Игорь Абросимов. Кадровая политика власти в СССР: 1939-1953

Игорь Абросимов Кадровая политика власти в СССР: 1939-1953 (Часть 1) Содержание: 1. Феномен советской номенклатуры. 2. Нормативные основы кадровой политики. 3. Организационные основы кадровой политики. 4. Интерперсоналная составляющая кадровой политики (Начало). Очерк посвящен особенностям решения кадровых вопросов в руководящих партийных и государственных структурах СССР в заключительный период сталинской эпохи. В рассматриваемое время диктаторский режим достиг своего наивысшего могущества. Победа в борьбе с нацистской Германией, стоившей народу неисчеслимых человеческих и материальных жертв, а также послевоенные успехи в деле восстановления и дальнейшего усиления хозяйственного и оборонного потенциала, ставшие возможными также за счет народного благосостояния, были использованы режимом в качестве решающего аргумента, доказывающего его эффективность и несокрушимую силу. Не останавливаясь на гуманистических аспектах такого государственно-политического устройства, когда малейшие отступления от указаний властей превращали человека в лагерную пыль, на глубине и степени всеобщей неустроенности и разорения народа, о благе которого лицемерно трубила официальная пропаганда, следует признать, что устройство это вполне отвечало решению внешне- и внутриполитических задач советского государства. При этом, один из ключевых вопросов функционирования режима, вопрос формировия руководящего корпуса, безусловно заслуживает особого внимания. 1. Феномен советской номенклатуры. Перечень должностей, которые замещались решением или по согласованию с партийными органами, получил, как известно, название «номенклатура», а лица, назначаемые на эти должности, становились «номенклатурными работниками». Представления номенклатуры в виде господствующего класса содержались в книге М.Восленского «Номенклатура», которая впервые вышла в 1980 году в Германии, и сделались общепринятыми в научных исследованиях и публицистике последующих лет. При этом общеизвестный факт, что бюрократия вообще и административная элита в частности являются необходимыми элементами любой политической системы, стал оцениваться применительно к советской номенклатуре только в последнее время. Принятие решений в ходе расстановки кадров, особенно в высших эшелонах власти, включение того или иного деятеля в состав номенклатуры, особенно в высшие ее эшелоны, а также дальнейшее продвижение во власти представляется одной из трудно исследуемых областей политической истории. Абсолютная закрытость механизмов власти, характерная для партийных и государственных институтов Советского Союза, делали совершенно недоступными правильное понимание основ и практики ее кадровой политики. Положение изменилось за последние годы, когда стали доступны многочисленные и разнообразные источники, в том числе архивные. При этом чисто описательный и эмоционально окрашенный подход, присущий книге Восленского, начал преодалеваться, уступая место анализу исторических материалов. Изучая собенности советской номенклатуры, следует обратить особое внимание на то, как формировалась советская бюрократия, на каких основах происходил процесс ее воспроизводства и функционирования. Благодаря партийно-государственному монополизму, характерному для идеологической, политической и экономической жизни Советского Союза, безусловному подчинению всех властных стуктур высшим инстанциям и неподконтрольности власти со стороны населения, процессы эти привели к образованию особой социально-профессиональной группы, возможной только в рамках тоталитарных либо авторитарных режимов, когда создаются единые организации для осуществления прямого директивного управления. Только при наличии политической и социальной силы, поставившей себя на самом верху общественной иерархии, стало возможно за счет специальной процедуры отбора создание подобного института, взявшего под свой полный контроль аппарат управления страной. Механизм номенклатуры отвечал политическим задачам правящей верхушки по созданию определенных упорядоченных условий для функционирования власти. Руководители различных рангов, входившие в номенклатуру, ставились в положение, заставлявшие их действовать с полной отдачей сил под угрозой понижения либо полной утраты своего статуса, а следовательно, утраты матеральных благ и привелегий с реальной перспективой быть подвергнутыми гонениям и репрессиям. В совокупности с такой формой мотивации как перспектива служебного роста и политическими факторами, связанными с официальными идеями служения «великим целям», все это становилось работающими стимулами, имевшими системный характер. Следует подчеркнуть, что нет достаточных оснований для взгляда на номенклатуру как на класс, как на саморазвивающуюся закрытую систему, определяющую векторы развития и жизни советского общества и государства. Классовая принадлежность, тем более принадлежность к некому правящему классу, является более устойчивой категорией, чем то или иное положение на служебной лестнице, могущее в любой момент кардинально измениться. Сталинская политика ставила любого назначенца в полную зависимость от органа, который его назначал, а непрекращающиеся репрессии делали его совершенно беззащитым. Не могло быть и речи о какой-то степени стабильности, неотчуждаемости благ и привелегий, а тем более, прав номенклатурных работников. Никто из партийно-государственных чиновников второго, к примеру, поколения номенклатуры, занявших свои посты во время и после «большого террора» 1937-1938 годов, не мог в обстановке непрерывной ротации кадров ощутить себя прочно утвердившимся в «руководящей обойме», каждый из них, даже самый высокопоставленный, жил и работал под страхом наказания. Система управления с помощью директивных указаний, когда неисполнение любого приказа сверху грозило неминуемой расправой, являлись нормальной практикой каждодневной жизни. Терпимое отношение к подчиненным, почему-либо не справившимся со своими обязанностями, не говоря уже о собственных просчетах, грозило утратой доверия самым высоким руководителям. При этом Сталин в любой момент мог расправиться и с каждым из своих ближайших соратников, а причины сохранения того или иного во власти нужно искать не в относительной их влиятельности, а в расчетах самого Сталина. Номенклатура в этих условиях представляла собой не саму власть, а послушный инструмент власти в руках вождя и его ближайшего окружения. Государственная, общественная и партийная собственность, подконтрольная номенклатуре, использовалась ею в рамках установленных властью правил в форме специально выделенных материальных благ и привелегий, нормированных в зависимости от положения, занимаемого данным номенклатурным лицом.Кремлевский диктатор самыми разными способами, в том числе и перманентными репрессиями, сделал все, чтобы номенклатура не почувствовала себя в какой-то момент дееспособной властью и всегда правильно понимала свое положение в политической системе страны. Поэтому правильнее считать номенклатуру не господствующим классом, а слоем управляющих, бюрократическим институтом, установившимся в результате проведения последовательной централизованной кадровой политики. Другое дело, что в более поздние времена, когда в послесталинский период происходили значительные перемены в жизни страны и массовые аресты и репрессии не грозили партийно-государственным руководителям, положение управляющих стало несравненно стабильнее. «Провалившиеся» работники могли надеятся на новые назначения, так как перемещения лиц, не справившихся с порученным делом, на другие посты уже не влекло за собой обвинений в «гнилом либерализме» и «отсутствии партийной принципиальности». Кроме того, занятие номенклатурных постов значительно облегчалось для отпрысов номенклатурных семейств, имевших соответствующие связи во властных структурах. Следует заметить при этом, что практически весьма редко родственные отношения помогали вхождению в «коридоры власти». Существовали и широко использовались другие «ниши», к которым можно отнести, к примеру, деятельность в научных сферах, особенно в области общественных наук, и престижную службу в советских загранучреждениях. Работа на ответственных постах, требующая больших усилий и ответственности, подходили далеко не каждому. На первый взгляд представители номенклатуры в ходе реального процесса развития и трансформации советского общества и государства заняли позиции, позволявшие им чувствовать себя независимо, и получили возможность действовать, исходя из собственых интересов, вразрез с провозглашаемыми идеалами и даже конкретными задачами, которые были перед ними поставлены. Не следует забывать, однако, что по-прежнему в любой момент высшие руководители могли самым решительным образом изменить положение любого высокопоставленного номенклатурного начальника. Так называемое «коллективное руководство» в лице членов Политбюро и Секретариата ЦК, пришедшее на смену единоличной власти диктатора, определяло перспективы и оценивало действие любого партийно-государственного бюрократа. При этом спектр наказаний оставался довольно широк – от понижения в должности и увольнения на пенсию до судебных преследований. В последнем случае политические обвинения заменялись обвинениями в должностных и чисто уголовных преступлениях. Нельзя не отметить, что наступившее смягчение жесткой централизации, некоторое ослабление вертикальных связей и возможности большей свободы маневра для местных руководителей сопровождалось усилением роли первых секретарей партийных комитетов. В каждой республике, области, городе, районе первый секретарь в послесталинское время контролировал местную элиту вне зависимости от ее отраслевой подчиненности и воздействовал на ее персональный состав с помощью административных рычагов, оставаясь при этом полностью зависимым от вышестоящего партийного органа. Подобная конструкция власти позволяла, во всяком случае в принципе, довольно эффективно с точки зрения директивного управления отслеживать деятельность всех властных эшелонов и в ряде ситуаций, даже без непосредственного вмешательства центра, наказывать и устранять виновников провалов и упущений. Эта система дополнялась контролем со стороны спецслужб, в первую очередь КГБ, и центральных контрольных партийных и государственных органов. По-прежнему не только оппозиционость, но даже намек на иную точку зрения, расходившуюся с точкой зрения вышестоящих инстанций, считались недопустимыми. Управляемость номенклатуры сохранялась при изменении механизмов подчинения и надзора. Таким образом, поставить знак тождества между понятиями «советская номенклатура» и «господствующий класс», даже применительно к более поздним, вполне «вегетарианским» временам, возможно лишь в результате выводов из серьезных исторических исследований. На сегодня подобные выводы нельзя признать обоснованными. Трудно ожидать также, что опираясь на исследование номенклатуры как феномена, возможно объяснить все проблемы многофакторного исторического процесса применительно к истории СССР. Понимание особенностей функционирования какого-либо подобного института, безусловно необходимое для уяснения исторической картины, никак не приведет нас к проникновению в причины глубинных социально-политических процессов и не является поэтому неким универсальным методологическим инструментом. Попытки сведения политической истории к истории номенклатуры, как это иногда делается в ряде исследований, представляется в этом смысле малоплодотворным. Возможны рассуждения по поводу того, что номенклатура есть некий «новый класс», который, узурпировав власть, присвоил себе национальное богатство страны и стал паразитирующим господствующим классом, живущим за счет народа. Выстраивая таким образом историю советского общества и характеризуя политическую систему в стране как диктатуру номенклатуры, можно придти, в том числе, и к довольно правдоподобным вывадам, похожим, во всяком случае, на историческую правду. По этому поводу напрашивается аналогия, лежащая буквально на поверхности, по которой весь ход исторического процесса представляется в виде бесконечной череды заговоров злокозненных сил. Как известно, опираясь на так называемую «теорию заговоров» также возможно отображение исторического процесса, также возможно сформулировать определенные выводы, весьма похожие на истинные. Однако, неясно, насколько выводы эти на самом деле будут соответствовать реальности. Конкретные вопросы, связанные с функционированием номенклатуры как института, трудно прояснить без рассмотрения нормативных, организационных и интерперсональных оснований и критериев формирования высших властных структур. При этом историческая конкретика выводит феномен номенклатуры на реальную почву. Демонизация явления, «номенклатурный заговор» уступает место рассмотрению его как определенного направления кадровой политики и практики, реализованной в определенных исторических условиях при данном политическом режиме. Следует подчеркнуть, что возражения против демонизации номенклатуры отнюдь не означают стремления нормолизовать этот феномен. Советская номенклатура существенно отличалась от нормальной бюрократии хотя бы тем, что помимо осуществления исполнительских функций по управлению государственной жизнью, она являлась также политической силой. Поднимаясь по ступеням номенклатурной лестницы, некоторые наиболее успешные и удачливые входили или надеялись войти в ближайшее окружение вождя либо позднее в состав «коллективного руководства». В процессе выдвижения на высшие позиции именно в номенклатурном слое искали и находили они доверенных людей и союзников, без которых невозможен успех в борьбе за власть, а тем более, невозможно во власти закрепиться и удержаться. Политическая борьба и столкновение влиятельных группировок, приобретая в ходе соперничества ожесточенный и бескомпромиссный репрессивный характер, придавали советскому бюрократическому институту номенклатуры особые черты. Теория власти, применительно к советскому режиму, не имеет до сих пор однозначной и общепринятой концепции. Поэтому вопросы конкретной локализации и социального фундамента носителей власти возможно трактовать по-разному, в том числе, усматривая их в номенклатуре. Генерация определенных властных функций в процессе деятельности номенклатурной бюрократии и в ходе взаимовлияния цента власти, верхних эшелонов номенклатуры и ее широкого слоя не могла найти, однако, реального и действенного отражения на принятие и содержательную основу ключевых решений. Несмотря на возрастающее влияние практики различных согласований при принятии решений, центр власти в обстановке диктатуры устанавливал свои условия взаимодействия, не оставляя места делегированию сколько-нибудь существенных по объему и значению властных полномочий как центральной, так и региональной номенклатурной элите. При этом центр власти, будь то вождь или «коллективное руководство», проводили свою линию не в последнюю очередь при помощи соответствующей кадровой политики. В состав номенклатуры рекрутировался и продвигался наверх определенный круг деятелей, полезных и необходимых для реализации задач, определяемых высшим руководством, способных делать это четко и беспрекословно, в жестком командном ключе. С другой стороны, решительно удалялись все, в какой-то степени вызывающие подозрения в нелояльности начальству и отсутствии должного рвения в точном исполнении указаний, поступающих сверху. Подобный стиль руководства и образец поведения советской политической и хозяйственной элиты являлся обязательным для любого номенклатурного работника. Таким образом, все эти обстоятельства не дают основания достаточно убедительно говорить о номенклатуре как о господствующем классе в советской политической системе и позволяют подтвердить часто оспариваемое положение о том, что номенклатура являлась лишь неким социально размытым слоем управляющих, созданным как послушный инструмент тоталитарной власти. 2. Нормативные основы кадровой политики. Нормативные основы кадровой политики являлись ее системообразующим каркасом и представляли собой не только общие партийно-политические установки, но и практические указания по методам их реализации при подборе и расстановке кадров. Повышенное, приоритетное внимание к вопросам подбора и расстановки кадров исходили из задач формирования надежного с точки зрения режима аппарата управления, на который можно было опереться при реализации самых сложных и сомнительных с точки зрения морали государственных мероприятий. Высшее руководство считало адекватную кадровую политику одной из основных составляющих, обеспечивающих устойчивость режима. Поэтому советская партийно-государственная бюрократия, чья власть и положнение целиком зависели от той должности, на которой находился тот или иной ее представитель, а также деятели хозяйственных, научно-технических и культурных элит, подбирались и расставлялись в соответствии со строгими писаными и неписаными правилами, вполне логичными и объяснимым с точки зрения властей. Вполне естественно предполагалась обязательная принадлежность руководящего состава к партии большевиков. Членство в партии являлось обязательным условием для успешного подвижения по служебной лестнице и занятия руководящих постов. В свою очередь, «чистота партийных рядов» поддерживалась не только строгими правилами приема в партию, но и периодически проводимыми «чистками», которые по официалной версии были призваны повышать активность членов партии и способствовать удалению из ее рядов классово чуждых элементов и случайных лиц, нарушающих партийную и государственную дисциплину. «Генеральные чистки» 1921, 1929-30 и 1933 годов, чистка во время проверки и обмена партийных документов в 1935-1936 годах приводили каждый раз к исключению из рядов партии от 8 до 24 проц. ее состава. К началу 1937 года насчитывалось более 1,5 млн., исключенных из партии по разным причинам и позднее в ее рядах не восстановленных. В окружении Сталина сложилось к этому времени устойчивое мнение, что все эти люди затаили зло на власть и являются ее потенциальнвми врагами, «пятой колонной» внешних антисоветских сил. Именно поэтому массовые репрессии «большого террора» 1937-1938 годов затронули практически всю эту многочисленную группу. Излишне напоминать также, что в этот же период тысячи и тысячи действующих коммунистов, руководителей и рядовых, которые не только активно участвовали или пассивно поддержиавали деятельность «левых» и «правых» уклонов или недостаточно энергично боролись за «генеральную линию партии», но даже и те, кто продвинулись по служебной лестнице, благодаря поддержке поверженных оппозиционеров, были выброшены и из партии, и из жизни вообще. На XVIII съезде ВКП(б) в 1939 году «чистки» как официально объявленные политические компании были отменены, имея в виду, что партия «в обычном порядке способна очищать свои ряды». После этого, особенно в послевоенные годы, наступило время негласных партийных «чисток». Мотивируя необходимостью борьбы с хозяйственными и должностными злоупотреблениями, семейственностью и кумовством в партийных структурах, начиная с 1948 года, из партии ежегодно исключались десятки тысяч ее членов, значительно больше количества вновь принятых. Члены партии на живом примере исключенных из ее рядов товарищей учились, как необходимо себя вести и работать, дабы не попасть в число изгоев. Ведь потеря партбилета не только закрывала всякие возможности карьерного преуспевания, но и делала вчерашнего партийца весьма уязвимым - он тут же становился объектом повышенного внимания «органов». Таким образом, членство в партии, по мению властей, в значительной мере избавляло от всякого рода неожиданностей, являлось некой гарантией наличия у руководителя необходимых политических качеств, лояльности его партийным вождям, то есть гарантией создания послушного и управляемого аппарата. Руководителям любого ранга постоянно внушалось чувство ответственности перед партией за свою деятельность, а партийные комитеты всех уровней осуществляли надзор и контроль за каждым руководителем, каждым рядовым членом партии. Любой коммунист, в соответствии с уставом партии, не просто должен, но и обязан был ставить в известность соответствующие органы о любых замеченных им недостатках, тем более неправомерных действиях как своих подчиненных, так и руководителей. Невыполнение данного пункта устава считалось несовместимым с пребыванием в рядах партии и, зачастую, рассматривалось как прямое преступление. В то же время партия всегда оставалась достаточно открытой организацией, поддеоживающей, несмотря на чистки и репрессии, регулируемый рост численности своих рядов. Власть таким образом выполняла задачи мобилизации возможно более широких слоев населения для реализации радикальных социально-экономических преобразований, осуществляя по возможности замену социальной стихии на организованное, по плану развивающееся общество. «Социальные лифты» через членство в партии и выполнение функций передовиков-общественников, а затем и партийных функционеров различных рангов, поднимали вчерашних рабочих и крестьян до уровня номенклатурных управляющих. Являясь обязательным условием для успешного подвижения по служебной лестнице и занятия руководящих постов, членство в партии всегда привлекало беспринципных карьеристов, готовых ради доступа к благам и привелегиям исполнить любое указание и распоряжение, самое неприемлимое с точки зрения норм человеческого поведения. Однако, не следует забывать и того обстоятельства, что многие члены партии вступали в ее ряды, чуждые каких-либо корыстных побуждений. Известно, например, что перед войной в рядах ВКП(б) насчитывалось более 4 млн. членов, а в конце войны - уже 6 млн. При этом, в 1941-1945 годах в партию было принято почти 9 млн. Отсюда, потери партийных рядов за четыре военных года исчислялись в количестве 7 млн. человек, подавляющее большинство которых составили боевые потери. Вряд ли коммунисты военного призыва, особенно те, кто вступил в ВКП(б) на фронте, преследовали неблаговидные цели. Лозунг «Коммунисты, вперед!» являлся не только пропагандитским лозунгом, но был почти уставной командой, которой постоянно пользовались командиры на переднем крае. Этот же лозунг находил широкое применение и в тылу, где рабочие и инженеры, зачастую сутками не покидая своих предприятий, превращали их во «второй фронт» нашей победы. Вступление в партию не сулило тогда, во всяком случае подавляющему большинству, никаких преимуществ. Представляется также поспешным суждение о том, что в мирные дни ряды коммунистов пополняли исключительно аморальные карьеристы. Один из постулатов кадровой политики большевиков требовал обязательно учитывать социальное происхождение руководителя. Государством диктатуры пролетариата, по определению, должны были управлять рабочие и крестьяне. Учет социального происхождения руководителя при выдвижении на любой сколько-нибудь значительный пост всегда оставался одной из главных в кадровой политике партии. В середине 1920-ых годов идея выдвижения рабочих «от станка» и крестьян «от сохи» в аппарат управления государством стала воплощаться особенно масштабно. Насыщение аппарата рабочими и крестьянами контролировалось путем анализа отчетности, поступавшей с мест, причем жесткой критике подвергались те организации, где допускались послабления на этот счет. Малоопытность и недостаточное знакомство с работой не должны были служить препятствием для выыдвижения. Массовое выдвижение неподготовленных кандидатов себя, в конечном счете, не оправдало, но рабоче-крестьянское происхождение продолжало оказывать решающее влияние на кадровый рост руководящего работника. Важным пунктом в политической биографии являлось не только социальное происхождение, но и первая, пусть кратковременная работа. Начало трудового пути в качестве рабочего или колхозника (работника в родительском крестьянском хозяйстве либо батрака) считалось крайне желательным для успешности всей дальнейшей карьеры. Подобная практика имела также объяснение, далекое от чисто идеологического. Традиционно, со времени революции и гражданской войны, выходцы из среды образовнных, а тем более, именитых слоев автоматически попадали под подозрение в нелояльности к советской власти и могли использоваться по необходимости, но не на руководящей работе и лишь при строгом контроле за их деятельностью. Правила со временем смягчались, однако, в какой-то степени всегда оставались в разряде действующих. Поэтому прямая малограмотность многих деятелей, занимавших значительные посты, не говоря уже об отсутствии у них общей культуры, не были редкостью ни в тридцатые, ни в сороковые, ни даже в пятидесятые годы. Практика назначенчества по партийно-классовому признаку создавала надежную опору власти, так как тысячи вчерашних пролетариев за короткий отрезок времени заняли определяющее положение во всех сферах управления государством, экономикой и другими областями жизни общества, сформировав мощный и послушный механизм управления страной. Советская власть могла расчитывать на преданность выдвиженцев, которые были обязаны ей своим положением и полностью от нее зависели. Процесс создания нового правящего слоя подкреплялся широкими социальными мероприятиями, в результате которых миллионы вчерашних рабочих и крестьян кардинально изменили свой статус и, несмотря на тяготы и лишения повседневной действительности, могли реально расчитывать на улучшение своего положения и быта, получали образование, поступали в вузы и техникумы, приобщались к культурным ценностям и достижениям современной цивилизации. При этом для них были открыты возможности дальнейшего повышения своего социального статуса, и власть своей кадровой политикой всячески демонстрировала реальность таких возможностей. Поэтому выводы о том, что советская власть держалась усилиями номенклатуры исключительно на терроре и пропагандистском оглуплении населения не могут быть признаны правомерными. Социальная политика большевиков создавала более устойчивые и реальные основы для своего господства. Кадровая политика ставила вопросы преданности работников политической линии на первое место в числе предъявляемых к ним требований. Однако, выдвижение на руководящую работу по партийно-классовому признаку, при игнорировании такого сущестенного момента как образование, не могло способствовать успешному функционированию органов власти, хозяйственных и культурных учреждений, неминуемо влекло за собой снижение компетентности руководства. Поэтому уже в двадцатые годы наиболее способные выдвиженцы ориентировались на получение полноценного среднего и высшего образования. С этой целью организовывались рабочие факультеты - рабфаки, где студенты, пришедшие «от станка» и «от сохи», получали ускоренное школьное образование и подготавливались к поступлению в вузы и техникумы. Если принять во внимание, что для многих начинающих рабфаковцев беглое чтение, более-менее грамотное письмо и таблица умножения являлись труднодоступными вершинами, то станет понятно, какой уровень знаний был у них при поступлении в техникумы и вузы и насколько готовы были они обучаться премудростям инженерных, есественно-научных или гуманитарных дисциплин. Однако, соответствующая постановка процесса обучения позволяла им успешно завершать свое образование и продвигаться по службе в последующие годы. При этом, приход в вузы молодежи из образованных, «буржуазных» слоев общества всячески затруднялся, а выпускники из этой категории вынуждены были удовлетворяться в последующем весьма скромным и зависимым служебным положением. Нельзя утверждать, конечно, что советские вузы выпускали в то время невежественных специалистов. Стремление учиться позволяло многим вчерашним рабочим и крестьянам так или иначе компенсировать пробелы в подготовке, а природные способности и энергия делали многих из них по-настоящему успешными и ценными работниками. Однако, указанные обстоятельства не могли не сказаться на общем уровне руководящих работников, который никак не мог стать в этих условиях достаточно высоким. Параллельно с «пролетаризацией» вузов и техникумов была организована сеть учебных заведений, направленных на политическое и общекультурное обучение партийных и советских кадров. В 1919 году в Москве начал функционировать Коммунистический университет им. Свердлова, несколько позднее - Коммунистический университет национальных меньшинств Запада и Коммунистический универстет трудящихся Востока. Коммунистические университеты работали в Ленинграде, Минске, Харькове и других центрах. В эти учебные заведения со сроком обучения в 4 года направлялись работники из рабочих и крестьян, в подавляющем большинстве не имеющие законченного среднего образования, а иногда владеющие знаниями лишь в объеме начальной школы, но положительно зарекомендовавшие себя на практике. В начале тридцатых годов, в связи с возростающим количеством специалистов из среды рабочих и крестьян, прошедших подготовку в нормальных вузах, система коммунистических университетов была свернута. Для подготовки и усовершенствования партийных и советских работников продолжали функционировать партийные школы при обкомах и ЦК компартий союзных республик. Руководящие работники союзного и областного уровня обучались в Высшей партийной школе (ВПШ) при ЦК ВКП(б) с трехлетним сроком обучения. Для подготовки хозяйственных руководителей, командиров производства среднего уровня из рабочей среды, в конце 1920-ых годов в Москве была образована Промышленная академия. Промакадемия давала образование в объеме средней школы, а также технические знания, и считалась высшим учебным заведением. Одним из слушателей Промакадемии с 1929 года был Н.С.Хрущев. В 1924 году он окончил рабфак при техникуме, однако знаний получил немного, так как большую часть времени занимался партийной работой. В возрасте 35 лет при приеме в Промакадемию по результатам собеседования его вначале не хотели туда зачислять из-за безграмотности, так как читал он с большим трудом, а с письмом было и совсем плохо. Помог Л.М.Каганович, к которому Хрущев обратился за поддержкой. Однако, через несколько месяцев Никита Сергеевич стал секретарем бюро ячейки ВКП(б) Промакадемии и вновь с головой ушел в привычную ему область деятельности. В январе 1931 года он вообще и навсегда прекратил обучение, став секретарем Бауманского райкома партии в Москве, а затем, отличившись при проведении «генеральной линии партии», сделал головокружительную карьеру. В 1957 году, когда решался вопрос о его смещении с поста первого секретаря ЦК КПСС, оправдываясь перед коллегами по руководству и объясняя свою некомпетентность, Никита Сергеевич чистосердечно сказал: «А я учился всего две зимы у попа за пуд картошки». Пример с Хрущевым показывает, насколько низок был, зачастую образовательный уровень тогдашних руководителей. Повторим, однако, что было бы неверным утверждать, будто «выдвиженцы» оказывались никчемными работниками. Школа, которую он проходили в ходе практической деятельности, тесное общение с талантливыми учеными, инженерами и организаторами производства, помогали многим из них стать крупными, по-государственному мыслящими руководителями. Что касается Хрущева, то по воспоминаниям он обладал прекрасной памятью, наблюдательностью, находчивостью, был в определенной степени наделен физической и нравственной неустрашимостью, отличался и таким привлекательным качеством как человечность. Не случайно позднее, после смерти Сталина, когда он встал во главе страны, ему удалось осуществить немало реформ, придавший социализму более привлекательный облик. Когда и где такие люди выдвигались на первые роли, дело шло более-менее успешно. В случае же карьерного роста неуча, у которого отсутствовали определенные задатки, помогавшие компенсировать безграмотность, провал был обеспечен. Следует добавить, что в 1930-1940-ые годы с «провалившимися» деятелями власти не церемонились. Поэтому руководители всех рангов из кожи вон лезли, стремясь продемонстрировать свою дееспособность и постараться справиться с порученным делом. Такая обстановка создавала неимоверную, нечеловеческую напряженность, накладывая непереносимый груз ответственности как на руководителя, так и на подчиненных, однако, объективно способствовала повышению эффективности их работы. Подобная школа воспитывала особый тип руководителя, жесткого и решительного, который стремился справиться с делом любой ценой. Характерен в этом отношении и пример Л.М.Кагановича. Получив в родных местах четырехклассное образование, он больше никогда и нигде не учился. Однако в дальнейшем, несмотря на изнуряющий труд чернорабочего, а затем рабочего-кожевенника и сапожника в Киеве, он усиленно занимался самообразованием, много читал. Позднее, находясь на высоких постах в партийной и государственной иерархии, будучи в течение более чем 30 лет членом Политбюро ЦК, Каганович решал сложнейшие вопросы, требующие как общего кругозора, так и специальных знаний. Каганович вспоминал, что ему при решении проблем помогало изучение дела непосредственно на месте, на предприятиях, в беседах с рабочими, инженерами и руководителями, дотошный разбор дел на совещаниях и собраниях, где сталкивались различные мнения, раскрывающие нутро вопроса. Но мы знаем также, какими методами достигался успех, насколько груб и, порою, жесток с подчиненными был «железный нарком», наделенный, с одной стороны, безграничной властью, а с другой, отвечающий собственной головой за конечный успех порученного дела. На примере персонального состава высших руководящих органов партии – Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК, избранных в 1939 году, можно проследить насколько последовательно проводились в жизнь нормативные основы кадровой политики. Большинство высших партийных руководителей являлись бывшими рабочими. Помимо упомянутых ранее Хрущева и Кагановича, назовем известные имена А.А.Андреева, К.Е.Ворошилова, М.И.Калинина, Н.М.Шверника, А.С.Щербакова и Н.А.Михайлова. Щербаков и Михайлов, пришедшие в руководящие структуры сравнительно поздно, в 1920-1930-ые годы, успели получить определенное образование – первый окончил ИКП, второй – три курса МГУ. Все остальные ограничились начальным образованием и больше нигде не учились. Среднее образование еще с дореволюционных времен имели И.В.Сталин и А.И.Микоян, происходившие из семей ремесленников и окончившие духовную семинарию. В.М.Молотов, Н.А.Жданов и Л.З.Мехлис, из семей служащих, окончили реальное училище, а Л.П.Берия, из бедных крестьян, - техническое училище. Самый молодой из высших партийных руководителей Г.М.Маленков присходил из семьи служащих и учился в 1921-25 годах в МВТУ, однако, вуза не окончил. Характерно, что рабоче-крестьянским присхождениием могли похвастаться больше половины, но отнюдь не все руководители. При этом, в начале 1920-ых годов, когда у руля партийного руководства стояла так называемая «ленинская гвардия», сильно поредевшая после полосы гонений и реперссий, представительство бывших рабочих и крестьян было более скромным (М.П.Томский, М.И.Калинин и Л.П.Серебряков), а образовательный уровень соответствнно значительно выше. Предпочтение, которое отдавалось бывшим рабочим, а также крестьянам, может быть продемонстрировано и на примере более широкого круга руководителей, входивших в состав членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVIII съезде партии в 1939 году (наркомы И.А.Бенедиктов, В.В.Вахрушев, А.И.Ефремов, А.Г.Зверев, В.П.Зотов, И.А.Лихачев, Ф.А.Меркулов, И.К.Седин, 1-ые секретари крайкомов и обкомов партии В.М.Андрианов, В.Г.Жаворонков, С.Б.Задионченко, Н.Г.Игнатов, В.Д.Никитин, Н.С.Патоличев, Н.М.Пегов, И.К.Седин, А.И.Шахурин, А.С.Щербаков, заместитель председателя Комиссии партийного контороля при ЦК ВКП(б) М.Ф.Шкирятов, председатель Президиума Верховного Совета РСФСР А.Е.Бадаев, 1-ый секретарь ЦК ВЛКСМ Н.А.Михайлов и др.). Однако, и здесь мы встретим немало деятелей, происходивших отнюдь не из рабоче-крестьянской среды (заместители председателя Совнаркома СССР А.Я.Вышинский и И.А.Вознесенский, наркомы Н.М.Анцелович, Б.Л.Ванников, В.А.Малышев, М.Г.Первухин, И.Ф.Тевосян и др.). Обращает на себя внимание, что большинство этих руководителей занимали не партийные, а государственные посты, связанные с руководством различными отраслями народного хозяйства. Всего в составе членов и кандидатов в члены ЦК количество деятелей не рабочего и не крестьянского происхождения достигало 25 проц. По результатом выборов руководящих органов партии на XIX съеде в 1952 году подобное количественное соотношение сохранилось. Таким образом, безусловно подтвержая социальную направленность нормативов кадровой политики, мы, вместе с тем, не можем согласиться с мнением некоторых авторов, что в СССР проводилась политика «социального апартеида». Такое определение звучит слишком сильно и не соответствует сложившейся ситуации, когда по идеологическим и чисто прагматическим обстоятельствам был дан «зеленый свет» выдвижению и получению образования представителям рабочих и крестьян, но, наряду с этим, от активной государственной и хозяйственной деятельности не отстранялись выходцы из иных групп населения. 3. Организационные основы кадровой политики. Непосредственным инструментом кадровой политики всегда оставался аппарат ЦК партии, а также в пределах их полномочий партийные органы на местах. Создание номенклатурной системы связывается обычно с постановлением Оргбюро ЦК РКП(б), принятым в июне 1923 года. В сответствии с этим постановлением устанавливалась первая номенклатура должностей в количестве 3,5 тыс., назначения на которые провизводились ЦК, а также вторая номенклатура должностей в количестве около 1,5 тыс. с назначениями соответствующими ведомствами, но с обязательным предварительным уведомлением ЦК. Кроме того устанавливалась ведомстаенная номенклатура, где производство назначений и смещений проводилось самими ведомствами, но учитывалось в ЦК. Кадровую работу в аппарате ЦК вел Организационно-распределительный отдел, в штатах которого уже в 1924 году насчитывалось 143 человека. Проводилась перепись ответственных работников и внедрялся их персональный учет. На основании учетных данных началась работа по формировнию резерва работников и выявлению подлежащих замене по тем или иным критериям, подбору кандидатов на занятие постов в партийном, государственном и хозяйственном аппарате. В личных делах находили отражение не только уровень образования, практический стаж и масштабы деятельности работника, но и потенциальные возможности, способности и склонности к определенному характеру деятельности. На уровне союзных республик, краев, областей и районов такую же работу проводили соответствующие партийные комитеты. Этими мероприятиями были заложены организационные основы номенклатурного принципа подбора и расстановки кадров, когда занятие определенной номенклатуры руководящих должностей осуществлялось под руководством и контролем партийных органов. Жесткая бюрократическая система, сорвершенствовуясь и, обрастая с годами соответствующими инструкциями и положениями, нарабатывая приемы и процедуры кадровой работы, позволила отладить механизм для построения аппарата, приспособленного для осуществления и удержания власти. В 1934 году организуется Отдел руководящих партийных органов (ОРПО) ЦК ВКП(б), заведующим которым в 1935 году стал секретарь ЦК и председатель Комиссии партийного контроля Н.И.Ежов. После назначения Ежова наркомом внутренних дел, с 1936 года во главе отдела стал выдвиженец Л.М.Кагановича Г.М. Маленков. С 1925 года Маленков занимал ответственные посты в аппаратах ЦК и МГК ВКП(б), и уже в 1934 году, был выдвинут на должность заместителя заведующего ОРПО. Другим заместителем заведующего работал вместе с ним А.С.Щербаков. Руководящие работники ОРПО вскоре оказались на первых ролях в партийной иерархии, что еще раз подчеркнуло значимость кадровой политики в деятельности правящей партии. В 1939 году на основе ОРПО образовалось Управления кадров (УК) ЦК ВКП(б). При этом начальник УК Маленков был избран секретарем ЦК, что сразу придало дополнительный вес вновь созданному управлению, в котором сосредоточился конторль за назначениями практически всех руководящих партийных, государственных и хозяйственных работников. В УК было организовано 47 отделов по кадровым вопросам в различных областях, а аппарат значительно вырос численно. Прослеживается тенденция увеличения количества должностей и охват все более широкого круга руководящих работников централизованным подбором и расстановкой кадров. В первые послевоенные годы их число превысило 25 тыс. В эту категорию, то есть в категорию так называемой основной номенклатуры, входили руководящие работники ЦК ВКП(б), Верховных Советов и Советов Министров СССР и РСФСР, министры и другие руководители ведомств СССР и РСФСР, их заместители, начальники главных и центральных управлений и основных отделов министерств и ведомств и их заместители, руководство ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ, члены Верховных судов СССР и РСФСР и их военных коллегий, руководящие кадры центральной печати, радиовещания и цензоры Главлита, руководство Союза писателей, руководящий состав и следователи по особо важным делам Прокуратуры СССР и МГБ СССР, руководящие кадры союзных объединений, трестов и контор, крупных предприятий, строек, НИИ, КБ, проектных организаций и вузов, секретари обкомов и крайкомов ВКП(б) и ЦК КП(б) союзных республик, руководители областных, краевых и республиканских советских и хозяйственных организаций, а также другие высокопоставленные лица. Включение должности в номенклатуру не зависило от того, была ли эта должность выборной, либо замещалась по назначению. Обращает на себя внимание, что в составе основной номенклатуры, наряду с руководителями центральных ведомств, первыми лицами республиканского и областного руководства, руководящими работниками карательных органов и военным руководством, велик удельный вес директорского корпуса крупных промышленных, научно-исследовательских и строительных организаций. Непосредственное влияние на руководителей производства через процедуру назначения призвано было ужесточить контроль и влияние высших властных структур на основные звенья экономики страны. Кроме основной, существовала так называемая учетно-контрольная номенклатура, для которой предусматривалась процедура учета и утверждения. Всего основная и контрольно-учетная номенклатура охватывла до 42 тыс. руководящих постов, причем учет и контроль доходил до уровня первых секретарей райкомов партии и председателей исполкомов районных Советов, главных специалистов крупных предприятий. При этом контроль на уровне областных и районных организаций касался в первую очередь РСФСР. По другим союзным республикам контролировалась ограниченная часть этой категории руководителей, так как кадровая работа велась республиканскими партийными организациями. Выдвижение в 1946 году на ведущие позиции секретаря ЦК А.А.Кузнецова и временная опала, наложенная на Маленкова, который на два года был отодвинут Сталиным на второстепенные роли и работал заместителем председателя Совета Министров СССР, привели к изменению и в руководстве УК. Начальником УК в 1946 году становится Кузнецов. В 1948 году, после отстранения и ареста Кузнецова, работа по подбору и выдвижению кадров была рассредоточена по самостоятельным отраслевым отделам аппарата ЦК, которые были образованы на базе УК. Сложился определенный бюрократический порядок выдвижения работников на должности высших руководителей, корпус которых количественно может быть оценен в 3 – 4 тыс. должностей. Как известно, в 1937 году, выступая на февральско-мартовском пленуме ЦК, Сталин именно таким количеством ограничел круг руководителей подобного ранга, названный им «генералитетом партии». В УК подбирались две-три кандидатуры на каждую вакантную должность с краткой характеристикой, и лично Маленковым, а позднее Кузнецовым, указывалось, кто именно из кандидатов может быть выбран предпочтительно. После этого лично Сталиным или одним из его ближайших сподвижников единолично принималось соответствующее решение, оформляемое затем официально как решение Политбюро, Оргбюро либо Секретариата, в зависимости от того, в чью номенклатуру входила данная должность. Что касается кандидатов на остальные должности, входящие в основной номенклатурный список, то они по представлению соответствующих партийных органов, отделов ЦК, министеств и ведомств рассматривались УК для получения согласия на их формальное назначение. Личные дела подлежащих номенклатурному учету руководящих работников, кроме анкетных данных и автобиографии, включали различные характеристики и справки, содержащие оценку работы, политической подготовки и личных качеств. Сюда же вкладывались письма-доносы, результаты проверок по ним различных комиссий, решения партийных органов, принятых по делам данного лица и т.п. материалы. Данные, содержащиеся в личном деле, анализировались, особенно на предмет наличия каких-либо расхождений или неясностей, в результате чего составлялась партийная характеристика, в которой, в частности, формальные критерии, которым должен был удовлетворять руководитель, сопоставлялись с информацией, вытекающей из документов. На основании партийной характеристики делался вывод о соответствии руководителя занимаемой должности или возможности выдвижения его на более высокий пост. Подобные обычные для бюрократической системы формальные походы составляли основу содержательной части работы партийных органов, подготовлявших необходимые решения по кадровым вопросам. Как правило, должностная карьера руководящего работника проходила через несколько этапов вхождения во власть. На первом этапе необходимо было показать себя во время работы в аппарате партийной и советской власти, на выборных постах в крупных парторганизациях предприятий и учреждений, на хозяйственной работе либо на работе в комсомольских и профсоюзных органах. Затем могло последовать назначение на самостоятельную руководящую работу, связанную с ответственностью за положение в городе, районе, на крупном предприятии либо в учрждении. И только те руководящие работники, которые зарекомндовали себя с положительной стороны, продемонстрировали владение принятой технологией управления и отвечали принятому стереотипу поведения ответственного работника в различных ситуациях, могли расчитывать на выдвижение в высшие эшелоны власти. Вначале они получали посты в качестве заместителей и помощников первых лиц, затем выдвигались как ответственные руководители структур центрального аппарата управления и отдельных отраслей народного хозяйства, а также региональных руководителей. Таким образом формальные критерии, действующие на начальном этапе подбора и расстановки кадров, дополнялись многоэтапной проверкой в ходе практической деятельности. На практике проверялась как политическая лояльность и преданность партии, которая понималась как безусловная преданность вождю, а также умение бесприкословно выполнять директивные указания сверху, так и деловые, профессиональные качества, необходимые для организации работы. При этом система избавлялась от случайно попавших в ее состав, не обладавших необходимыми качествами, в первую очередь, организаторскими способностями, необходимыми для занятия руководящих постов. Параллельно живая практическая деятельность обеспечивала обучение руководящих работников навыкам и знаниям, необходимым для успешной управленческой работы, которые могут быть успешно освоены только в процессе такой работы. Однако, весьма часто субъективные обстоятельства, интерперсональные факторы, а не реальные успехи либо неудачи работника оказывали решающее влияние при принятии решений по кадрвым вопросам. При этом в условиях закрытого тоталитарного механизма управления субъективная воля отдельного руководителя при необходимости легко преодолевала негативные моменты, препятствующие по формальным признакам занятию той или иной должности, и наоборот, многократно усиливала моменты в этом плане позитивные. 4. Интерперсоналная составляющая кадровой политики. Как отмечалось выше, подбор и расстановка кадров производились по анкетным данным, но субъективные факторы и неформальные связи всегда играли в кадровой политике партии весьма существенную, а в ряде случаев решающую роль. Неформальные межличностные отношения, в том числе отношения личной преданности и покровительства, фаворитизм, родственные и дружеские связи, обмен услугами, неизбежно возникают в любой организации и структуре и не только в советской системе. Поэтому трудно переоценить значение личных связей в номенклатурном отборе кадров. Попадание в «обойму» перспективных работников, переход в аппарат и последующая аппаратная карьера зависели от протекции вышестоящих номенклатурных чинов. Более того, сила этих личных связей влияла на фактический вес данного руководителя, его положение во властных структурах. При этом личное и неформальное влияние руководителей различного уровня и образование на этой основе многуровневых неформальных иерархий захватывала не только отдельных лиц, но и целые группы и организации. Это выводит интерперсональные факторы в плоскость привелегированных отношений между властными группами или группами и индивидом, лишая их зачастую межличностного контакта и эмоционального наполнения. Как следствие, практическая реализация кадровой политики неизбежно выводит ее на интерперсональный уровень по целому ряду направленй. Описанный выше порядок работы по подбору и расстановке кадров характеризует ту роль, которую играли руководящие работники аппарата ЦК ВКП(б), и особенно Г.М.Маленков, а затем А.А.Кузнецов, в деле выдвижения кандидатов на командные посты по всей стране. Недаром работники, получившие опыт руководящей деятельности под патронажем Маленкова, а также те, кто был ему хорошо известен по совместной работе в Москве и смог продемонстрировать на деле свою личную преданность, выдвинулись в число крупных руководителей, как в центре, так и на местах. Точно также действовал и Кузнецов, выдвигая деятелей, работавших с ним в Ленинграде. «Групповщина» всегда вызывала негативное отношение в верхах, поскольку она угрожала авторитету и дееспособности диктаторской власти. Однако, на практике это широкомасштабное явление продолжало существовать и развиваться. Известно, например, как тесно связана партийная карьера Н.Н.Шаталина с именем того же Маленкова. Окончив а 1933 году Московский педагогический институт им.Ленина, двадцатидевятилетний Шаталин, происходивший из крестьянской семьи и имевший еще до поступления в институт опыт комсомольской и педагогической работы, некоторое время был директором средней школы в Красноярском крае и начальником политотдела совхоза. В 1935 году он поступил в аспирантуру пединститута, затем преподавал и стал даже его директором. Полностью отвечая всем критериям, необходимым для выдвижения на руководящую работу, Шаталин в 1938 году назначается инструктором в аппарат ЦК ВКП(б). Попав в поле зрения Маленкова и быстро завоевав его доверие, он уже в начале 1939 года выдвигается 1-ым заместителем начальника вновь организованного Управления кадров, возглавляемого Маленковым, тогда же ставшем секретарем ЦК ВКП(б). В 1944-1947 годах Шаталин являлся председателем Бюро ЦК ВКП(б) по Эстонии и Латвии. Временная опала, наложенная на патрона, отразилась и на карьере Шаталина – в 1947 году он переводится редактором журнала «Партийная жизнь», а в 1948 году отсылается из Москвы одним из секретарей Хабаровского крайкома партии. Во время работы в Хабаровске с Шаталиным случилась неприятность. В октябре 1948 года он участвовал в рыбной ловле запрещенным способом «путем глушения взрывчатыми веществами». Из-за неосторожного обращения с пирокселиновыми патронами другой участник рыбалки командующий Амурской флотилией контр-адмирал Антонов получил тяжелое ранение и скончался. На Шаталина был наложен выговор по партийной линии, однако, к тому времени Маленков вернулся на пост секретаря ЦК и более тяжелых последствий удалось избежать. Более того, Шаталин вскоре вновь пошел на повышение, заняв в 1950 году пост заведующего Планово-торгово-финансового отдела ЦК ВКП(б), который после ликвидации Управления кадров руководил кадровой и партийно-организаторской работа в данной области. После смерти Сталина и выдвижения Маленкова на пост председателя Совета Министоров СССР карьера Шаталина круто пошла вверх. Он становится секретарем ЦК и после ареста Берии одновременно назначается 1-ым заместителем министра внутренних дел СССР с задачей осуществления партийного контроля и чистки карательных органов от «бериевцев». В 1955 году в связи со смещением Маленкова начался и закат карьера Шаталина. Удаленный из столицы на должность 1-го секретаря Приморского обкома, он через год вернулся в Москву, заняв вначале сравнительно малозначительный пост заместителя министра госконтроля СССР, а еще через два года - члена Комиссии советского контороля Совета Министров СССР. С 1960 года Шаталин, еще недавно вершивший судьбами людей, обладавший властью как возвысить, так и прогнать, и посадить, работал на скромной должности заместителя директора НИИ планирования и нормативов при Госплане СССР. В последние годы опубликовано большое количество документов, анализ которых приводит к пониманию некоторых конкретных обстоятельств практической реализации кадровой политики и влияния на нее субъективных факторов, связанных с реальными личными взаимоотношениями в среде высших руководителей и исполнителей их воли. Становится более понятным, каким образом интриги в кремлевском руководстве влияли на расстановку руководящих деятелей. Реальность постепенно замещает мифы и предположения, получившие распространение из-за недоступности подлинных фактов. К сожалению, в советском государстве далеко не все изначально документализировалось, а ряд архивных материалов целенаправленно уничтожалось, дабы таким образом задним числом способствовать искажению истины. При этом воспоминания участников событий, когда такие воспоминания существуют, не всегда вызывают доверие, так как велик соблазн показать в выгодном свете собственную роль в происшедших событиях. Поэтому многие подробности, особенно в части субъективных моментов реализации кадровой политики, могут быть восстановлены лишь условно-предположительно. Следует указать весьма определенно, что в послевоенные годы именно столкновение различных властных группировок, стремившихся занять руководящие позиции, оказало решающее влияние на персональный состав руководства страны. Жесткое противостояние в кремлевском руководстве, связанное, как правило, с репрессивными акциями, в меньшей степени, чем в довоенные годы, сопровождалось чисто политической внутирпартийной борьбой. При этом Сталин в стремлении укрепить свое положение единоличного диктатора неизменно обращался к репрессивным методам как с целью недопущения усиления той или иной группировки в своем окружении, так и для ослабления и ликвидации местных номенклатурных кланов, сложившихся на основе доверительных личных отношений и опиравшихся в своей деятельности на покровителей в центральном руководстве. В свою очередь, успешная реализация репрессий становилась возможной ввиду наличия указанных группировок, в интересах каждой из которых было устранение конкурентов. Опираясь на ту или иную из них Сталин успешно решал задачи укрепления собственной власти и был в состоянии проводить «чистку» в своем ближайшем окружении, среди «верхушки» властного слоя. Традиционная концентрация власти в руководстве карательных органов, безусловное подчинение их и личная преданность вождю делало проведение подобных операций вполне осуществимой. При этом патернализм, являвшийся необходимым элементом выживания во властных структурах, оказывался явлением неискоренимым, несмотря на самые жесткие меры противодействия. Взамен разрушенных связей и поверженных кланов неизменно появлялись новые. Среди руководителей, выдвинувшихся в результате кадровых перемещений, которые последовали за репрессиями в годы «большого террора», выделяется фигура А.А.Жданова, становшего в 1934 году, сразу после убийства С.М. Кирова, первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) и одновременно секретарем ЦК ВКП(б). Вскоре Жданов уже рассматривался в качестве ключевой фигуры в партийном руководстве. В 1938 году состоялось утверждение Жданова заведующим Отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), органа способствующего формированию политических установок, обязательных для выполнения всеми властными структурами. В 1939 году Жданов избирается членом Политбюро и вторым секретарем ЦК ВКП(б). «Сталин Жданова больше всех ценил. Просто великолепно к Жданову относился», - вспомнал позднее В.М.Молотов. Жданов много занимался ленинградскими делами, а также внешнеполитическими проблемами, связанными с советско-финляндской войной и советизацией прибалтийских республик, во время войны он находился в блокадном Ленинграде. Необходимость в повседневном руководстве политико-идеологической сферой способствовала выдвижению А.С.Щербакова, который, занимая с 1938 года пост первого секретаря МГК и МК ВКП(б), одновременно с 1941 года стал секретарем ЦК ВКП(б) по идеологии и с 1942 года - начальником Главного политического управления РККА. При этом руководителем Управления пропаганды и агитации ЦК еще в 1940 году был назначен Г.Ф.Александров, ставленник Маленкова, постепенно удавливший ждановских выдвиженцев из этого ведомства. Вскоре после скоропостижной смерти Щербакова, последовавшей в мае 1945 года, руководство идеологической сферой перенял секретарь ЦК Маленков. Наряду с должностью начальника ключевого в аппарате ЦК Управления кадров, он выполнял перешедшие к нему в годы войны от Жданова обязанности второго секретаря ЦК. Таким образом, позиции Жданова в центральном руководстве были в значительной мере ослаблены. Влиятельное положение, занятое Маленковым, подкреплялось его тесным взаимодействием с наркомом внутренних дел Л.П.Берией. Появившись в Москве в 1938 году и став наркомом в 1939, он укреплял свое положение переводом в центральный аппарат НКВД и продвижением по служебной лестнице лично преданных людей, хорошо известных по работе в Грузии. Должность 1-го заместителя наркома внутренних дел занял В.Н.Меркулов, чекист и партийный работник из Тбилиси, начальником Иностранного отдела НКВД стал В.Г.Деканозов, работавший ранее заместителем председателя Совнаркома Грузинской ССР, начальником Следственной части НКВД - бывший заместитель наркома внутренних дел Грузинской ССР Б.З.Кобулов, начальником Главного транспортного управления НКВД - бывший партийный работник из Грузии С.Р.Мильштейн, начальником Управления НКВД по Ленинградской области - бывший нарком внутренних дел Грузинской ССР С.А.Гоглидзе и т.д. Однако, Берия нуждался в союзниках в высшем руководстве страны, и фигура Маленкова как нельзя лучше подходила для этой роли. В условиях единоличной сталинской диктатуры именно такой союз партийных и карательных органов обеспечивал необходимые условия для собственного выживания и оттеснения конкурентов. Однако, монопольное положение этой группировки, к которой тесно примыкали также заместители председателя Совмина СССР М.Г.Первухин и М.З.Сабуров, не могло не беспокоить болезненно подозрительного вождя. Удар по маленковско-бериевскому союзу нанесло так называемое «авиационное дело». В начале 1946 года были арестованы, а затем осуждены на различные сроки нарком авиационной промышленности А.И.Шахурин, командующий ВВС главный маршал авиации А.А.Новиков и другие руководители военной авиации. Формальным поводом для обвинений послужили выпуск и приемка «заведомо бракованных самолетов, что приводило к большому количеству аварий и катастроф в строевых частях ВВС, гибели летчиков». Недовольство Сталина работой авиастроителей и их заказчиков–военных вызвали скорее не аварии и гибель людей, а серьезное отставание в развитии реактивной техники, уступавшей немцам и американцам, и делавшей советские ВВС заведомо слабее в начавшемся послевоенном противостоянии. Недаром в 1951 году, на совещании с руководителями оборонной промышленности Сталин говорил: «Шахурин и Новиков ведомственные интересы ставили выше государственных, загубили дело и после них пришлось работать, чтобы наладить производство реактивных самолетов». По результатам «самолетного дела» Маленков, который отвечал за работу авиапромышленности, в 1946 году был лишен поста секретаря ЦК, а место руководителя политико-идеологической сферой и второго секретаря вновь занял Жданов. Маленкова перевели на должность заместителя председателя Совета Министров СССР. Одновременно должности министра внутренних дел лишился Берия, за которым был оставлен пост заместителя председателя Совета Министров СССР, а его ставленник Меркулов заменен на посту министра государственной безопасности начальником Главного управления контрразведки Красной Армии «Смерш» В.С.Абакумовым. Недоверие, выраженное Берии и Меркулову, объяснялось их якобы недостаточной активностью в деле разоблачения фигурантов «самолетного дела». Благодаря такому кадровому маневру Сталину удалось отстранить Маленкова от решения важнейших партийно-государственных дел, а также лишить Берия влияния на работу органов госбезопасности. Маленков нес теперь ответственность за развитие реактивной авиационной техники, а Берия – за реализацию атомного проекта.