МОРСКАЯ БОЛЕЗНЬ

МОРСКАЯ БОЛЕЗНЬ

     Что такое морская болезнь, вы знаете? Уверяю вас, симптом этой  болезни
-  отнюдь  не желание выйти на морские просторы. А  скорее, совсем наоборот.
Это  когда  вас  тошнит от  моря.  То есть  от  морской  качки.  Нормального
сухопутного человека, когда он стоит на качающейся палубе, а качается палуба
оттого, что на море поднялись волны, и они играют кораблем,  как игрушкой, и
вы перестаете понимать, где  пол в  каюте, а  где - потолок, и какая стена -
правая, а какая -

     левая,  вот тогда  все  внутренности  нормального  сухопутного человека
начинают  проситься  наружу,  его тошнит  немилосердным фонтаном, и матросы,
убирая за ним все, что он съел еще на  твердой земле, ругаются  непристойно,
как это умеют делать только матросы, и их тоже начинает мутить.
     Следовательно,  нужны волны,  нужен шторм на  море, чтобы вас  поразила
морская болезнь.
     Ну, а что вы  скажете,  если я  опишу  вам случай,  когда люди заболели
морской  болезнью  при  абсолютном штиле,  когда море было  гладкое, как моя
лысина,  без единой морщины на поверхности  воды, как на хорошо  отутюженной
скатерти. А людей тошнило и на палубе и в каютах, и  они дружно  блевали  на
все предметы, которые  попадали в поле  их  мутного зрения, и друг на  друга
тоже, как говорится, на брудершафт.
     Такого  не бывает  с нормальными людьми, скажете вы, и я с вами спорить
не стал бы. Но ведь  я говорю о  евреях. А жизнь  еврея  разве можно назвать
нормальной? И если называть ее нормальной, тогда объясните мне, неразумному,
что такое жизнь ненормальная?
     Но сначала скажу пару слов, о каких евреях идет речь.
     Это не  какие-нибудь  евреи.  Это -  немецкие  евреи.  Конечно,  не  те
настоящие  немецкие евреи,  которые выглядят и ведут себя как немцы, больше,
чем сами немцы. Такие  в  Германии  почти не  сохранились. Их,  а вернее, их
потомков еще можно встретить в Израиле или в Америке. Они  дисциплинированны
и точны и даже, когда праздно гуляют, похожи на марширующих солдат.
     Немецкие евреи, о которых пойдет речь, разговаривают на ломаном идише в
полной  уверенности, что это и есть немецкий язык. Если бы Гете или, скажем,
Шиллер сохранили слух на том свете, они перевернулись  бы сейчас  в гробу, и
не единожды, услышав, как порой разговаривают по-немецки на улицах Западного
Берлина, Мюнхена, Франкфурта-на-Майне и  в  маленьком  городе  Оффенбах, где
концентрация таких евреев особенно насыщенная.
     Евреи эти стали немецкими совсем недавно. А до того  они были русскими,
советскими евреями- и други-
     ми себя не мыслили. На еврейских кладбищах городов и  местечек западной
части России, если  эти кладбища  чудом убереглись от рук  антисемитов и  не
сровнены бульдозерами,  на этих  кладбищах  .покоятся  их  предки на  десять
поколений назад.
     В  Германии,  как известно, Гитлер  провел капитальную  чистку евреев и
сделал  свой фатерланд  "юден-фрай", то есть  свободным от евреев.  Но разве
может какая-нибудь страна долго прожить без евреев? Это исключено. Аборигены
почувствуют себя  как-то  неуютно,  обойденными судьбой. Скажем,  если очень
чешутся руки и мучительно хочется кого-нибудь бить,  колотить,  резать, а  в
стране, хоть  ты  вой,  нет ни  одного  еврея, то  ведь  придется бить своих
собратьев,  а  это  лишает  битье   аромата,  той  необычной  услады,  какую
доставляет треск еврейских черепов.
     Свято место пусто не бывает.
     Сразу после войны, когда очищенная от евреев Германия лежала в руинах и
еще не выветрила запаха пожара, там уже появились первые евреи. Польские. Из
тех, кого почему-то не успели  дорезать  в Польше. И они  от своих  польских
антисемитов,  ставших   коммунистами,   побежали  к  немецким,   стыдившимся
вспоминать, что они были фашистами.
     Много  лет  спустя поднялись  со  своих мест русские, советские  евреи.
Поднялись куда? В Израиль. На историческую родину.
     Из  Советской  России никого не выпускают. Как из тюрьмы. Нет, вру.  Из
тюрьмы  все  же  выпускают,  когда  истекает  срок  заключения. В  СССР  все
население: и русские, и украинцы, и татары томятся в пожизненном заключении.
Только для евреев сделали исключение - так силен  был соблазн  избавиться от
них. И они поехали в  Израиль,  обобранные до нитки, но шальные  от счастья,
что хоть головы смогли унести.
     Выскочив на свободу и  оглядевшись по сторонам, кое-кто смекнул, что  в
Израиле  живут  одни  евреи,  а  в  Германии  евреев  почти  нет.  Страна же
процветает  даже больше, чем Америка.  Так почему же еврею не  вкусить  хоть
немножко  от немецкого  процветания? И  рванули  в  Германию.  Не  спрашивая
разрешения.
     Германия  не очень охотно пускала к себе евреев, хотя  захлебывалась от
любви к евреям и от чувства ви-
     ны  перед  ними  за  прошлое.  От  евреев,  пожелавших  стать немецкими
гражданами, требовали, чтобы они подтвердили документально или под  присягой
свидетелями,  что  они  хоть какое-то отношение к Германии имеют.  Скажем, в
жилах течет  немножко немецкой крови...  Или ты  вырос  в атмосфере немецкой
культуры.
     И  евреи  из  Житомира  и  Киева, Минска  и  Одессы  врали  напропалую,
выдумывая небылицы,  и  приводили свидетелей,  готовых подтвердить все,  что
угодно.
     Мне  рассказывали об одном малом,  настолько  обуянном  страстью  стать
немцем, что он клятвенно заверил германские власти в том,  что его мама, его
еврейская мама,  во  время  войны была  изнасилована  немецким офицером  (не
солдатом,  а офицером!)  и  он  явился  на свет  результатом  этой  любовной
интрижки.  Посему он просит  считать его  немцем и дать паспорт Федеративной
Республики  Германии.  Этот  полунемец  даже  не  удосужился  повнимательнее
заглянуть в свои документы, где значился возраст матери. По  этим дбкументам
явствовало, что она, бедняжка,  во время войны была  почти младенцем, и если
бы немецкий офицер как-то умудрился ее изнасиловать, то уж, по крайней мере,
зачать и произвести на свет такого скота она никак не смогла бы.
     Мне скажут, что надо быть черт знает кем, чтобы еврею  захотеть  жить в
Германии после того, что там произошло с евреями. Ну, а жить на Украине, где
украинская  полиция резала евреев,  не  дожидаясь приказа, а  для  душевного
удовольствия? Или в Польше, где всю черную работу по ликвидации евреев взяли
в свои руки местные громилы?
     Если  так  смотреть  на  вещи, то,  пожалуй, на всей земле  не найдется
места, где еврей может жить не смущаясь.
     Так  что  можно  жить и  в Германии. Благо страна богатая и  чистая.  И
паспорт дают почти сразу. А паспорт немецкий чего-нибудь да стоит.
     Россию покидают, имея билет в  одно направление.  О возвращении обратно
не может быть и  речи.  Ни туристом, ни в гости,  ни по  телеграмме о смерти
ближай-
     шего родственника. Советскую Россию покидают навсегда. Без права въезда
обратно.
     Почти у  каждого еврея там осталась родня. Порой и  папа с мамой. Одних
не выпустили по  причине их  ценности для России. Другие сами никак не могли
решиться. Мол, могилы предков, земля,  на которой  вырос... Ну и что с того,
что евреи здесь  не в  чести? А где их особенно любят? Живут  и без взаимной
любви. Увольняют  с работы? Детей  не принимают в университет?  Но пока еще,
слава  Богу,  не  режут, не  убивают  на улицах.  И ломались  семьи  надвое,
разлучались люди на срок, уму непостижимый.
     Проходит год. Два. Три. И вдруг мучительно захочется их  увидеть. Но...
Нельзя.  Визу не получишь. Сиди и тоскуй.  Довольствуйся  письмами,  полными
невнятных намеков, и лихорадочными телефонными  разговорами, которые слушают
чужие и недружественные уши.
     С  немецким  же  паспортом,  оказывается, бывший советский еврей  может
ступить на землю своей бывшей родины. Ей-Богу! Бывают же на свете чудеса!
     Сначала этот слух показался настолько фантастическим, что никто всерьез
его не воспринял. Потом стали возникать подробности, уже внушавшие кое-какое
доверие.
     Оказывается, какая-то немецкая туристская компания  организует рейсы по
Балтийскому   морю  с  короткими  однодневными   стоянками   в   польских  и
скандинавских портах. А также с заходом в советский порт Рига. Там пассажиры
сходят на берег и знакомятся с городом. А к ночи возвращаются на пароход.
     В такой туристской поездке не требуется виз. И в Ригу можно въехать без
визы. А  раз не  нужно  визы,  то  не  нужно  предъявлять  советским властям
подробных анкет  с указанием  места  рождения  и времени  убытия  из  страны
прежнего проживания. Следовательно,  никто не может догадаться, что ты бежал
оттуда. А то, что ты еврей, в немецком паспорте, в отличие от советского, не
записано.
     Воистину открылась неожиданная возможность хоть на один денек заглянуть
в страну, где родился, и повидаться с  теми, кого там оставил. Теперь задача
была в том,  чтобы  родные в  точно указанный день  из  разных концов России
стянулись в Ригу и к прибытию
     парохода  уже стояли в порту.  Не как  встречающие. Упаси Бог! А просто
как зеваки, как любопытная публика, пришедшая  поглазеть на иностранцев. Это
по советским законам не возбраняется.
     Когда же туристы сойдут на берег, то пускай немцы идут себе на здоровье
с  гидами  осматривать  исторические   достопримечательности  Риги.   Бывшие
советские  евреи, которые с немецкими  паспортами выгрузятся в порту, хорошо
знают эти достопримечательности, и они их волнуют как прошлогодний снег. Эти
люди, отойдя немножко  от порта, бросятся в объятия к родным,  которые будут
дожидаться   за  углом,   как   в  засаде.  А  дальше   ресторан...  икра...
шампанское... и  все  тому подобное,  что  можно достать лишь за иностранную
валюту. И разговоры...  разговоры... разговоры... Перемешанные с поцелуями и
слезами. Без устали и без перерыва. До самого последнего мига, пока не нужно
будет возвращаться на пароход.
     Родных  надо заранее предупредить.  Сообщить, когда  им следует быть  в
Риге  и,  подавив волнение  и  слезы, изображать  в порту  праздношатающуюся
публику. Послать телеграмму? Выдать властям секрет. Письмо? Все письма из-за
границы прочитываются там,  где следует. Заказать международный  разговор по
телефону? Подслушивают.
     Ну и пусть слушают, пока не лопнут барабанные перепонки. Не обязательно
говорить открытым текстом. Для  чего  существует  эзопов  язык? Намек? Слава
Богу,  евреи не  самые  тупые  люди на  земле, и у  них в  мозгу извилин, по
крайней мере, не меньше, чем у других народов.
     Значит, не откладывая в долгий ящик надо  звонить. Потому что билет уже
заказан и пароход отчаливает через парочку деньков.
     Зазвенели  звонки  в  московских,  киевских  и  одесских  квартирах.  И
разговоры были разными, но чем-то похожими на близнецов. Через треск  помех,
через сопение подслушивающих операторов.
     Выглядело это примерно так:
     - Алло! Алло! Мама?
     - Смотря чья? Кто это говорит? Твой сын. Не узнаешь?
     - Не может быть! Яша?
     -  Мама, я сам знаю,  как меня зовут. Здравствуй. И слушай внимательно,
что я тебе скажу.
     - Яшенька,  солнышко,  откуда  ты?  Ой,  у  меня  сердце  разорвется от
радости. Я слышу твой голос...
     - Ты можешь не только услышать меня, но и увидеть.
     - Как? Ты шутишь?
     - Слушай и старайся понять.
     - Что понять?
     Ты меня увидишь, если будешь в Риге такого-то числа.
     Ты приедешь в Ригу?
     - Ну, зачем такие вопросы?  Слушай и запоминай. Будь в порту. Там много
красивых  пароходов. Ведь  ты любишь  смотреть  на  пароходы?  Так вот: один
пароход будет называться "Карл Моор".
     - Карл Маркс?
     - Какой Карл Марко? Тебе говорят русским языком- Карл Моор.
     - Яшенька, я не пойму, кто такой Карл Мо... черт выговорит... Ты с  ним
подружился?
     - Карл Моор-это, понимаешь, герой пьесы Шиллера...
     - Герой Советского Союза?
     - Нет. Герой пьесы Шиллера "Разбойники".
     За тридевять  земель,  из-за "железного  занавеса",  доносится глубокий
вздох:
     Хорошенькое дело...  с кем ты  там связался. А это...  не  опасно?.,  с
этими... с разбойниками?
     - Мама! Я ни с кем не связался. Так называется пароход.
     - Именем разбойника? Боже мой, куда тебя судьба занесла.
     - А ты думаешь, именем Карла Маркса назвать пароход-это лучше?
     Пауза,
     Подслушивающие дяди начинают сопеть гуще.
     Затем примирительный голос мамы:
     -  Что  мы  с тобой  спорим, Яшенька?  Каждая  минута  стоит Бог  знает
сколько, а деньги легко нигде не достаются.
     Так ты поняла, что я хотел тебе сказать?
     - Ничего не поняла, Яшенька.
     Теплоход "Карл Моор" отправился в круиз по Балтийскому морю  с немецкой
пунктуальностью точно по расписанию и  без единого непроданного  билета. Все
каюты  корабля  заполнены  пассажирами,   в  ресторане  невозможно  отыскать
свободный  столик, на палубе  толпами прогуливаются туристы.  Среди немецких
тевтонских лиц густо были вкраплены еврейские физиономии  с извечной мировой
скорбью в глазах, хотя все настраивало на праздничный лад.
     Впереди за несколько  сот  километров балтийских  вод грезилась Рига  и
дорогие    лица   оставленной   в   России   родни.    И   даже   не   очень
благоприятствовавшая  погода-  волнение на  море-не  могла  понизить тонуса.
Никто из русских евреев не страдал от морской болезни: сказывалось радостное
возбуждение от предстоящей встречи. Некоторых немцев,  правда, подташнивало.
То  ли от бортовой  качки,  то  ли от  непривычного  зрелища  такого  обилия
семитских лиц и не вызывающих добрых воспоминаний звуков русской речи.
     Первым  портом,  который они навестили, был  польский Гданьск, когда-то
называвшийся по-немецки  Данцигом. Поэтому  у немецких туристов экскурсия по
городу  вызвала   ностальгическое  волнение:  кто-то  узнал  среди   красных
готических  зданий  дом,  в котором  родился,  провел  детство и  откуда его
невежливо прогнали поляки после второй мировой войны.
     Евреев Гданьск оставил равнодушными. От города  осталось  в памяти лишь
то, что здесь баснословно дешево продавалась на иностранную валюту  водка, и
ее  закупили  по  полудюжине  бутылок  и  притащили на  пароход,  предвкушая
распитие с родными в Риге.
     В  Ригу пароход  пришел солнечным  утром, и панорама города, встававшая
навстречу, с колокольнями и башнями церквей, изумрудно-зелеными от времени и
соленых морских  ветров, вышибла не одну слезу у русских евреев, теснившихся
у перил и во все глаза пытавшихся разглядеть людей на причале.
     Людей на  причале было  много,  в форме и  в  штатском. Без радости  на
лицах, а  со  служебно-непро-ницаемым  выражением на  них. Капитан  парохода
"Карл Моор", не первый раз заходивший в этот
     порт, удивился таком количеству официальных  особ, пришедших на причал.
А  далеко  сзади за  железной оградой,  охраняемой  вооруженными  солдатами,
виднелись скопления гражданской публики, взволнованной и  возбужденной  и на
удивление однородной по национальному составу - исключительно одни евреи.
     У въезда на  причал стояли милицейские  автомобили и  мотоциклы. Кругом
мелькало столько  вооруженных людей,  что можно было  подумать,  будто  Рига
приготовилась  отразить высадку  вражеского десанта.  Пас* сажиры  хлынули с
парохода с немецкими паспортами  в руках. Их  пропустили,  как  сквозь сито,
незаметно  разделив  на  две группы.  В  одну  попали исключительно немцы, в
другую  - бывшие русские евреи, обладатели немецких паспортов. Вторую группу
тут же оцепили люди в штатском.
     Подошли туристские автобусы. Немцы, весело  болтая, расселись  в них  и
укатили,  сверкая  солнечными  очками,  вставными  зубами  и  бриллиантовыми
сережками в ушах. Евреи тесной толпой остались на причале.
     За железной оградой, почуяв неладное, тревожно загалдели встречающие.
     Приехавших  евреев  молча, как арестантов,  погрузили в  один  автобус,
заперли двери, и молодая, без улыбки, русская девица-гид обратилась к ним на
чистом немецком  языке, а водитель  с  каменными плечами кадрового  военного
недобро оглядывал своих пассажиров в зеркальце над ветровым стеклом.
     - Дорогие  гости,-сказала гид.- Мы  рады  приветствовать  вас в столице
Советской  Латвии  -  городе  Рига. Сейчас мы с  вами совершим  экскурсию по
городу,  и вы  увидите исторические достопримечательности  красавицы Риги. А
после экскурсии вернемся в порт.
     -  Простите,-  сказал  по-русски,  робко  подняв  руку,  как  прилежный
школьник, один из пассажиров.-А выйти из автобуса в городе мы сможем?
     Ничто  не  дрогнуло  в  белесом  славянском  лице  гида.  Не удивившись
вопросу, заданному по-русски, она тем не менее ответила на немецком языке:
     - К сожалению, из-за недостатка времени мы не
     сможем предоставить вам  такой возможности.  Достопримечательности Риги
вы увидите из окна автобуса.
     -  И  обедать   будем  в  автобусе?-раздраженно  спросил  другой  голос
по-русски.
     - Обедать вы будете на своем корабле,- по-немецки ответила гид.- Мы вас
не станем утомлять экскурсией. Как раз к обеду вернемся в порт.
     Наглухо  запертый автобус рванул с  места,  охрана  распахнула железные
ворота,  и среди сгрудившихся с  обеих сторон  дороги людей пассажиры успели
разглядеть  родные лица, мелькнувшие до боли  знакомыми  пятнами. Автобус на
большой  скорости  уходил в город. А за ним, догоняя и отставая, устремилась
вереница легковых автомобилей - частных и такси. В этих автомобилях мчались,
как на  похоронах, зареванные родственники,  заклиная шоферов  не  терять из
виду туристский автобус.
     Гид долго и  скучно бормотала в  микрофон  по-немецки заученные тексты,
рекомендуя   пассажирам  посмотреть  то   налево,  то  направо.  Автобус  не
останавливался,  лишь замедляя ход  возле  достопримечательностей города,  о
которых монотонно повествовала гид.
     Проносились улицы  и бульвары, памятные многим  пассажирам автобуса  по
прежним временам, еще  в бытность советскими гражданами. В  Ригу  ездили  со
всех  концов  России, чтобы  провести отпуск на  Рижском взморье или  купить
что-нибудь в рижских магазинах,  потому что Рига была  городом, открытым для
иностранных туристов, и поэтому снабжалась товарами лучше других городов.
     Теперь они сами  были иностранными туристами.  Но туристами особыми, не
достойными обязательного казенного гостеприимства, и поэтому их закупорили в
автобусе и катали, как в клетке, по городу, на немецком языке расхваливая им
прелести страны, из которой они сами еле ноги унесли.
     Водитель   автобуса  играл   с  преследовавшими   его   автомобилями  в
кошки-мышки. То  увеличивал скорость,  то внезапно сворачивал в сторону,  на
время скрывшись из виду. В  автомобилях  начинались рыдания и стоны, утихали
они, когда нагоняли туристский автобус.
     Так  и  колесили по  городу.  Со слезами на  глазах у  тех,  кто был  в
автобусе, и громким плачем в старавшихся не отстать легковых автомобилях.
     Но  всему приходит  конец.  Пришел  конец  и этой гонке.  В  туристский
маршрут входило обязательное посещение  рижского кладбища  - одного из самых
красивых  кладбищ в мире, славящегося удивительными памятниками на могилах и
прекрасно спланированными аллеями и газонами. Лучше этого кладбища, пожалуй,
только одно во всем мире - в итальянском городе Генуя.
     На кладбище,  разумеется, нельзя  разъезжать  в автобусе. Поэтому перед
воротами  пассажиров  выгрузили и повели цепочкой под сень старых каштанов и
лип, к линиям мраморных и гранитных надгробий,  утонувших в зелени стриженых
кустов.
     Гид еще по инерции продолжала вякать по-немецки, но ее никто не слушал.
В ворота кладбища  бежали  с воплями и плачем родственники туристов: сестры,
мамы,  бабушки, волоча  за руки детей. И тогда туристы бросились врассыпную.
Заметались, ища своих,  и, найдя,  без поцелуев и объятий, лишь хватались за
руки и устремлялись в глубь аллей, подальше от обалдевшего гида.
     Скоро исчезли все. Рассосались среди могил. Залегли в кустах, укрывшись
за мраморными  и гранитными крестами. На  чужих могилах, прямо на земле и на
скамейках  евреи тискали друг друга, чуть  ли  не душили  от  радости, хором
рыдали и наперебой хохотали, раздавали подарки и даже  наспех заглатывали по
стаканчику  польской  водки,  закусывая  пирогами  и   булочками,  сухими  и
черствыми, потому что их заботливо пекли  два дня назад и везли  в Ригу черт
знает откуда,  чтобы  сыночек или  дочь вспомнили  вкус  домашнего  маминого
печенья.
     Гид и  водитель  метались по  аллеям и уже не по-немецки,  а по-русски,
громко, сложив ладони рупором, приказывали всем вернуться к автобусу.
     Потом приехал автомобиль, полный милиции. За  евреями гонялись по всему
кладбищу,  топча траву  на могилах,  опрокидывая горшочки с цветами. Еврейки
голосили и  царапались, когда милиционеры  пытались оторвать их от туристов.
Да и туристы, из мужчин по-
     крепче, матерясь по-русски, тоже не давались им в руки.
     Два часа стонало рижское кладбище, пока удалось всех туристов загнать в
автобус,  запереть и, пересчитав по головам, на предельной скорости умчать в
порт.
     На сей раз легковые автомобили не преследовали автобус. Родственники  с
опухшими от слез глазами пешком побрели с кладбища и продолжали всхлипывать,
так что  встречные принимали их за семьи, только что похоронившие близких. И
при этом  удивлялись,  вспоминая, что кладбище-то  христианское и евреи  там
никак не могут быть погребены. И  еще  больше изумлялись, спохватившись, что
кладбище закрыто много десятков лет и на нем давно никого не хоронят, а лишь
показывают красивые надгробья экскурсантам.
     Вечером пароход "Карл Моор" вышел из Рижского порта  в Балтийское море.
Стоял полный штиль. Дышалось легко и свободно. А людей в каютах и на  палубе
тошнило. От свидания с родиной. Как от самой настоящей морской болезни. Люди
перевешивались  через поручни, и их рвало  за борт, прямо в море.  И чайки с
криком ныряли вслед, проносясь у самых лиц, опухших от слез.