Юрик. Поэтом я могу не быть или Руссо коморадо. (посвящаю рассказ ны

До того, как мы встретились в Москве, Юрка был просто знакомым, одним из сотен мальчишек, которых породнила 8 школа. Сейчас мы сидим на скамеечке Нового Бульвара и он внимательно и довольно серьёзно перечитывает мои первые и как оказалось потом последние поэтические бредни. Стихи были, как я потом уже и сам понял просто кошмарными, но Юрик читает весь этот мусор от первой странице до последней двадцатой. Потом, опять серьёзно посмотрев на меня, грустно добавляет:
-А вот это четверостишье надо было продолжить:
Мне 22 прошла пора иллюзий,
Прошли мечты, как сон.
Мне 22, как больно и обидно,
Мне 22, как странно и смешно.

Потом тяжело вздохнул (Сократ мне друг ,но истина дороже):
-А ты вообще читал, что-нибудь, кроме Пушкина и Лермонтова.
Я, понимая, своё уже полное поэтическое фиаско, отрешённо мотнул головой. Юрка уже входит в раж:
- Ну, как можно так. Ничего не читал, ничего не знаешь и на тебе… пишешь. Вот тебе список поэтов.
Он на последней странице моих уже канувших в безвестность виршей, красивым почерком выводит с десяток фамилий.
- Вот прочти, их, а потом снова напиши и принеси мне. Может, что и получится.
Надежда умирает последней. На следующий день и всю последующую неделю, я уже в библиотеке им. Ленина. Ваншенкин, Мандельштам, Кольцов, Брюсов, Блок и многие другие. Потом Рождественский, Евтушенко и наконец Вознесенский. Первое же знакомство со стихами Андрея Вознесенского повергло меня в состояние шока. Андрей писал так, как я мечтал писать лет через 20. Он говорил тем поэтическим языком, который меня страшно взволновал. Я понял, то, что хочу сказать, Андрей уже сказал и будет теперь на радость мне говорить и писать ещё долгое время. Как гора с плеч свалилась. Теперь мне не понадобятся муки творчества. Ура!!! Андрей пишет, а я получаю удовольствие от его творчества. Здорово! Спасибо Юрик! Я благодарен тебе на всю свою жизнь. Только, благодаря тебе я стал на всю жизнь верным поклонником поэзии и даже стал немного в ней разбираться, а стихи Вознесенского сопровождают меня по жизни уже больше 35 лет.
А за год до этого исторического по крайне мере для меня момента, я в Москве на проспекте Калинина столкнулся с Юриком. В Москву меня занесло по амурным делам, а Юрик приехал по поэтическим, старался попасть на приём к известным московским литераторам. И так как литераторы были все на отдыхе ( был август месяц), Юрка был страшно был злой, проклиная всех и вся и особенно одного известного литератора чудом видно проводившего август в Москве и не желавшего услышать его Юркин голос в литературе.
-Надо дёрнуть!- это конечно я
_ А что ещё делать - Юрка обречённо вздыхает, и мы направляемся в самое дешёвое в Москве кафе Метелица, где было всё, что нам с Юркой было нужно: вино, музыка и конечно порядочные девочки. ( Здесь прошу без хихонек: мы с Юркой были тогда страшными моралистами).
Нас сажают за стол с незнакомцем. Музыки нет, и мы от нечего делать пытаемся завести разговор, как выяснилось с иностранцем, с привлечением скудного запаса английских слов. Оказалось, что он из Аргентины, учится на историческом в МГУ, проживает в трёхкомнатной квартире с соседом из Швеции, получает стипендию в 180 рублей. Вроде больше и спрашивать не о чём. Начинает играть музыка. Я уже пристально осматриваю столики с сидящими там девушками, но Юрка не унимается:
- Как спросить, что пьют в Аргентине?
Мы начинаем выуживать из себя английские слова: - Рашен пипл лав Водка(Хуан на слове водка радостно кивает), армениан пипл лов вино( тут Хуан непонимающе стал моргать глазами.
Юрка злится:
- Как по – английски «Вино»…
В мозгу лихорадочно барабанит:
-Вино… Вино… Боже… Как же это.. Мне страшно хочется вспомнить это слово раньше Юрки.
Длится это минуту, но мне кажется, что вечность. Вдруг Юрка почти кричит на всё кафе:
Кини!!!
Я радостно вскрикиваю ему в такт:
- Здорово Юрка!!! Кини!!! Ну, ты молодец… Вспомнил всё таки…
Я восхищённо смотрю на него. В мозгу, где - то далеко в подсознание проносится:
Точно, кини… Слово точно иностранное и конечно английское, но не французское же…
Юрка быстро оформляет всю фразу:
- Рашен пипл лав водка, армениан пипл лав кини( при этом он тычет пальцем в меня и одновременно другой рукой бьёт в запале себя в грудь) бат аргентина пипл… ?
Хуан по прежнему непонимающе смотрит на нас:
- Кини? Я не понимай…
Вдруг Юрка закидывает голову далеко назад и когда его голова возвращается в прежнее положение, я вижу, что его сотрясают судороги смеха… Он так смеялся, что его голова продолжая движение уже вперёд неотвратимо приближалась к столу. Ещё вот вот и он громыхнет по столу своим мощным лбом.
-Генка!!!- он уже почти визжит - а ведь КИНИ это вино по-армянски….
Не помню, но мне кажется, что тогда Юрка смеялся один, а я онемел от неожиданности. Хорош я, да и Юрка тоже свой собственный язык с английским спутали…
Но, время с Хуаном, мы и сегодня и в последующие дни проводили весело. Хуан оказался своим в доску и когда в первый день мы с Юркой заплатили за стол, то уже на следующий день платил он. Так мы и чередовались. Нашлась нам и компания весёлых и симпатичных российских провинциалок. Короче мы весело и целомудренно оттягивались в «Метелице». Выйдя в последний день нашего отдыха, после уже энного посещения злачного места мы отправились прогуляться по ночной Москве, благо погода стояла отличная. Гуляя по Новому Арбату, мы дошли до сгоревшего недавно Манежа и зашли напротив него в небольшой дворик( потом я выяснил, что это было старое здание МГУ) и сели немного отдохнуть на две уже стоявшие друг против друга скамеечки. Пары выпитого белого вина слегка ударяли в наши юные головы, и мы продолжали резвиться и дальше. Веселил всех конечно я. Юрка заказывал мне очередной юмористический номер, а я его дисциплинированно отрабатывал. Так продолжалось минут 40, пока я не исчерпал весь свой репертуар. Я уже был достаточно злой на Юрку, мол, паразит из меня клоуна сделал. Какда он вдруг выпалил:
- … а может быть споёшь?
- Спеть?
Ну, думаю:
-Сейчас я тебе устрою.
Я встал по стойке смирно и в полный голос на всю уже спавшую Москву заорал:
Вставай проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов
Кипит наш разум возмущённый….
Я видел сквозь ночную пелену, как хихикнул Юрка, как смеялись девочки, и вдруг мой взгляд упал на Хуана. Он видно с первых же моих слов встал на вытяжку и в полный голос пел Интернационал на своём родном испанском. Весь он был переполнен невообразимым счастьем.( Я тут же вспомнил Павку Корчагина.) Наконец мы все увидели, как из его глаза наполнились слёзами. Уже Юрка и девочки стоят абсолютно серьёзные, по стойке смирно:
Это есть наш последний и решительный бой
С Интернационалом воспрянет род людской!!!
Наш мощный хор гремит в маленьком дворе МГУ, летит на Манежную площадь.
На последних словах Интернационала Хуан бросается ко мне: Гена, Руссо коморадо. Я… Он хочет много сказать, но слов не находит и только я вновь и вновь вижу его счастливые глаза, полные слёз. Он всё повторял вновь и вновь: Руссо коморадо!!! И крепко обняв меня, прижимал к своей груди.
И тогда, да и потом долгое время мне было очень стыдно за тот эпизод во дворе возле Манежа, в старом здании МГУ.
Хуан же успокоившись, нам объяснил, что он аргентинский коммунист, учится в Высшей Партийной Школе при МГУ, что он уже год в Москве и заметил, что коммунистов в Москве больше нет и от этого ему очень грустно. Он долго жал нам с Юриком на прощанье руки всё выспрашивал: Много ли ещё таких, как мы с Юриком в Баку коммунистов осталось. Мы его не разочаровывали:
- Таких как мы с Юркой? Навалом!!!!


Геннадий Мангасаров. 7 октября 2006 года.