К 30-летию со дня смерти Л.И.Брежнева

ЦВЕТЫ ДЛЯ ГЕНСЕКА или “АМАРКОРД” ПО-БАКИНСКИ

 

 Этот рассказ - всего лишь один небольшой фрагмент воспоминаний, которые условно можно
назвать «Записки из психушки». Автор 17 лет проработал в крупнейшей больнице Закавказья (третьей
по величине психиатрической больнице СССР).
 Бакинцам и выходцам из Азербайджана не надо объяснять, что такое поселок Маштаги. Здесь,
примерно в 20 километрах от Баку, на площади в 44 га (равной территории Ватикана) находилась эта
лечебница. И сам поселок Маштаги, и больница, которая была для поселка основным «градообразую-
щим» фактором, стали для бакинцев неисчерпаемым источником народного творчества, анекдотов,
азербайджанских частушек («мейхана») и самых необыкновенных мифов.
 Начав изучать иврит, автор обнаружил немало общих корней в азербайджанском языке и иврите. Особо
пикантным показалось созвучие названия поселка Маштаги (по-азербайджански Маштага) с ивритским
глаголом «миштагеа» (сходящий с ума)...
 Времени до отхода поезда (так называемого “дизеля”) из Вильнюса в Каунас оставалось совсем немного,
когда мы с другом увидели вдруг на кинотеатре афишу знаменитого «Амаркорда». Дело было в 1983 году, в
последние сравнительно благополучные и спокойные годы перед «перестройкой, перекличкой и перестрел-
кой», (тогда никто из нас этого, естественно, знать не мог). По нашим тогдашним потребностям (не считая про-
блемы «достать» все на свете – от еды до одежды), не менее важным считалось быть в курсе лучших достижений
мировой культуры, в том числе и кинематографической, и, конечно, смотреть картины Феллини.
 Поэтому мы, два бакинца, два врача-психиатра, проводившие свой законный зимний отпуск в «братской»
тогда еще Прибалтике, решили рискнуть опозданием на поезд и увидеть этот шедевр, и естественно не пожале-
ли. (Я до сих пор считаю, что это лучшее произведение великого Феллини.)
 Зрители прекрасно воспринимали фильм. Как выражается один наш товарищ, «все шло своим передом», и
вдруг в самом конце фильма мною овладел дикий хохот, что называется, истерика. Меня просто трясло, и я
никак не мог остановиться и успокоиться. Люди уже обращали внимание, мой товарищ Петя дергал меня за
рукав. Все напрасно. Наконец фильм закончился, и мы стали выбираться скорее к выходу уже не только потому,
что боялись опоздать на поезд, но и потому, что было несколько неловко за мое странное, во всяком случае, для
публики поведение.
 На улице Петя поинтересовался причиной моего внезапного веселья. Когда я рассказал ему, наступила моя
очередь поддерживать его - он так ржал, что мы едва не растянулись на обледеневшем асфальте. …А вспомнились мне события
четырехмесячной давности – осень, октябрь 1982 года. Наш Баку лихорадило почти полгода. Город, да и республика в целом,

готовились к встрече «дорогого товарища Л.И.Брежнева». И хотя все вокруг говорили о его болезни, неадекватности состояния, никто
до конца не догадывался, что это вообще последний выезд в свет «неутомимого генсека». Тогдашний первый секретарь ЦК
Компартии Азербайджана умный, хитрый, опытный царедворец Гейдар Алиев решил перещеголять самого себя и устроить поистине небывалые
торжества, византийские празднества, какой-то бразильский карнавал в выражении любви и почитания генсеку.
(Я практически ничего не преувеличиваю в описании этой вакханалии славословия, преданности и восторга по
поводу приезда «лично любимого Леонида Ильича»).
В ЦК делу подошли со всей серьезностью, к подготовке сценария встречи был привлечен, собственно, не в
первый раз, самый веселый и находчивый из бакинцев – Юлий Гусман, один из известных братьев, всегда лично
«преданных без лести» ныне действующему режиму. Это не замедлило сказаться на масштабах, размахе и
изощренности проекта.
На мостовых улиц, по которым должен был проехать кортеж, особо прочной краской были нарисованы
цветы, (они были видны еще около пяти лет). Количество портретов, транспарантов, лозунгов не поддава-
лось подсчету, газеты захлебывались от дифирамбов в завитушках восточных изысков.
На площади Ленина перед Домом Правительства (одной из самых больших по размеру площадей в Европе)
несколько месяцев проводились многочасовые репетиции торжественной встречи, бурного ликования и вручения
ключа от города - с участием студентов, учащихся техникумов, профтехучилищ, педагогов и прочее, (в связи с
этим коллективы предприятий, расположенных по трассе следования кортежа, все это время почти не работали,
да и остальным было не до работы).
 Руководил репетициями сам Гусман. В то время я имел обыкновение после работы выводить дочь на буль-
вар, а она, заслышав со стороны пло-щади, мегафонный шум, так похожий на шум первомайских и ноябрьских
демонстраций, сразу тащила меня в сторону морского вокзала. А там день за днем зычный баритон Юлия
Соломоновича, многократно мощно усиленный микрофонами, командовал толпой, тысячными толпами статистов.
- Флаг поднимается на трибуну, -доносилось с площади, - нечетные ряды встают и размахивают красными
платками, флаг встал на трибуну…-(человек с большим красным флагом имитировал передвижения высокого
гостя) – встают четные ряды и машут синими флажками и т.д. Фантазия Гусмана была неистощима, участники
предстоящего ликования день за днем, репетиция за репетицией оттачивали свое мастерство...
 игантские средства, вложенные в эпохальное шоу, были потрачены зря – дряхлевший генсек, с трудом сошед-
ший с подножки лимузина, не сумев долеть небольшой подъем на трибуну, беспомощно, чуть ли ни виновато
посмотрел на свое окружение, и устало влез обратно в ЗИЛ. Внеатное развитие ситуации внесло сумятицу в ряды многотысячных
исполнителей, приготовившихся к бурному ликованию, тут и там раздавались отдельные возгласы, нестройно
звучали здравицы, но все это уже вспину, а точнее, в «зады» отъезжающих «членовозов».
  процессе подготовки к празднествам особое внимание уделялось оганизации "стихийного народного
ликования" на улицах города по всему маршруту движения кортежа. Группы людей формировались по предприя-
тиям, за которыми закреплялись отдельные участки трассы, причем, в соответствии с графиком движения,
людей иногда буквально перегоняли с места на место. Разумеется, такое ответственное дело никак нельзя
было пускать на самотек. Репетиции проводились по нескольку раз в неделю, и, разумеется, рабочим временем
не ограничивались.
 Для нашей больницы был выделен участок шоссе аэропорт Бина – город Баку. День за днем на автобусе, боль-
ничных машинах и мобилизованных для этой цели личных авто почти 200 сотрудников доставлялись на наше
место, где выстаивали на ветру по нескольку часов. Находчивые для «сугрева» прихватывали с собой чего-
нибудь горячительного. Понятно, с каким нетерпением люди ожидали начала, а еще больше - окончания
визита.
 Накануне торжественного события мне выпало дежурить по больнице, и я уже заранее готовил себя к тяжелым
суткам. Сначала, скорее всего, бессонная ночь, потом - обычный рабочий день, затем - «великое стояние» и, уже
«на десерт», предстоял поход в ресторан на свадьбу сотрудника.
 Эти невеселые раздумья прервал звонок из конторы – ответственного дежуранта вызывали к главврачу. Я шел к нему
в ожидании очередной накачки - шеф панически боялся неприятностей с "органами", а в преддверии визита любая мелочь могла
быть истолкована как провокация.
Недаром уже были осуществлены превентивные задержания неблагонадежных, да и к нам были направлены
«лица, представляющие потенциальную социальную угрозу», (так примерно очищали Москву в преддверии
Олимпиады-80.
Для нас же, в психушке, самым неприятным происшествием мог стать побег из больницы кого-либо из боль-
ных). И, конечно же, весь персонал был предупрежден об ужасных карах для тех, кто не предотвратил побег

Против ожиданий шеф принял меня весьма дружелюбно, и разговор повел в доверительном тоне. Ему, как всегда,
хотелось отличиться, выделиться, проявить оригинальность. Пытливая мысль работала день и ночь, но гран-
диозность замыслов вступала в жестокое противоречие с наличествующими возможностями. Как оказалось, он уже
распорядился соорудить щит размером 1,5 на 2,5 метра, на котором живыми цветами (!) был выложен приветствен-
ный лозунг в честь Генсека.
 Шеф повел меня в крохотную мастерскую, где один из наших больничных умельцев сооружал это произ-
ведение. После краткой инспекцишеф потребовал, чтобы я распределил всю текущую работу (прием больных,
обходы, вызовы к тяжелобольным) между другими дежурными, а сам целиком и полностью занялся обеспе-
чением его заказа. Он ужасно переживал, что не успеем все закончить ксроку. И вдруг его мысль, видимо сде-
лала окончательный рывок: цветочного приветствия показалось мало.
- Слушай, - воодушевленно воскликнул он, - а может нам стоит придумать что-нибудь поинтереснее?-
- Что, например? - осторожно спросил я, хорошо зная своего шефа (уж очень мне не улыбалось ломать голову
над очередной его блажью).
- А что, если мы на этом же щите выложим из цветов портрет Леонида
Ильича?
- Приехали. Только еще этого не хватало, - пронеслось в моем мозгу. - Необходимо было что-то немедлен-
но предпринимать, пока сия бредовая идея не начала облекаться в живую плоть (в данном случае цветочную).
Следовало быстро рубить ее на корню. Но как это сделать, чтобы не обозлить не на шутку размечтавшегося шефа?
С трудом сдерживая смех, я использовал весьма незамысловатый, но вполне безотказный аргумент, порой
просто магического действия. Сделав как бы размышляющее над этой в целом блестящей идеей, но, в то же
время, озабоченное лицо, я сказал: - Тофик Гуламович, боюсь, нас неправильно поймут.
Шеф напрягся, все еще не желая расстаться со своей заманчивой идеей: «Почему ты так думаешь?»
- Смотрите, - продолжал я осторожно, - никому из имеющихся в нашем распоряжении художников не удастся
за столь короткое время добиться точного портретного сходства. В результате получится карикатура. И как это
будет воспринято, что о нас подумают?
- Кажется, попал в точку.
- Да, - промолвил он с заметным сожалением, по-видимому, ты здесь прав. Оставим все как есть.

…Настал исторический день. Была целая морока с перевозкой на место огромного щита. Там его - то поднима-
ли, то опускали, чтобы не упустить момента, когда проедет кортеж. Виновник торжества, скорее всего, и
не разглядел цветочного приветствия, как собственно и его самого мы не успели разглядеть за тонированными стеклами
пулей промчавшегося мимонас цековского «членовоза»...
…Сеанс заканчивался, «Амаркорд» приближался к финалу. Разомлевшие от кайфа, мы, тем не менее, время от
времени поглядывали на часы, чтобы не опоздать и вовремя ринуться к выходу. Кое-кто в зале уже встал.… И
тут я увидел на экране медленно поднимающийся огромный щит, на котором живыми цветами был выложен…
портрет Муссолини. Вот тут-то меня и затрясло...
Юрий Фукс

Спасибо Иосифу Рубину за интереснейшую статью

1982

Брежнев и Алиев