Пётр Монтин и стрелы Купидона

Дверь открылась. Пётр шагнул в темноту. Кто-то запер за ним дверь и зажёг свечку. Пламя свечи озарило знакомое ему хмурое лицо Кобы.
- Здравствуйте, товарищ Коба.
Сталин исподлобья глядел на Монтина.
- А почему ты не в тюрьме? Что? Домой попросился? – спросил Сталин и набил трубку табаком.
- Меня выпустил полицмейстер, чтобы я пошёл к отцу каяться, и послал за мной шпиона. Но я от него сбежал и стал искать Лаврентия Павловича. Я сказал отцу, что я самостоятельный человек и сам отвечаю за свои действия. Настоящий коммунист не должен бояться тюрьмы, но если была возможность оказаться на воле, где от меня больше пользы…
- Правильно, - перебил Монтина Коба. – Как говорит Ильич, верной дорогой идёте, товарищ Монтин.
- Иосиф Виссарионович, а где товарищи Микоян и Берия? – спросил Петя.
- Товарищ Монтин, для тебя я просто Коба. Для близких мне товарищей по партии я Коба, а не Сталин. Ты ведь мой человек? – спросил Сталин, попыхивая трубкой.
- Конечно, Коба. Если бы не Вы, и не Лаврентий Павлович, я не был бы сейчас в рядах РСДРП (б).
- Обращайся ко мне и к Лаврентию на «ты». Пойдём, я угощу тебя настоящим грузинским чаем.
Сталин и Монтин до полуночи беседовали на кухне, где будущий вождь всех Народов угощал юного коммуниста грузинским чаем и чурчхелами. Коба с интересом выслушал рассказ Монтина о его пребывании в Киеве. Когда Пётр закончил своё повествование, Сталин встал из-за стола, и, прохаживаясь по кухне, сказал:
- Мне Лазарь написал про тебя. Я доволен твоим поведением. Только мне не очень понравилось, как ты отнёсся к товарищу Шурочке Коллонтай. Ты же мужчина!
- Коба, мне запретили на неё даже смотреть, - попытался оправдаться Монтин.
- А почему, Пётр, тебе кто-либо мог это запретить? Если тебе нравится женщина, никто, даже старшие товарищи по партии, не должны тебя останавливать. Возьми, к примеру, нашего дорогого Ильича.
- Так у него же есть жена, Надежда Константиновна, - удивился Петя.
- Правильно, но кроме жены у него есть ещё боевая подруга, товарищ Инесса Арманд. И любить такую симпатичную женщину как товарищ Инесса, Владимиру Ильичу не мешает ни законная жена, ни товарищи по партии. Надежда Константиновна тоже коммунист, и понимает, что ничто человеческое нам не чуждо.

Заметив Петино замешательство, Сталин улыбнулся и погладил юношу по голове.
- Спокойной ночи Петя. Завтра Мы посовещаемся и решим, где ты теперь будешь жить и какое партийное задание будешь выполнять.
Сталин погасил свет и ушёл спать в другую комнату. Пётр вытащил из угла старый потрепанный матрац, расположился на нём и быстро уснул


* * *
Утром Петю разбудили голоса из соседней комнаты. Прислушавшись, Монтин понял, что разговаривают Коба и Лаврентий.
- Слышишь, Коба, какой недавно случай произошёл. Один товарищ опубликовал в газете «Бакинские Ведомости» статью Ленина о диктатуре пролетариата, - услышал Петр голос Берии.
- Что ты несёшь, Лаврентий, как же власти пропустили такое? – удивился Сталин.
- Этот товарищ вместо подписи автора, написал, что всё написанное выше для людей с чувством юмора и всерьёз воспринимать не следует.
- А как зовут этого особо умного товарища? – спросил Сталин.
- У него очень странная фамилия, Коба. Вебмастер, - ответил Берия.
- Еврей, явно фамилия еврейская, они что угодно могут придумать себе в фамилию. И что с ним сделали?
- Пришлось его расстрелять. А что делать? – Берия невинно опустил глаза.
- Правильно Лаврентий! Такие шутники доведут нашу партию до цугундера. У него пятна на лбу случайно не было?
В это время в дверь постучались.
- А, вот и Анастас Иванович пришёл, - обрадовался Коба. - Буди Петра, позавтракаем и о наших делах скорбных покалякаем.

Не дожидаясь приглашения, Петя оделся и вышел в столовую.
- А вот и наш красавец. Иди ко мне, дай я тебя обниму, - ласково произнес Микоян.
- Исхудал то как, бедный. Да, тюрьма это тебе не «Астория», и не матушкины харчи, - съязвил Берия и поймал осуждающий взгляд Кобы.
- Молчал бы уж. Пётр показал себя настоящим коммунистом, и связями с полицмейстером пренебрёг, не то, что некоторые, - заступился за Монтина Коба.
Микоян пригласил всех сесть и обратился к Монтину:
- Вот что, Пётр. Жить ты будешь у одного товарища по партии, которого ты хорошо знаешь, - улыбнулся Микоян. – Он живёт на Баилове, адрес я тебе дам позже. Ты вступишь в нашу молодёжную партийную ячейку. В настоящее время, она немногочисленна. Но впереди годы упорной и опасной борьбы. Руковожу этой ячейкой я. Но так как у меня очень мало свободного времени и за мной охотится полиция, ответственным секретарём является товарищ Зевин. Яков Давидович очень хороший, мудрый и справедливый человек. Твой сосед будет отвечать за тебя, и обо всём подробно расскажет. На этой квартире не появляйся. Если кто-то из нас тебе понадобится, сообщи товарищу Зевину.

Позавтракав и выпив чай, Берия и Микоян ушли. Петра, спешившего перебраться на новую квартиру, задержал Сталин.
- Петя, если я лично тебе понадоблюсь, ты приходи ко мне, на эту квартиру. Если на окне стоит афтафа, то я свободен, если нет, то немедленно уходи и возвращайся не раньше, чем на следующий день. Будь осторожен, Пётр!

* * *
Поймав извозчика, Пётр направился на Баилово. В кармане у него лежал ключ от квартиры, а мысли были заняты догадками о загадочном, но известном ему товарище по партии. Открыв дверь, Петя увидел заспанного Алёшу Джапаридзе.
- Ты то, что здесь делаешь? – поразился Петя.
- Это ты что здесь делаешь? Я уже два года, как в партии, но не мог тебе об этом сказать, без разрешения товарища Микояна.
- Слава богу, это ты, а то подумал, что встречу тут одного киевского знакомого.
- Арсена? – догадался Алёша. – Да нет, Арсен такой оболтус, что ему бы тебя не поручили. Один его братец чего стоит. Кстати, я узнал, для чего ты просил у меня тогда сделать ту зверскую бутылочку. Хорошо, что Падла не знает, что это моя работа.
- Алёша, расскажи мне. Что это за ячейка такая? И сколько в ней человек? – спросил Петя.
- Нас пока что двенадцать. С тобой будет тринадцать. Правда, один из нас, Стёпан Шаумян, недавно арестован. Сам не понимаю, как это случилось.
- Алёша, мне показалось, что ты чем-то обеспокоен. Говори уже всё как есть, - сказал Петя, перейдя на шёпот.
- Я скажу, но это только подозрения. Леонид Борисович сказал мне, что я могу тебе доверять. Многие думают, что Шаумяна отправил на нары Берия. Ты заметил, что Сталин живёт на бывшей квартире Микояна, и ничего не боится. Лаврентий Павлович выторговал для Сталина что-то вроде охранной грамоты, заплатив за это информацией о Шаумяне.
- Но Шаумяна выпустят? – спросил Петя.
- Скорее всего, да. И вызволит его кто-то из нас. И поручит нам это лично Берия. Вот такие дела, брат. Но об этом – ни слова никому, ясно? Ну, давай, рассказывай, как ты к нам попал и как жил в Киеве.



* * *
Вечером следующего дня на конспиративной квартире на Балаханской улице собрались молодые революционеры. Петя и Алёша пришли первыми. Джапаридзе познакомил Петю со всеми молодыми коммунистами. Кроме одного, с которым Петя уже был знаком, и которого Петя на свою голову затащил в партию. Увидев Монтина, Амирян бросился его обнимать, клялся и божился, что не виноват в том, что Петю арестовали. Арсен познакомил Монтина со своим братом Татевосом и закадычным другом – Суреном Осипяном. Общение друзей прервала тишина, наступившая с приходом Якова Давидовича Зевина, похожего на строгого учителя. Заседание началось с переклички, по итогам которой выяснилось, что присутствовали: Мешади Азизбеков, Владимир Полухин, Мир-Гасан Везиров, Исай Мишне, Арсен Амирян, Татевос Амиров, Сурен Осипян, Багдасар Авакян, Иван Фиолетов и Алеша Джапаридзе. Степан Шаумян, ввиду своего ареста, отсутствовал. Представив коммунистам нового товарища, Петра Монтина, Яковы Давыдович обратился к своим подопечным.
- Товарищи! Перед нашей ячейкой стоит очень ответственная задача. Нашей партии нужны деньги. Вы знаете, что для издания коммунистической литературы нужны средства. Наше руководство живёт на подпольных квартирах, за которые надо платить. У многих наших товарищей есть семьи. Революционная деятельность не позволяет им зарабатывать себе на жизнь. Подкуп чиновников, железнодорожные билеты, всё это требует денег. Мы должны найти способ добыть деньги и как можно быстрее. Напоминаю, что мы не уголовники. Какие будут предложения?

Предложений не поступало. Коммунисты оживлённо совещались, но ничего путного придумать не смогли. Неожиданно для Зевина, новичок уверенно поднял руку:
- Товарищи, - обратился к коллегам Монтин. – У меня есть идея. Может быть, стоит брать деньги с мелких буржуев? У крупных промышленников сильные связи в полиции, в городской думе, да и в Москве. А у мелких предпринимателей, небольшой, но твёрдый доход, которым они очень дорожат. Я знаю что говорю, надо обложить их налогом.
- А с какой стати, Петр Васильевич, - Зевин уважительно обратился к Пете по имени-отчеству, - эти предприниматели и хозяева нам будут платить дань?
- Очень просто. Мы расскажем, кто мы и какую угрозу их делу будет представлять забастовка, да и просто революционная пропаганда среди рабочих. Кстати, рабочих на таких заводиках немного, это хорошие специалисты, которых хозяева очень ценят. А так – они нам платят, мы их не трогаем. Пока не трогаем.

Сообщники умолкли. Все с уважением смотрели на Петю. Паузу нарушил голос Зевина.
- Очень дельное предложение. Не ожидал услышать его от новичка, да ещё сына известного капиталиста. Я посоветуюсь с товарищем Микояном, и если он одобрит предложение Монтина, мы составим список таких буржуев, и каждый получит задание заняться обработкой вверенного ему буржуя в нужном направлении. О дне следующего заседания будет объявлено дополнительно. Расходитесь по одному.


* * *
Предложение Монтина было встречено Микояном с восторгом. На следующем заседании, где Зевин устроил жеребьёвку, Петя получил конверт с именем своей жертвы. Придя домой и открыв конверт, Монтин узнал, что ему досталась Дора Соломоновна Канторович.
Дора Соломоновна Канторович, в девичестве Гликман, была вдовой сапожника Марка Яковлевича Канторовича. Чета Канторович была родом из Белоруссии, откуда они приехали в Баку в 1890-ом году. Начав с небольшой сапожной мастерской, Марк Яковлевич развил бурную деятельность и вскоре открыл обувную фабрику, выпускавшую как дорогие модели, так и обувь для простого люда. Год назад Марк Яковлевич скоропостижно скончался от инфаркта, и Дора Соломоновна стала полноправной хозяйкой фабрики. Госпожа Канторович выписывала из Парижа каталоги модной женской обуви, и старалась, чтобы продукция её небольшой фабрики была на уровне мировых стандартов. Для супруг бакинских буржуев и капиталистов, Дора Соломоновна выполняла персональные заказы, если какой-то даме захотелось иметь сапожки как у Сары Бернар или Веры Холодной. Кроме таких единичных заказов, вся форменная обувь для Бакинской полиции, армейских и флотских частей, а также обувь для промысловых рабочих изготавливалась на фабрике «Канторович». Кроме фабрики, богатой вдове принадлежали четыре фирменных магазина, один и которых был в Тагиевском Пассаже, и около десяти сапожных мастерских. Дора Канторович жила в роскошной двухэтажной квартире на Меркурьевской улице.

Придя домой, Петя спросил у Алёши Джапаридзе, кого поручили ему.

- А никого не поручили, Петя. Я ведь у твоего отца работаю, какой никакой доход имею. Если я погорю на этом деле, им же и меня содержать придётся. Так что я лучше тебе помогу, чем могу. А кто тебе достался?
- Дора Канторович, слышал про такую? – спросил Петя.
- Конечно, слышал! Знойная женщина, мечта поэта, вон глянь, - Алёша протянул Пете календарь с фотографиями известных Бакинских красавиц.

С фотографии, авторство которой принадлежало Г.Л. Бланку, на Петю, широко улыбаясь, глядела женщина лет тридцати, слегка полноватая и с весьма демократичным, дня начала двадцатого века, декольте.
- Можно я этот календарь себе возьму? – попросил Пётр.
- Везёт же некоторым, - не без зависти ответил Джапаридзе. – Бери, конечно, это же твой «клиент».
Петя призадумался, затем посмотрел на себя в зеркало и порылся в своём саквояже.
- Проблема. Мне не в чем идти в гости к госпоже Канторович. Ни одежды, ни денег.
- Петя, ты же коммунист! - возмутился Алёша. – Одежда как одежда, вполне пролетарская.
- Я коммунист, но я сын дворянина. Я не могу пойти в гости к такой роскошной женщине в таком расхристанном виде. Алёша, у меня есть к тебе просьба.

* * *
Василий Николаевич Монтин обедал вместе со своей супругой, когда вошедший в зал дворецкий, сообщил что к нему по срочному делу прибыл один из рабочих завода. Василий Николаевич приказал пригласить гостя зайти и отобедать с ними.
- Алёша, дорогой, добрый вечер! – Монтин встал из-за стола, и встретил Джапаридзе тёплым рукопожатием.
- Здравствуйте, Василий Николаевич, приятного Вам аппетита.
- Что тебя привело ко мне Алёша, Что-то случилось на заводе?
- Меня к Вам послал Ваш сын, Пётр. Он просил забрать его одежду и личные вещи.
Василий Николаевич помолчал, с грустью посмотрел на супругу, и тихим голосом спросил Алёшу:
- Как он?
- Жив здоров. Он с нами, и я его в обиду не дам.
- Как? - Василий Николаевич побагровел. - И ты тоже в этой шайке-лейке?
- Да. Но Вам нечего боятся, Василий Николаевич. Мало кто так относится к своим рабочим, как Вы. Вы можете не сомневаться в моей преданности Вашему заводу и Вам лично, - ответил Алёша.
Василий Николаевич приказал дворецкому собрать вещи Петра.
- Алёша…, - голос Василия Николаевича дрожал. – Петя всё-таки мой сын. Передай ему деньги. И скажи ему, что его всегда ждут дома, если он, наконец, одумается.


* * *
Одетый с иголочки, с букетом и бутылкой коллекционного монтинского коньяка, Пётр Монтин постучался в дверь дома мадам Канторович на Меркурьевской улице. Дверь открыла пожилая экономка.
- Дора Соломоновна дома?
- Да, - ответила экономка. – А кто Вы, что передать хозяйке?
- Монтин Пётр Васильевич, - ответил Петя.
Через несколько минут хозяйка дома спустилась и, улыбаясь, встретила гостя.
- Василия Николаевича сын? Какой прелестный мальчик! Проходите, Петенька, какая неожиданность! – заверещала Дора Соломоновна.
Петя грациозно поцеловал даме ручку, и прошёл с ней в гостиную. Дора Соломоновна попросила экономку заказать в одном из ресторанов ужин на двоих.
- Какими судьбами ко мне, Пётр Васильевич? Как Ваш батюшка?
Петя засмущался и растерялся. Он долго готовился к встрече с госпожой Канторович, но сейчас, он не мог сообразить, как объяснить Доре Соломоновне причину своего визита.
- Ну что Вы молчите? Не стесняйтесь, юноша!
- Я хотел бы открыть своё дело, Дора Соломоновна. Мне не хочется быть в тени отца, меня интересует своё собственное дело. Вот я и пришёл к Вам за советом, - выпалил Петя.
- Какой Вы умница, Петя. Я Вам с удовольствием расскажу про свою фабрику. Знаете, Петенька, мне нужен хороший управляющий. У Вас будет хороший опыт руководства производством, финансами, заказами, созданием и размещением рекламы. Как Вам такое предложение?
Дора Соломоновна лучезарно улыбалась и подмигивала Пете, на которого напал столбняк. Обаяние буржуазии победило окончательно и бесповоротно. Дора Соломоновна включила новенький патефон.
- Дора Соломоновна, я не трус, но я боюсь. Справлюсь ли я, сумею ли…
- Петенька, милый мой мальчик. Каждый из нас способен. На многое. Главное – не бояться. Давайте, для начала, выпьем на брудершафт! Откройте бутылочку, мой милый друг! – томным голосом попросила мадам Канторович.
- А коньячок?
- Петенька, коньячок потом! Ну что такой неопытный….
Дрожащими руками Петя начал открывать бутылку «Жемчужины Азербайджана». Пробка с громким залпом вылетела и попала прямо в стосвечовую лампочку, ударилась в бархатный абажур и упала в тарелку с черной икрой. В комнате осталась гореть только одна маленькая свечка, которую Дора Соломоновна зажгла у портрета покойного супруга. Петя побледнел. Он хотел что-то сказать, но его голосовые связки бастовали как рабочие Путиловского завода.
- Ну что Вы, Петенька, какая ерунда. Темнота - друг молодёжи. Наливайте, выпьем, наконец, мой котёночек.
Петя разлил шампанское по бокалам. Не без помощи мадам Канторович, Петя скрестил бокалы и выпил до дна.
- Вот умничка! – прошептала мадам Канторович. – Зови меня просто Дорочка. Меня так называл покойный Марк Яковлевич.
Мадам Канторович вытерла платочком несуществующую слезу, взяла Петю нежно за руку и пригласила танцевать.
Весь танец Петя не сводил глаз с декольте мадам Канторович. Дора Соломоновна из приличия немножко посмущалась, но затем, расхохотавшись, ещё сильнее прижала юного кавалера к своей необъятной груди. Когда мадам Канторович попросила Петю перевернуть пластинку, вырвавшийся на свободу юный коммунист поспешил откланяться.
- Дора Соломоновна, Дорочка, мне нужно идти, я к Вам ещё зайду.
- Петенька, солнышко, приходи завтра, детка, я тебе заводик покажу. А потом мы погуляем по Бульвару и отобедаем в ресторане. Ты же придёшь, детка моя?
- Конечно, конечно приду!
Петя оделся, отправился к выходу, но тут же вернулся, поцеловал Дору Соломоновну в щёчку и выбежал на улицу.

* * *
Придя домой, Петя достал бутылочку водки, которую хранил у себя Джапаридзе и не закусывая выпил сто грамм.
- С тобой всё ясно, Петя. Влюбился, значит. А ещё коммунист! Тебя Яков Давидович за это по головке не погладит, - проворчал Алёша.
- Ладно тебе. Посмотрим ещё кто кого, - ответил Петя и завалился спать.
Следующим вечером, Петя обедал в ресторане «Гефилте Фиш» в обществе своей новой подруги.
- Вот теперь коньячку и шоколадного тортика! Петенька, заказывай, не стесняйся! – скомандовала Дора Соломоновна.
Петя и Дора, выпив коньячку, закружились по залу в медленном танце. Осмелевший коммунист попытался поцеловать мадам Канторович.
- Не сейчас, Петя. И не здесь. Какой же ты нетерпеливый.
- Извините, Дорочка, я не хотел, - сконфузился Петя.
- Хотел, хотел! И правильно! Зови официанта, попроси счёт и поехали ко мне.
* * *
Петя не знал, что на квартире Джапаридзе его ждал товарищ Зевин.
- Где же Пётр? – спросил Яков Давидович Алёшу, нервно поглядывая на часы.
- Зря Вы его ждёте, товарищ Зевин, - ответил Джапаридзе. – Он сливается в экстазе с мадам Канторович. Нельзя ему было такую женщину поручать.
- Какой позор! Какой позор! Сам предложил такую гениальную идею, и так вляпаться, как мальчишка.
- А он мальчишка и есть, - ответил Алёша.
- Вы же сверстники, - возразил Зевин. – Хотя, конечно, он у нас барин, пороху не нюхал. Вырвался из-под контроля семьи, и на тебе.
- Ладно, я все-таки дождусь его. Можно я тут переночую?
- Что за вопрос, Яков Давидович, чувствуйте себя как дома, - обрадовался Алеша.

Только к полудню блудный коммунист вернулся в своё логово. Встретив там Зевина, Петя побледнел.
- Ну, как там наш, вернее твой план? – спросил Яков Давидович.
- Продвигается, товарищ Зевин. Скоро денежки потекут к нам как из золотого Руна!
- Как же тебе это удалось*
- Я женюсь на мадам Канторович. А что делать? Для партии я готов пожертвовать молодой жизнью.
- Что? Женишься? На буржуйке? – возмутился Зевин.
- Яков Давидович. Я стану управляющим фабрики и буду полностью распоряжаться финансами. Дора Соломоновна во мне души не чает, а я то разберусь с деньгами. Оформлю благотворительный фонд, комар носа не подточит.
- Мда…А как же ваш батюшка? Он дал согласие на свадьбу? – спросил Зевин, ошарашенный таким известием.
- А что батюшка? Он от меня отказался. Да я теперь сам по себе. А партия будет получать деньги, это я обещаю. Честное партийное!

Яков Давидович молча оделся и вышел на улицу.
- Ну что, доигрался? – раздраженно буркнул Алёша.
- Перестань. Я знаю, что делаю. Ты придешь на свадьбу?
- Не приду. Эх, Петя. Ненадолго же тебя хватило. Жалко….
- А я не жалею. Такая женщина, тебе, Алёша, не понять.

Петя собрал вещи, поцеловал Алёшу и направился к двери.
- Петя…Я буду с тобой дружить, только если я приду на свадьбу, меня исключат из партии. Видишь какой Яков Давидович сердитый.
- Я понимаю, Алёша. Спасибо тебе за всё.
* * *
Как прошла свадьба, Петя не помнил. Вино, водка, шампанское лились рекой. Столы ресторана «Гефилте Фиш» с трудом вмещали гостей и закуску. Герц Лазаревич Бланк бегал по залу с фотоаппаратом и магниевой вспышкой, старясь придать фотографируемым гостям осмысленное выражение лица. Петя всю свадьбу думал о предстоящем и неизбежном разговоре с Микояном. Услышав крики «Горько» Петя отвлёкся, улыбнулся, обнял Дору Соломоновну, и, прижав к себе сокровенный бюст, расцеловал супругу.
Утром после брачной ночи, усталый Монтин был разбужен экономкой.
- К вам посыльный, Пётр Васильевич.
Монтин оделся, наскоро умылся и открыл дверь.
- Вам письмо! – хитро улыбаясь сообщил стоявший у входа в дом Алёша Джапаридзе.

Предупреждение: Текст не содержит подтвержденных исторических фактов. Текст не следует использовать в качестве справочного материала или источника информации об исторических личностях. Текст предназначен для людей с чувством юмора.