставила Жаннет отложить осмотр моей персоны, и я на время лишился традиционного рассказа последних новостей о проказах её внуков и о прочих мировых событиях. Мне оставалось сейчас только представить себе мою обновлённую комнату. Слева от меня окно, довольно широкое, справа от кровати шкафчик с раковиной. Я часто слышу как хлопают дверки этого шкафчики, когда из него что-то достают. Дальше по этой же стороне открытая, причём постоянно открытая дверь. Я привык жить за дверьми закрытыми. Пришлось привыкать. Пришлось находить в этом некоторое преимущество.

Не знаю, испытывают ли другие люди столь искреннее любопытство, которое испытываю я, слушая разговоры или их обрывки проходящих мимо моей комнаты людей. Мое любопытство, дорогая Лили, бесконечно. Прояви понимание и не искушай. Неужели кто-то из моей родни соскучился по моей тушке? Ох, уж эти люди! Я научился превращать мой протест в сочувствие. Пробовали ли вы объяснить людям все их заблуждения? И у вас получалось? В большинстве случаев они вас слушают, но не слышат. Они ропщут на обстоятельства, невезение огорчает их сердце. Если они и расскажут вам что-то, то только для того, чтобы вызвать сочувствие, не более. Я им сочувствую. Какое малое расстояние разделяет нас, но как же далек я для них, как незаметен и бесполезен. Думаю, что нечто похожее испытывают и вполне здоровые люди по отношению к себе. Эти люди внешне вроде благополучны, но страшно одиноки в душе, и им некому рассказать обо всём, что для них крайне важно. Из опасения быть неправильно понятными они не делятся уже ни радостью своей, ни болью. А зря. Возможно, кто-нибудь да слышит. Пока думаешь и говоришь то, что думаешь, ты можешь быть кем-то услышан. А если нет, то это подсказка - ты живешь не с теми людьми. Они желают, чтобы ты жил их жизнью, в их мире. Так и со мной. Они считали, что меня должны интересовать только они, мои Распорядители. Мой протест нарастал и я уже не хотел прислушиваться ни к кому... Связь разрывалась, наступала пустота, которая вскоре заполнялась новыми Распорядителями. И вот ты попадаешь к незнакомому народу, на их незнакомый праздник, наблюдаешь за их счастливыми лицами и плясками у костра, совершенно не понимая, что они радуются предстоящему ужину. И главным блюдом будет жаркое из очередного наивного странника.

Сейчас все мои Распорядители исчезли, и в моем "нестандартном" сне я готов слушать кого угодно. У меня есть огромное преимущество. Я слушаю всех, и у меня нет нужды надевать маску. Может быть, поэтому для всех я перестал быть собеседником?

Понимает это только милая Жаннет. Почему-то только она чувствует моё внимание. Иногда она даже угадывает мою реакцию, хотя внешне я в абсолютном покое. Когда-то, в далёком детстве у меня проживала тряпичная обезьянка. Добродушная и умная мордочка ее никогда не казалась мне застывшей и неживой. При любом, даже мимолетном взгляде на неё я всегда угадывал ее отношение к тому, о чем я думаю или что чувствую. Кому-либо говорить об этом чуде я не решался. Просто, решив никого не посвящать в эту удивительную тайну, я дружил с этой маленькой, очень чутко слышащей меня рыженькой обезьянкой. Я даже не придумывал ей имя. Она была просто Очень умной и Внимательной Обезьянкой. В те времена я мечтал надеть сказочную шапку, чтобы стать невидимым, и посещать знакомые и незнакомые дома. Видеть и слышать людей, совершенно не подозревающих о присутствии постороннего. Увы, все сбылось. Я для всех прозрачный, невидящий и неслышащий. И как же откровенны люди, когда думают, что их никто не слышит. И в большинстве случаев они много хуже, чем те, кем пытаются показаться.

Едва закончив обучение, я был приглашен в известный оркестр на вакансию второй скрипки. Многие знаменитые музыканты, поначалу казавшиеся мне небожителями, за кулисами оказываются совсем другими. Не стану приводить некоторые скверные их высказывания или бесстыдные привычки, повергавшие меня в ужас. Представление видится в зале совсем другим, чем ежели ты смотришь его из-за кулис. Так и сейчас. Я для всех за кулисами. Я рядом, но действительно далеко ушёл от них... или они от меня... И неизвестно, кто же из нас заблудился. Среди одиноких даже я не одинок. По настоящему страдают те, кто и в семье чувствуют себя чужими, одинокими. В этом случае они дважды одиноки. Имея рядом близких, они бесконечно от них далеки.

Мне не довелось приехать на летнюю вакацию в Онфлёр ни на будущий год, ни многие годы спустя. Мои грёзы снова встретиться с Сандрой Лу так и остались несбыточной мечтой. Бесконечные воспоминания о встрече с ней и лёгкости нашего сближения стали для меня самыми прекрасными. Я ощущал себя чуть влюблённым в нее всю оставшуюся жизнь. Чувства к Сандре жили в каком-то секретном ящичке моей души, о котором я не рассказывал никому. Где искать ее? Война прервала наши судьбы на "до" и "после". Ниточки, за которые мы цепляемся, идя по жизни, вдруг обрываются или спутываются. Как бы мы легко ни планировали отпуска, как бы ни предвкушали увлекательность желанных событий, любая, даже самая малая волна обстоятельств легко переворачивает бумажные лодочки наших надежд.

Я начал небезуспешную карьеру, получив отличные рекомендации декана. Мечтал о переезде в Нью-Йорк, но в Европе и на океанах началась большая война. Уже в 1940-м году , хотя Америка и не участвовала еще в войне, начались наборы добровольцев и резервистов. Жизнь менялась, и ощущение приближения нехороших перемен передавалось от человека к человеку. Теория хаоса оправдывалась. Огромные правительственные заказы способствовали созданию новых военных заводов. Жуткая безработица вдруг сменилась нехваткой рабочих рук, особенно мужских. Мобилизация молодых и крепких парней подогревалась прессой, подбрасывающей в сознание героические образы воинов, романтика сражений подавалась, как основное блюдо. Во всяком случае, регистрировались адреса всех мужчин, и перемещение их требовало всяческих разрешений. Решив для себя, что сейчас не время для построения карьеры, я, несмотря на протесты матушки, добровольно попросился в морские войска. Начитавшись книг, я часто представлял себя молодым Лаперузом, стоящим на капитанском мостике, всматривающимся в сверкающую и манящую даль океана. Что чувствовал он, прославленный воин, отправляясь в кругосветное плавание, под гордым флагом покорителей? И как ликовала его разношерстная команда, отправляясь в плавание, имея прекрасное снаряжение и королевское благословение? Лаперуза обожали при дворе. Говорят, что даже восходя на эшафот, милейший Людовик 15-й, по прозвищу Прекрасный, спросил палача, нет ли вестей от Лаперуза? Да, слава капитана Лаперуза как офицера и блестящего мореплавателя, тайны гибели экспедиции сразу двух военных кораблей у Соломоновых островов не давали покоя многим юношам, жаждущим вырваться из домашней рутины. Какой прекрасной и геройской казалась им судьба первооткрывателей! Как же хотелось и мне стать сильным, мужественным.

Итак, я был определён матросом американского тихоокеанского флота. Крейсер "Южная Дакота" был новеньким броненосным крейсером, оборудованным самой совершенной акустической системой. Мои функции определились сразу после прохождения теста на слух. Я был назначен "слухачом", то есть акустиком, способным улавливать малейшие подводные шумы. Меня научили распознавать шумы винтов субмарин, а главное - шум винтов выпущенной по нашему судну торпеды. Шум подводной лодки был глухим, низкочастотным. А у торпеды высокий, шелестящий, свойственный скользящей в траве змее. По странному стечению обстоятельств мне приходилось в детстве вместе с отцом посещать корабли, находящиеся в нормандском сухом доке "Sent Nazar", и мне было дозволено крутить всякие ручки акустических приборов. Расположившись у устья Луары, он омывался и океанскими водами. В этот, ставший впоследствии знаменитым, сухой док вложил всё наше состояние мой покойный отец. Но увы, в конце 20-х годов акции северной морской верфи резко упали, и их пришлось продать в убыток. Мать моя тогда решилась развестись с неудачником-мужем, и таким образом мы с ней оказались в Америке, обосновались в Бостоне, славном и тихом, наиболее похожим на европейский город. Мальчишкам всегда тяжело пережить развод родителей. В основном, теряется отец. Сейчас я понимаю, что он действительно любил мою мать и старался изо всех сил. Позже, когда я начал зажигать поминальные свечи по родителям, то им обоим я зажигал одну большую свечу, пытаясь хотя бы в этой свече объединить их. Но это было много позже.

Облачившись в новенькую форму и стоя на открытом корте палубы, я был счастлив, и, пытаясь выглядеть очень мужественным, с трудом сдерживал некое подкожное волнение. Мне казалось, что мы отправляемся в дальний поход по Тихому океану, а не на войну. Я все еще был полон иллюзиями обыкновенного домашнего юноши, жаждущего новизны и приключений. Наша плавучая крепость, а это двухсотметровое чудовище, имело десятидюймовую броню, четыре мотора развивали мощность в 130.000 лошадиных сил. И это очень впечатляло , особенно если не встречал ничего подобного. Три 16-ти- и пять сдвоенных 10-тидюймовых палубных орудия производили серьёзное впечатление. Правда, "Дакота " из-за своего веса не могла развить скорость более 27-ми узлов. И, как оказалось впоследствии, наш огромный крейсер был всего лишь кораблём сопровождения большой авианосной группы, к которой мы присоединились далеко от родных берегов. Нашей целью было защитить проход наших кораблей от японского императорского флота, доминирующего на юго- востоке океана. Эти ребята умели воевать, честь им и хвала. Они нас славно трепали. Особенно в 42-м у берегов Санта-Круз. Не могу не упомянуть об одном моменте, запомнившимся особенно. На подходе к Соломоновым островам я нес вахту, вслушиваясь через тяжёлые наушники в равномерное гудение наших винтов под водой. Это здорово убаюкивало моё внимание, как вдруг я встрепенулся, услышав еле слышимый посторонний шелестящий звук. Торпеда! Звук усиливался, значит она мчится на нас с огромной скоростью. Вместо того, чтобы подать сигнал тревоги капитану, я впал в ступор. Несколько мгновений я не мог шевельнутся. Вам знакомо ощущение, когда слышите звук летящий в вас пули? Думаю, нет. Сбросив оцепенение, я, наконец, нажал сигнальную кнопку, сообщая, что мы атакованы справа. Капитан скомандовал "полный вперёд с правым уходом под 45 градусов". Этот маневр тогда спас судно. Японская субмарина не стала нас преследовать, понимая, что сигнал тревоги приняли и на соседнем авианосце и уже включились моторы дежурных штурмовиков. Она ушла на глубину.

Уже в 43-м я получил серьезное ранение, был чудом спасён, но наш горящий корабль затонул. Мы тоже задали трепку японцам у острова Бугенвиль, неподалёку от Новой Гвинеи. Мы были атакованы с обоих бортов. И снарядами, и авиацией японцев. Меня выбросило взрывной волной от снаряда, попавшего рядом с рубкой радистов. Уже еле держась на воде, я видел, как горел их знаменитый крейсер "Хирочима"". Волны прекратились неожиданно, казалось, что сам океан оцепенел, ужаснувшись происходящим. То ли я лишился слуха, то ли все вокруг онемело, но черное небо, окровавленное, и кипящее пространство вокруг горящих и тонущих кораблей, больше похожих на гигантские чёрные свечи, так и остались в моей памяти скорбной и немой картинкой моего кинетоскопа. Тянущиеся к небу руки тонущих, их глаза, молящие о помощи, океан, проглатывающий одного за другим... Меня и ещё десяток моряков подобрал противолодочный катер. На этом для меня война закончилась.

Пронесусь на лёгких крыльях моего сна в другое время. Чем не перелёт? Мой замечательный кинетоскоп делает это легко, необыкновенно легко.

Уже в летах я принял решение жить для себя. Дважды был женат. Судьба даровала мне браки по взаимности и очаровательных малышей. Шли годы, и я терял то немногое богатство, что собирала моя душа по крупицам. Распорядители продолжали мне диктовать что является для меня важным и необходимым. Мир и понятие о счастье в моей душе растворялись, и на смену им приходило смирение и подчинение чужому раскладу ценностей. Я всегда подчиняется требованиям близких, старался никого не обидеть. Очень глупое поведение. Нельзя давать, даже любимым людям, повода пользоваться тобой. Это портит их и ранит тебя. В результате я взрывался, рвал все связи, уходил. Боль и ощущение вины не покидают до сих пор. Разрыв, когда он осознанный, причиняет меньше боли, чем мой, становившимся обыкновенным эмоциональным восстанием. Неуправляемое желание оставить все, что связано с волей Распорядителей, несло душевные потери, но и давало надежду на возрождение. Тем более, что память оставляет всё лучшее. И даже после разрыва я винил только себя. Каждой жене я оставлял большую часть своего состояния. В результате, на седьмом десятке лет у меня остался только родительский дом в Бостоне, скромная пенсия и огромная коллекция книг и граммофонных пластинок.

Я решил путешествовать, решил дарить себе то, что никто и не думал мне дарить. Сдавая свой большой дом в аренду, я получил возможность перемещения. Скромные отели, хорошая фотокамера, посещение концертов и музыкальных фестивалей делали мою свободу неоценимо прекрасной. Я, наконец, начал получать удовольствие от жизни. И конечно же, со мной путешествовала моя старая скрипка. Я играл ежедневно, разучивая новые произведения, и повторял полузабытые. Я играл в номере, на балконе, на побережье, у подножия монастырей, в разломах скал или у моря. Звучание скрипки всюду разное. В эти моменты мое желанное одиночество приносило непередаваемые ощущение свободы и наслаждения. И если прежде я делил дни на будни, выходные и праздники, то теперь я решил любой день считать праздничным.

Однажды, гуляя по Барселоне, спустившись с холма, увенчанного творениями волшебника Гауди, я свернул с оживленной улицы в проулок, совершенно бесшумный, что было для меня неожиданным, как для туриста, попавшего в неизвестное никуда. Жилые кварталы, невысокие старые дома. Мелкие товарные и продуктовые лавки. Забредая все дальше, топая по корявому тротуару, стараясь держаться в тени цепочки домов, я набрел на небольшой перекрёсток, как и многие в Барселоне, больше похожий на круглую площадь. На лавочке в тени оливы пристроился темнокожий молодой человек, исполняющий на скрипке испанскую композицию для гитары. Он умудрялся еще и напевать отдельные фразы песни "а-ля море ал а-пасьон". Это была волшебная сценка. Одинокий музыкант, потертая скрипка, термос и картонный стаканчик. Я любопытен, остановился. Парень перестроил инструмент и заиграл классику, довольно профессионально, и не делая артистических поз. Когда музыкант завершил исполнение и отложил инструмент на разложенный рюкзак, я подошёл к нему, бросил мелкую купюру в стаканчик. Молодой человек глянул на меня пристально и вопросительно.

- Вообще-то, я собирался пить воду из этого стаканчика, но всё равно спасибо.

Я смутился, но паренёк улыбнулся и, взяв бутыль, начал пить из горлышка.

- Извините меня, сеньор. Но я поражён вашей профессиональной техникой, вы достойны играть на другой сцене.

- А я и играю в оркестре. Здесь я репетирую. Мои соседи очень чувствительны и жалуются хозяину моей квартиры. Я неудобный сосед.

Ты удивил меня. Я тоже играю на скрипке, но никогда не играл на улицах при людях, всегда искал уединения. Стесняюсь. Понимаешь?

- "Дядя", я тебя хочу спросить. Ты даришь друзьям что-то на дни рождения или по праздникам?

- Ну да, бывало и такое.

- Так вот, играй прежде всего для себя и думай, что ты такой же как они. Им нужны подарки. Людям это понятно, если ты им просто что-то даришь. Просто даришь. Хочешь, приходи завтра и что нибудь сыграем вместе.

Эта встреча была поучительной. Появилась мотивация реализоваться и вновь почувствовать себя артистом на публике. В конце концов, сколько мне осталось, чтобы я ещё стеснялся. Вспомнилась картинка из детства. Отец меня взял с собой в Руанский собор. Недалеко от входа стоял пожилой месье и крутил ручку шарманки, опираясь всем весом на деревянный крест, приделанный к ней снизу. Я был очарован звуком и потрясающей инкрустацией этого волшебного ящика. И решил для себя, что непременно стану шарманщиком и буду играть дома для родителей, а на улице для всех добрых людей. Честно говоря, злых людей я тогда, за семь лет своей жизни ещё не повстречал.

Мы пару раз музицировали вместе, на людях. Был неплохой успех. И так, с доброго напутствия Серхио, я начал снова "концертировать".

Однажды, будучи на родине, в Дювиле, я расположился недалеко от старого дощатого променада Де ла Мер, на лавочке, в тени навеса. Здесь неподалёку Клод Лелюш снял прекрасный фильм "Мужчина и Женщина", а мадам Коко Шанель плавала, не стесняясь загорать в непозволительных купальниках, и вообще, загорать, введя в моду загар в начале века. Может быть, именно поэтому матушка не позволяла мне гулять по променаду. Золотая публика со всего мира съезжается сюда. Тут знаменитое старинное казино а-ля Трианон, старинные кабинки для купальщиков, бесподобная кухня всего Кальвадоса.

Попивая кофе, я наслаждался летним утренним шумом этого курортного городка. С удовольствием наблюдал за тем, как мороженщик раскрывает ставеньки старой будки и завозит в нее, гремя железными колёсами тележки, по наклонной рампе запотевший ящик "Glasses Pompon" и, вытирая капельки пота, выдвигает мини-бар с сиропами. Рядом с ним в ожидании знаменитого утреннего мороженного стояла необычная компания довольно немолодых дам, одетых с большим шиком. Они, распивая шампанское, то говорили вполголоса, прикрывая рот ладошкой, то взрывались звонким, заразительным смехом, придерживая шляпки и еле удерживая бокалы. Судя по всему, эти дамы провели ночь в казино. Ещё не было и десяти утра, редкие прохожие выходили к берегу, чтобы сбросить остатки сна, и похоже, что это утро начинается весело. Я решил подыграть дамам и исполнил старую весёлую польку. Дамы, купив мороженного, ещё раз наполнили свои бокалы искрящимся вином. Чего только не увидишь на побережье, куда приезжают отдохнуть не самые бедные люди! Чуть покачиваясь, держа в левой руке бокал, а в правой мороженное, ко мне направилась одна из дам в алом наряде, облегающем её точеную фигуру. Рыжую кучерявую копну волос венчала модная шляпка в тон, не скрывая отдельных седых вьющихся ниточек. Дама остановилась и, смущая своей игривой улыбкой, начала разглядывать меня в упор.

- Месье может исполнить Сен-Санса? Рондо?
- Да, конечно, мадам, с удовольствием.

Я начал играть, испытывая какое-то необычайное волнение и, не отрывая взгляда, смотрел на чудесное моложавое лицо этой дамы. Хотя ей  было явно за шестьдесят, выглядела она великолепно. Очень ухоженная, спортивная. Она почему-то очень сосредоточенно рассматривала мою левую руку, лежащую на грифе скрипки. Вдруг женщина остановила рукой мой смычок и, глядя очень внимательно, даже пытливо, мне в глаза, спросила:

- "Вел..Вул"?

- Велимир Вульф, мадам, - сказал я, холодея.

- Ну да, у тебя ужасно сложное имя, я только и запомнила вел-вул.

- Сандра? Сандра Лу???

- Да, это я, старая chienne (сучка). Сильно изменилась, да? - Она, хоть и улыбалась, но была явно растеряна.

Я, наконец очнулся, вскочил и порывисто обнял её. Затем отстранился чуть чуть, рассматривая её прекрасное лицо, и снова крепко обнял. Вот и свершилось. Свершилось то, о чем я мечтал все эти годы. Не совсем понимая, что делаю, я держал эту женщину в объятьях и не мог отпустить.

- Эй! Вел, отпусти уже меня! Ты сломаешь мой старый позвоночник. - Она отстранилась, смеясь.

- А давай я тебя угощу фруктовым салатом и шампанским, но только на моей веранде, здесь недалеко.

Сандра пожала плечами. Я и не заметил, как исчезли её подружки. Ну и хорошо. Сандра предложила другой вариант. У неё неподалёку припаркован красный кабриолет.

- Слышишь, Вел, красный кабриолет. Ты помнишь машину Кортена?

- О да! Помню и ещё как! Ведь мы в ней впервые поцеловались с тобой.
- Самое интересное, - засмеялась Сандра Лу, - что этот поцелуй я помню до сих пор. Ты очень больно целовался.
- Г-ди, - подумал я, разглядывая улыбающееся лицо Сандры, ее вздернутый носик, чётко очерченные красивые губы. И глаза. Зелёные, искрящиеся глаза, непредсказуемые, провоцирующие. А ведь из-за таких женщин, наверняка, развязывались войны. Хотя правители и не признавались в этом.

Я убрал скрипку в потертый футляр, перекинув его за спину и,  обняв мою прекрасную девчонку за талию, увлек её куда-то в сторону от променада. Сандра хохотала всё так же заразительно и непосредственно, как когда-то в Онфлере, где мы повстречались в 37 году, то есть ровно 50 лет назад. Я купил в лавке близ церкви Сен-Мер свежих фруктов и пару бутылок вина. Сандра пожелала, чтобы мы покатались вдоль побережья и заехали на холм, откуда видна река Тук, впадающая в пролив Ла- Манш. Синее небо приглашало взбираться вверх. И мы, счастливые и чуть пьяные, отправились на поиски её авто. Она не могла вспомнить точно, где она его вчера оставила. Но мы и не торопились. Я не удержался и, садясь на пассажирское сиденье рядом с Сандрой, притянул ладонью ее лицо, прекрасное и растерянное, и поцеловал в губы. Так началось наше путешествие. Мы болтали без перерыва, не насыщаясь избытком эмоций. Я слишком долго прятал свою любовь и теперь, уже не ожидая в этой жизни вновь встретить её,  кожей ощущал как рвутся сети смирения, в которые давно попал. Сандра, как видно не ожидала, что я все помню и даже смущалась. Слушая поток моей болтовни, она улыбалась, но думала о чём-то, немного отстраненно.  Был ли я тому виной, но самое счастливое мое путешествие окончилось неудачно. Сейчас я всё вспомнил. Мы вылетели с Сандрой из машины от удара в придорожный камень. Отчётливо помню, как рядом летели скрипка, корзинка с вином и фруктами. Помню лицо Сандры, её взгляд, растерянный и виноватый. На этом застыла картинка моей памяти.

Кинетоскоп застыл, и свет его погас.

- Мсье Вульф! Господин Вульф, к вам гостья, - весело пропела Жаннет. - Сегодня не буду мучать вас своей болтовней. Оставлю-ка я вас наедине.

Рядом со мной остановилась коляска, судя по скрипку колёс. Скорее всего, инвалидная. Тёплая женская рука скользнула по моей и сжала мне пальцы.

- Вел, прости меня. Это я, Сандра. Не знаю, слышишь ли ты меня. Все произошло из-за меня. Наши часы, скорее всего, остановились. Я пришла проститься с тобой и прошу прощения. Мне, судя по всему, приходится считать дни. И хорошо, что ты не видишь меня сейчас.

Я неожиданно для себя услышал тиканье часов на стене моей комнаты, услышал прерывистое дыхание самой любимой женщины. Её тихий голос.

- Мне всегда в жизни чего-то не хватало. Не понимаю. Я богата, недурна собой, некоторые даже уверены , что я красивая. Представляешь? У меня все есть. Десятки мужчин признавались мне в любви... глупцы... Как же они все уморительны в своих стремлениях покорить женщину. Не знаю, то ли я такая дура, но почему-то их слова , их жажда обладать мной, привязать меня к себе убивали всё. Сразу исчезало очарование, я всегда хотела упорхнуть от них таких лёгкой птичкой, чтобы не слышать фальши. Эй, Вел-вул, ты же музыкант, ты должен понимать, как фальшь омерзительна. Ты знаешь, что я сейчас делаю? Я... я признаюсь тебе в любви. Ведь я никогда и никому не признавалась в любви! Это здорово. Скорее всего, ты меня не слышишь. И это сейчас очень хорошо. Пожалуйста, если слышишь, то не просыпайся пока... Я люблю тебя! Может быть, что мне это кажется... Понимаешь, я люблю и любила тебя всю жизнь. Ни один мужчина еще не слышал от меня этих слов. Ведь тогда ты играл на скрипке только для меня? Я знаю, что ты тогда, в доме твоей тётушки, играл только для меня. Я искала тебя после войны, но твоя тётушка сказала, что ты погиб в 43-м, ваш корабль затонул. Мне пришлось играть в любовь с другими мужчинами, я неплохая актриса, как оказалось, поверь мне, но я просто старалась не забывать, что я женщина. И у меня это неплохо получалось... но и все эти долгие годы я не ждала чего-то иного, просто играла в игру под названием "Я уживаюсь". Чего мне стесняться сейчас? Как хорошо, что ты не слышишь меня. Я люблю тебя, люблю твои огромные тонкие кисти рук, твою неуклюжесть, и то, как ты вечно смущается. Я иногда вспоминаю, как, когда мы сидели в машине моего кузена и  тебе на щеку села божья коровка. Я смахнула её и она покружились, пожужжала и затем уселась на мою щеку. Ты провел своей ладонью по моей щеке и мир, слышишь, целый мир исчез тогда для меня. Он и сейчас исчезает... на этот раз навсегда. Но сейчас я почему-то счастлива. Прости меня, если сможешь. Я больше никогда не сумею приехать к тебе. Я позаботились о том, чтобы до конца твоих дней тебя оберегали и лечили в этом пансионате. Доктор Сезар сказал, что у тебя возможны улучшения и память может вернуться. Может быть, ты даже сумеешь ходить. Тебя славно подлатали.... Я уйду раньше тебя... Но не в этом дело. Я уйду счастливой благодаря тебе. Я уйду, зная, что ты всегда любил меня... и, как оказалось, ты один, кого, скорее всего, любила я ... Прощай, скрипач. Мы все сказали друг другу... и даже поцеловались дважды в течении пятидесяти лет. Пожалуйста, не просыпайся, пока я не уйду.

Сандра все это время держала двумя руками мои пальцы. Она не могла не почувствовать, что моя рука дрожала. Это чувствовал я и это было впервые за всё время моего чудесного сна. Я вдруг почувствовал тепло её слез, падающих мне на лицо. Сандра прижалась головой к моей груди и несколько мгновений я осязал её. И всё. Послышался скрип коляски. И опять все звуки исчезли, кроме тиканья часов.

Добрая Жаннет как-то сказала практикантке Лили, что если такой пациент, как я, не дышит в течении тридцати секунд, то нужно вызывать священника. Я задержал дыхание. Думаю, что милая медсестра ошиблась, я досчитал до пятидесяти пяти....