Юра, не уходи! Все будет "Иначе"

    Начало текста - моя первая запись на БП. Я даже не думаю, что ее кто-то читал. Это был спонтанный отклик на, не помню уже чью, заметку о концерте Ю-2 в Москве, во время которого Юра Шевчук вышел на сцену и спел с Боно дилановскую "Knoking on the haven's door". Такой был порыв безотчетного страха перед реальной очевидностью потери кумира, почти иконы своей юности. Тогда, два года назад, казалось, что Юра слишком увлекся политикой, таскается по митингам, на которых собираются люди, несовместимых взглядов и воззрений, что он бросит писать стихи и музыку, станет каким-нибудь депутатом, кандидатом, будет говорить правильные слова, за которыми вакуум, ложь или бессилие. Вторая часть дописана сейчас, после концерта Юры в Нью Йорке на 34й, в Хаммерстайн болл рум. Он привез в Америку свой новый альбом "Иначе". Юра! Ты - все тот же! И мы с тобой на три часа стали теми же. Спасибо!

                                                                                                        1
     Юра, не уходи! Кто нам остался? Ты да Шахрин. Ну, Гарик еще похулиганит, споет с Билли про кладбище девичьих сердец или киношку снимет с расстригой; Охлобыстиным. "Я один, а вокруг все огромное и плевать, что ни ружья да ни знамени". Зачем тебе митинги, когда к тебе приходят целые стадионы и ты поешь, и читаешь и все они, как одна огромная душа, открываются тебе навстречу. Зачем, когда ты можешь быть богом, тебе надо быть политиком?
                                                                                                             ***
     Я не помню, как называлось это место к югу, востоку, западу или северу от Хайфы, где ты пел, Я помню только небо, звезды, море и темную зелень травы. Мальчики в форме ЦАХАЛа с голубыми беретами советских десантников в карманах довезли меня туда. По дороге мы остановились у леса флагштоков и один из парней вскарабкался наверх, снял бело-голубой израильский флаг, протянул его мне и сказал: "вот, возьми, у нас у всех есть! У Юры будет целых два моря". Может это тоже было мародерство, в котором тебя сейчас обвиняют за те звездочки с убитого в Чечне офицера. Мы выпили тогда немного теплой водки в туалете, чтоб охрана не видела. Ты шаманил на сцене с огромым бубном, пот лился с тебя ручьями, а мы стояли на стульях и ревели как раненые на поле боя, мы хотели улететь в небо от счастья, в небо, в котором плыли те самые облака, о которыхты пел, "как мамина рука", "как папино трико".

"И мы кричали - А мы самые крутые!
Впереди себя несем свои пальцы!
Но не знали мы молодые,
Что крутыми бывают лишь яйца"
                                                                                                           ***

     Юра, а знаешь, я ненавидела твои песни какое-то время. Муж моей подруги, бывший афганец, контуженный на всю башку, напивался, избивал ее и потом включал их так громко, что соседи колотились в дверь и рыдал, рыдал, рыдал. Одной темной ночью мы прирезали его на кухне. Шучу! Мы хотели, но не смогли. Потом они развелись и все вернулось на круги своя и ты вернулся. Юра, не уходи!

                                                                                                          ***
Ты вышел на сцену, чтобы получить эти тяжелые, сцепленные в хлопке руки и чуть не упал, потом неловко раскланялся, пробормотал слова благодарности, споткнулся, ушел, запутался в кулисах. Среди декораций сцены и людей-декораций ты был один настоящий, смущенный и смешливый. "Осень" гремела на всех углах тогда. Казалось, лучшей песни у тебя уже не будет, но это только казалось. Мы и мечтать не смели, что ты будешь идти рядом с нами по этому окаянному времени слез, войн, унижения, разбоя и эмиграций, и петь нам, чтобы нам было чуть полегче.

"И если вокруг - одно лихо,
И привычное нам слишком тонко,
Люби всех нас, Господи, тихо,
Люби всех нас, Господи, громко."
                                                                                                              ***
Юра, над кроватью моего сына висит гитара и твоя фотография. Любовь к тебе мы передали ему по наследству. А это значит, что нить слов, чувств, рифм, единочества протянется дальше и будет с кем поделиться, и кому рассказать, и кому понять. Потому что "когда закончится нефть, наш президент умрет", а капитан Колесников и капитан Марковец - никогда, и Саша Башлачев, и пропавшие без вести пацаны не умрут, ты ведь уже назвал их дорОгой.Будут жить среди нас Мандельштам, Высоцкий, Окуджава. Куда же ты уходишь,Юра? Честное слово, они справятся без тебя. А нам без тебя плохо! Юра! Не уходи!

2

Серая ночь,
В окнах дымит рассвет.
Солнце взойдёт, а, может быть, больше нет.
Ночь без любви, пусты
Между людьми мосты.
Нет ничего, есть только ты.
Свобода! Свобода!
Так много , так мало...
     Свобода! Целых три часа свободы! Очередь на холодной улице, длинная, но движется быстро. Проверяют сумки, шарят по по одежде ручным металлоискателем. Черный офицер-женщина тихо шепчет на ухо: "Мне нравится твое пальто, здесь столько красивых пальто и шуб, я столько в жизни не видела" Я улыбаюсь. Они вернулись! Он вернулся! Того ДДТ, что пел пару лет в уютном маленьком Вебстер холле своего "Пропавшего без вести" больше нет. Но это неважно, потому что ДДТ всегда равнялось Шевчуку, а Шевчук - ДДТ. Можете спорить, но для меня - это так - без обид.
-А "Иначе" - это что?" Серьезный русский подросток, родившийся здесь, спрашивает, не понимая смысла этого слова. Я улыбаюсь.  
-Почему ДДТ?
-Папа слушает в машине. Мне нравится. "Ты слышала это? : "осень, в небе жгут корабли, осень, мне бы прочь от земли?" Знаешь? Купишь мне пива? Я боюсь, мне не продадут"
Пожилая пара с ужасом глядя на толпу:
-Здесь только один вход, да?  У нас ВИП билеты, нам тоже в очередь, не знаете, ребята?
-Миша, поправь шарф, у тебя горло открыто, боже мой, пошли искать где конец очереди, быстрее, идем уже!"

Лёд отступает, а это значит —
Мы будем видеться чаще.
Мы будем встречаться чаще,
Взломают асфальт цветы.
Завтра всё будет иначе,
Завтра будет иначе.
Это Юго-западный ветер
Вырвался из пустоты
     Нет, конечно, ничего не будет "Иначе". Мир всегда будет таким местом, в которым лучше с деньгами, чем без, в котором политике наплевать на человека, молодым на старых, здоровым на больных. И всем вместе на всех остальных. Мир, в котором любовь живет две секунды оргазма, а религии делят людей на верных и неверных. Три часа свободы. Три часа серьезных философских текстов, мощного звука, слепящего света, сюрреалистического кино в питерском стиле. Три часа действа, срывающего крышу, будоражащего, вливающего литры адреналина в кровь. Три часа его голоса. К концу уже совсем охрипшего.
-Простите, ребята. Я знаю - мрачный альбом, но так ведь и жизнь..
-Совсем я осип. Почитаю вам, а потом, давайте вместе что-нибудь споем. Что захотите.
Чудные музыканты у Юры! Такие выдавали соло, тэрцет на две гитары и ударник мозго-зубодробительный, с присоединившимся саксофоном и тромбоном. "Мама - это рок-н ролл, рок - это я", переходящим в "summer time and livin's easy".
     Спасибо, Юр! Не каждый день такое и даже не каждый год. Не уходи никогда. В переменчивом, подлом, хамелонском мире, где как сказал один хорошим поэт "ребята шампанский кровей становятся бочками пива"  ты- скала и как тебе это удается, я не знаю, может, просто потому , что ты - обыкновенный  Человек! Ты даришь свободу и любовь, музыкант Юра, да, не навсегда, но и это неважно, потому что нет ничего вечного.

Для времени нет понятия «хватит».
Время, старик, никогда не спит.
Но пусть этой ночью никто не заплачет,
Пусть никто не будет убит.