Мы идем на Пиркули.

Это было в первые годы строительства ШАО. Было лето, мы деревенские мальчишки бегали купаться на озеро расположенное в пол пути от села до Пиркулей.

Камышево озеро.

Тропа к Камышеву озеру проходила по открытой холмистой местности, иногда пересекая неглубокие овражки, где в тени кустарников звенели ручейки, просачиваясь из под мшистых почерневших корневищ, в прозрачную родниковую купель.
Испив холодной ключевой воды, из родника у алычового куста, узкая овечья тропа резко сбегала вниз, в прохладу утреннего сумрака. Перейдя ручей и поднявшись из сырого мрачного яра по крутому откосу, тропа неожиданно выходила к озеру, предлагая путнику остаться здесь или идти к колхозным садам, а далее через речку Агсу в аулы Калигбурт и Сысты.
Озеро находилось на открытом возвышенном месте, защищенным холмами с севера, откуда по курабенту выложенному из песчаника журчал ручей. В жаркие летние дни, когда ручей истончался до незаметной струйки, озеро сильно мелело, обнажая илистое днище в восточной оконечности. Одолеваемые мухотвой и бзиком, стадо буйволов привычно, безмятежно нежилось в этих грязевых лечебницах. Средина озера была в плотном кольце Камышевых зарослей, где за живой стеной все время, что-то таинственно плескалось, ухало и скрипело. Стайки птиц с шумом срывались из глубин Камышевых зарослей, пронзительным клекотом оглашая окрестности. Окраинные плавучие островки, из камыша и ряски мгновенно оживали, шевелились словно чудища, несметными стаями лягушек, змей и черепах. Завораживающее пиршество земноводных привлекало, манило, живописуя рыбный райский уголок. Не многим смельчакам случалось доплыть в эту тревожную неспокойную, но неизменно манящую пастораль. Осторожно, чтобы не запутаться ногами в ряске, взгромоздиться на островок из корневищ камыша мнголетки, и выждав пока все стихнет, закинуть поплавок в просвет меж травой и камышом, на зависть всем.
Умывшись в росной траве, и стряхнув сонливость, солнце уже заметно пригревало затылки. Случайный утренник, возникший из ниоткуда, прогулявшись по окрестным кустам и камышовым зарослям, покрыл рябью еще сонную гладь воды
В этот ранний час озеро казалось безлюдным. Берегом мы прошли в дальний угол к тихой заводи, языком впадающей в кустистый овражек. Здесь мы заметили несколько рыбаков. Струйками, просачиваясь из оврага, влага образовала здесь непроходимый, поросший травой мочаг, иногда затопляемый водами озера. Камышовые заросли в этом месте близко подступали к берегу. Все это располагало уютом и тишиной, привлекая любителей лова. Увидев школьного знакомого, по узкой тропинке между кустов, я спустился на маленький пяточек земли, свободной от воды. На вопрос как идут дела, Василий молча кивнул на кокан, привязанный к ветке шиповника. Потянув за нитку и ощутив груз, я одновременно испытал чувство ответственности, за чужие еще трепещущие жизни, решив понапрасну не беспокоить их и не вытаскивать из воды. Столько рыбы мне еще не приходилось держать в руках, а ловить и подавно. Не самый удачливый, часто вызывающий усмешки среди своих сверстников, Василий по прозвищу Лопух, теперь вызывал во мне скрытое восхищение и зависть. Вот везунчик. Почему, ну почему скажите на милость, удача, успех, словно пугливая птица, все время облетает меня стороной, будто боясь избаловать своими щедротами. Заметив, что мои попутчики уходят, я поспешил оставить приятеля, опасаясь как бы, ветреная подруга удачи, не изменила ему.
Поднявшись выше по склону и обойдя мочаг, мы вновь спустились на приозерную тропу. За стеной камышовых зарослей, нам открылась чистая прозрачная гладь воды, а на ее поверхности мы неожиданно увидели плавающий снежно белый плот, с пассажиром наверху. Нашему удивлению не было предела. Что за чудо, и кто тот загадочный пассажир наверху. Подойдя ближе к берегу, Рамазан помахал рукой, желая обратить на себя внимание. Но плот, как ни в чем не бывало, продолжал плыть своим прежним курсом. Всегда, спокойный, сдержанный Ванька Зайчик, не выдержав, и набрав полную грудь воздуха, громко свистнул, покрывшись красными пятнами от напряжения. Но на плоту, был полный штиль, без признаков жизни, словно после оглушительного нападения морских разбойников.
Чтобы вот так, у всех на виду, и в грязь лицом, но это была неслыханная дерзость. Либо он глухой, либо не знает, с кем имеет дело
- Что, может ему уши прочистить, – подначил Федя Королев или попросту Король.
- Давай, давай сюда, – крикнул Рамазан, достаточно ясно предлагая не создавать проблем и не испытывать судьбу, а быстренько следовать к берегу. Он имел на это полное право. Действительно кому нужны искусственно созданные проблемы. Говорю это с полной уверенностью. Ах, вы не знаете, кто такой Рамазан и Ванька Зайчик, сейчас я объясню.
В селе нет пацана, который бы не знал Ваньку зайчика, либо Рамазана. Многим еще памятна громкая история с учителем математики. Когда в ответ на удар пеналом по голове, громко хлопнув дверью, и выйдя на улицу, они решили навсегда покончить с произволом. Лишь только прозвучал последний звонок, разгоряченный Рамазан вошел в класс и в присутствии учеников стал вызывать учителя для разборки на улицу, где меньше свидетелей. Увидев что за спиной Рамазана стоит Ванька, математик стал пятится, пенится слюной, и кричать во все горло: “Свинья, парасенка я буду всех вас растапчать”, пока не прибежали учителя. Но дело на этом не закончилось. Выждав пока опустеют классы, а математик появится на порожках школы, Рамазан тут же влепил ему звонкую пощечину, и спокойно зашагал себе с чувством исполненного долга. Позже его отчислили из школы. Но, похоже, его это мало волновало, и угрызений совести он не испытывал.
Пока одни кричали, а другие бросали камни, соревнуясь в меткости, Ванька Зайчик молча прошел к берегу и стал неспешно раздеваться. Плыть было довольно далеко, а вода была еще слишком холодна. Стоявшие зрители только недоумевали, поеживаясь, представив каково это, окунуться без нужды, в столь ранний час. Но мало кто из присутствующих сомневался, что он это сделает. Не далее, как на прошлой неделе, на спор, он проглотил живую лягушку. Правда, она была еще в подростковом возрасте, но это не меняет дело. Решимости ему было не занимать. Раздевшись, он, не спеша, но уверенно поднялся на камни, стаявшие торчком над водой, и изготовился ласточкой, с головой окунуться в холодную пучину, чтобы разобраться с обидчиком. Но подошел Василий, он был несколько озадачен происходящим, и поспешил объяснить, что тот злосчастный пассажир, никто иной, как глухой Архипыч, с Кощей забегаловки, а плавал он на пемзе, которой валом на обсерватории.
Времени было еще достаточно, чтобы вернуться к обеду и, мы решили идти.

Мы идем на Пиркули.

Мы тронулись в путь, не сомневаясь в успехе. По возбужденным лицам, было заметно, что предприятие сулит не мало интересного. Уверенность прибавляло и то, что рядом шли Рамазан и Ванька зайчик. Откровенно говоря, многих просто распирало от гордости, быть в деле, рядом с ними, не пасующими перед трудностями и не ведавшим страха, И только Василий если и не выказывал своего недовольства то, по крайней мере, был ко всему безучастным. Словно не понимая, куда и зачем, и нужно ли ему это.
В детстве, любящие родители, звали его Василек, за малый рост и цвет васильковых глаз. Бегая голышом по двору, он имел обыкновение выскакивать на улицу во время прогона стада и, цепляясь клещом за хвост теленка, или равнодушной ко всему буйволицы, катился себе до самого Ермильчего мостика. Причем, он проделывал это так мастерски, так виртуозно, что случайные прохожие лишь удивленно разевали рты, и качали головой. А если кто и осмеливался, выразить недовольство, или осуждение, то было непонятно, чего в их голосе было больше, милостивого материнского пошлепывания, или отцовского кнута. Зависнув на хвосте и исполняя всевозможные пируэты, словно космонавт в невесомости, он при этом, чертил замысловатые колбаски, босыми ногами, словно полозом санок, в лоне густой смолистой пыли. Глядя украдкой, каков пострел ее любимый сын, мать в душе надеялась, что в будущем он будет космонавтом, или летчиком. Выглянув на улицу, она как можно строже и громче кричала
- Василек, а ну домой зараза, - и, осмотревшись по сторонам, тут же добавляла, - а то сейчас нашлепаю, – так что ни кто из соседей не усомнится в подлинности материнского гнева.
Но вот однажды, нагнав молодую буйволицу, и почти зависнув на ее хвосте, он неожиданно оступился о камни Ермильчего мостика, и со всего маху свалился на землю, зарывшись носом в придорожной пыли. Буйволица, медленно и отрешенно поведя головой по сторонам, почувствовав неожиданное облегчение, и расслабившись, вдруг пустила шумную теплую струю, пряма на белобрысую голову Василька. А затем, почесывая языком, правый бок щедро набросала с верху жидких лепешек. И с тем же равнодушием, раскачиваясь из стороны в сторону, потопала дальше, пережевывать жвачку.
Сдобренный буйволиной благодатью, Василек с тех пор, стал резко прибавлять в росте, заметно опережая своих сверстников, и вскоре превратился в Василия по кличке Лопух.
В компании он казался чужеродным, случайным попутчиком. Он мало говорил, и мысль его казалось, так долго бродила, вызревала в нем, что заслуживала самого пристального внимания со стороны. И когда, остановившись, он вдруг произнес.
– А куда вы собственно поковыляли, - все в недоумении обернулись, на его неожиданно твердый голос.
– Вы что, не знаете, что там нужен пароль, - таинственность и загадочность была здесь не в чести, а неопределенность начинала раздражать.
- Какой еще пароль, – заносчиво крикнул Королек, - так что его сгоревший на солнце острый нос, еще больше закраснелся, как бы горячась и отдуваясь за весь профиль обветренного в мелких струпьях лица.
- Пароль, обыкновенный пароль, - не вполне понимая, чего от него хотят, виновато произнес Василий,
- Иначе на обсерваторию не пустят, дядька у меня там работает.
- А что, может и правда, а, - засомневался Игорь, нагибаясь и срывая дозревающие семена соцветий придорожной травы,
- Я слышал, что за километры трубой муху фильтруют.
- Говори не томи, что за пароль - приседая на камень, равнодушно допытывался Ванька Зайчик
- Да, вылетело из башки, - растерянно, переминаясь с ноги на ногу, тихо произнес Василий, по всему было видно, что он уже не рад сказанному и теперь искал возможности без потерь закончить этот разговор.
- Кажется на букву п.
А Может действительно все не так просто. И сказанное Василием не столь уж беспочвенно. Осторожность не помешает. А впрочем, к черту сомнения, чтобы не прослыть трусом.
И словно услышав витающую мысль. Король картинно выставив ногу вперед, подбоченясь, на высокой ноте сказал как выстрелил.
- На букву п. Да он просто сдрейфил, решил слинять, че не ясно, - цепляясь когтистым взглядом то на Рамазане, затем на Ваньке зайчике и надолго, по-королевски, снизу вверх, зависнув на обвиняемом.
- Гей, мужики, гляньте, что я нашел! - прокричал Игорь, указывая, на свежую нору под кустами, в расщелине между камней,
- Барсучья, - сказал Зайчик.
- Лисья.
- Барсучья.
-Барсук роет нору в низких чашебниках, подальше от тропы, - пояснял Игорь.
- Много ты знаешь, - прервал его Зайчик, поднимаясь по круче.
- Вспомнил, вспомнил, - Догоняя на взгорке, прокричал Василий.
- Чего ты вспомнил? - раздраженно спросил Рамазан.
- Пароль вспомнил.
- Ну и.
- Звезда.
- А говорил что на букву п.
Пыхтя, и одолевая последние метры подъема, Василий казалось, не слышал слов Рамазана.
Нет определенно он, что-то знает. Зачем ему врать.
Король, пароль не выходило из головы, и не забыть звезда. Сумбур слов, обрывки фраз произвольно крутились, складываясь в незамысловатые рифмы.
- А знаете, как запомнить пароль, – рискую обратиться с сокровенным, когда тропа, перевалив гору, пошла на спуск.
- Пусть каждый сочинит по стихотворению с этим словом.
- Тоже мне поэт - с укоризной бросил Король.
- Еще один романтик на букву п. - сказал Игорь, и все засмеялись.
- Давай валяй - сказал Король.
В этой жизни должно отметиться каждому. Главное сделать это вовремя. Силюсь вспомнить, но что-то заклинило в башке. Надо расслабиться.
- Ну, если Король разрешил. Но ты будешь следящим, - тянул я время.
Если ты не Король, не учен человек,
Тебе нужен пароль, один раз и навек,
Если ты не звезда, если ты не герой,
Пасть на нитки зашей,
Жопу клеем заклей
Щи лаптями хлебай
Землю носом паши,
Если ты не звезда,
Если ты не герой.
Наконец выпалил я.
- За Короля ответишь, - крикнул Федя и все снова дружно засмеялись, набирая ход по спуску, и перегоняя друг друга.
- Что-то вы много ржете, – заметил Рамазан.

Оставив Дженгинский лес с лева, буераками, мы вскоре вышли к ограждению, за которым начинались складские помещения, далее в десятке метров шло строительство двухметрового телескопа. Оценив диспозицию, мы быстро попрыгали через забор, оставив Василия в кустах, на атасе.
Большие, аккуратно сложенные в ряд листы, пугающие своей откровенной неприлично девственной белизной, отозвались волшебной музыкой в наших сердцах, истомившимися долгим путешествием. Ослепленные, мы пристально смотрели на вожделенные листы пемзы. Поистине, это было неодолимым испытанием воли, оскорбляющим наше взрослеющее мужское чувство, требующее сиюминутных наград,
Прежде связанные одной цепью, потеряв самообладание, мы безудержно, суматошно, бросились к желанной цель, испив до конца жажду обладания.
Король, несколько это было возможно, громко, истерично крикнул, - берите по две, так будет прочней. Поистине, в эту минуту, он был достоин звания героя и Короля. Но вопреки совету каждый решал эту задачу сам, второпях, не оглядываясь на товарища и не думая о будущем. Самые решительные, Рамазан и Ванька, бросились в глубь склада, чтобы и там навести марафет.
Но вдруг, стоявшие вблизи окна, замерли, прислушиваясь. Секунды замешательства, сомнений и вслед за посвистом, имитирующим птичий, со стороны леса раздался отчаянно резкий пронзительный свист, как удар пастушьего хлыста на выгоне.
Проем окна показался нам узкой непреодолимой щелью, в замкнутом пространстве. Местом решающей битвы, за вожделенное желание свалиться кубарем вниз, лишь бы быстрей освободится из вынужденного плена. Падая из окна на землю, а затем, перепрыгивая через забор, мы слышали крики, ругательства топот бегущих ног позади. Быстрей к спасительному лесу, но крики лишь нарастали, не давая расслабиться. Стремительно проваливаясь в яр никто, не замечал, как хлестко стегают ветки по лицу, как нещадно царапаются, раздирая одежду, кожу шипы ажинника и шиповника. Но спуск закончился, мы остановились, тяжело дыша, прислушиваясь и озираясь по сторонам, в нескольких метрах от кромки леса.

Глаза напротив

Зайдя в лес и пройдя значительное расстояние, мы успокоились и решили выйти из Джангинского леса, а затем, минуя обширную поляну спуститься к озеру. И только Василий из предосторожности, неуверенно предложил сделать крюк, с тем, чтобы выйти на Калигбурдскую тропу, а по ней к озеру. Но при царящем всеобщем победном возбуждении ни кто не хотел, и слышать об этом, обрушив на него весь копившийся гнев, и упреки в трусости.
Наконец выйдя из Джангинского леса и еще испытывая некоторую неопределенность и тревогу, Мы вновь огляделись кругом, лента дороги слева, до Пиркулей, была пуста, на холмах вблизи поселка никакого движения не наблюдалось. Пройдя по полю вдоль кромки леса, и окончательно уверившись в безопасности, мы смело вышли из укрытия, и решительно двинулись по направлению к озеру. Несуетное солнце уже отмерило большую часть пути, бросая длинные тени от деревьев, и неторопливо склоняясь к горизонту. Перед нами было открытое поле, а далее по овражистой местности мы спустимся к озеру. Кроме порывистого теплого ветра, да мелодичного цвирканья одинокой крохотной крапивницы в кустах терновника, ни что не нарушало покой и тишину этих мест, ни что не напоминало о недавних тревогах. Весело без оглядки зашагали мы по поляне. Недавнее приключение казалось лишь недоразумением и только подзадоривало нас, будто мы получили дополнительную подзарядку. Круглая башня обсерватории, видимая издалека, становилась все меньше. По мере того как мы все дальше и дальше уходили от Джангинского леса и Пиркулей, наша уверенность возрастала, переходя в беспечность, и некое скрытое торжество одержанной победы. Настало время считать потери. Наши трофеи были так измочалены лесными гущами, что потеряли свой прежний лоск и блеск, и теперь имели жалкий вид. Но это ни сколько не смущало нас. Шумной беспечной толпой, шли мы по открытой местности, бодрясь и отшучиваясь, и не оглядываясь назад. Цель было близка, и нам незачем прятаться по оврагам и балкам. И лишь острожный Василий, молчаливо бредущий позади всех, озираясь по сторонам, примечал, как по дороге неспешно проехала машина с брезентовым кузовом, и скрылась за поворотом, как на спуске от Пиркулей внезапно появился всадник, а за ним другой. Постояв на бугре, всадники неспешно спустились вниз, и двинулись вдоль трассы, ни чем, не привлекая внимания.
Как это случилось, что произошло, но вдруг все побежали. Но что более странно, бежали не вперед, где невдалеке было озеро, и родные близкие сердцу места, но стремительно неслись обратно, в сторону Пиркулей. Нужно было время, чтобы понять, проанализировать. Я не мог иначе, глупо, что-то делать, без осознания необходимости. Стрелки моих часов двигались слишком медленно, не оставляя ни каких шансов на спасение. Подчиняясь скорее интуитивному требованию самозащиты, живому нарастающему страху, я побежал. Бежал в том же направлении, как и все, постепенно осознавая, что это единственно верный путь к отступлению. Встающий лес впереди, был теперь моей заветной целью. Итог всех устремлений. Мысль, намного опережала мои одеревеневшие ноги, вот я нагнал остальных, и даже где-то вышел вперед. А между тем, как в замедленном кино, ноги двигались предательски медленно, нежелая подчиняться воле, расстояние нарастало.
Я несся косогором, пересекая рытвины и ухабы, ни на миг, не разжимая запотевших рук, не ослабевая хватку, так будто они навсегда приросли к телу пемзы. Кто откажется от приобретения, завоеванного с таким трудом. Мысль, возникшая ниоткуда, случайная мысль, что в этом есть даже некий уют, что ни дождь, ни град, ни прочие неприятности мне не помеха, надолго зацепилась в потаенных уголках, в паутине сознания, она билась, свербела, ни на миг не покидая разгоряченной закипающей, словно чугунок в жаровне, голове.
Уже я слышал; храп лошади позади, бряцанье сбруи и гортанный, режущий слух, голос. Не понимая смысла слов. Этот голос, я потом его слышал не раз, во сне, вскакивая среди ночи потный, с постели.
Просвистел короткий, хлесткий наотмашь удар плети. Куски Пензы в разброс, гонимые ветром. Броситься на колени, дяденька прости, но сброшенный крупом лошади взлетаю, до небес и парю, парю в облаках. И вдруг, о господи…, кажется, лечу обратно, вниз, в пропасть, в преисподнюю, кручусь волчком в воздухе, повергнутый, униженный падаю на землю, и лечу под откос. Но что это, какое жестокое садистское испытание, в самую гущу зарослей крапивы, может неслучайно вставшей на моем пути, непроходимыми дебрями, по отцовски и, жаля и как оказалось милуя. Лицо, руки, все тело, как ошпаренное кипятком, стонало, взывало с мольбой о помощи и пощаде. В судорожном, безотчетном угаре, словно птица, приговоренная к топору, всем телом прижимаюсь к матушке земле, мордой вниз. Тяжело дыша, поглощаю все запахи природы. Из последних сил пытаюсь задержать дыхание.
Все не так безнадежно. Провидение дарило призрачную надежду. Мы еще повоюем. Надо ли сдаваться, пискнуло внутри. Мужество, гордость, достоинство, честь, на какую безделицу вас променять. О чем вы мечтаете Сем. Так хочется экстрима, вот так, спокойно, безмятежно полежать, позагорать в тени крапивы, погрезить о том, о сем. Заветная мечта детства. И вот, свершилась.
На какое то время задерживаю дыхание, чтобы услышать топот приближающихся копыт. Но сердце молотом стучит в груди, в висках. Стебли крапивы в такт, предательски исполняют пьяный танец поверженной жертвы. В просвет между зарослями, я увидел круп лошади. Медным памятником она высилась надо мной, в готовности раздавить копытом подлую змею. В победном азарте она двигалась, перебирая ногами, не слушаясь всадника, и порываясь скакать. От резкого рывка уздечки, лошадь сделала круг, уйдя из видимости. И вдруг, прямо надо мной, из под кудрей черной бараньей папахи, заросшее лицо, и чьи то сверлящие глаза. Сильней впечатался в землю. Лицо еще горит, но остальные части тела холодеют. Эти глаза, они смотрят пристально, неотрывно. И вот наши взгляды встретились, в такой близости они не могли, не встретится. Еще секунду и он отпустит лошадь. Не в силах выдержать пытки, и чтобы не заорать и не броситься в лес, я закрываю глаза, предавшись слепому случаю.
Когда я вышел из укрытия и стал искать тропу, начал накрапывать дождик. Было уже почти темно, и можно было не опасаться преследований, но впечатления дня были еще слишком свежи, не давая чувствам расслабиться. Туман лениво бродил, стлался над Дулашевой поляной, цепляясь седой бородой за Лаблухин бугор. Было сыро и зябко. Осень, неприятно, тоскливо напоминало о своем скором приближении. С верху, на расстоянии, Камышовое озеро, обезлюдившее в этот поздний час, выглядело сиротливо, неприглядно, встречая меня сумрачно и неприветливо. Чета уставших лошадей одиноко бродившая по косогору, изредка поднимая морды от травы, чутко вглядываясь в сгущающуюся тьму. Пошел мелкий дождик, смывая грязь с лица, с одежды. На душе становилось чище, светлей и покойней.
Прошло много лет, но события того дня позднего лета, накрепко впечатались в памяти. Много позже, не раз попадая в более опасные перипетии, когда жизнь на волоске. Спрашивал себя, почему случилось так, ведь могло быть иначе, и что тому причиной. Счастливый случай, или аванс на будущее. Наше прошлое, как пепел угасающего костра, оно отзывается тревожными снами в ночи.

Гончаров Михаил.
П. Псебай.