Мугам в блюзовой форме

Десятого апреля в Московском доме композиторов прошел концерт в честь азербайджанского джазового пианиста Вагифа Мустафы-заде, которому в эти дни исполнилось бы 60 лет. Смерть подстерегла его на самом взлете, и, как выяснилось позже, никто не смог заполнить образовавшуюся пустоту. Вагиф Мустафа-заде соединял в своих композициях народную азербайджанскую музыку и джаз. Он умер, не успев отметить свой 40−летний юбилей и получить белый рояль — первую премию на конкурсе джазовых тем в Монако, где по достоинству оценили его самобытность и неповторимость. Помянуть Вагифа добрым словом и сыграть в его память пришли несколько поколений музыкантов: не только те, кто в свое время общался и играл с Вагифом, но и те, кому творчество азербайджанского пианиста знакомо исключительно по виниловым пластинкам фирмы «Мелодия», упакованным в невзрачные конверты с выгоревшими цветами на обложке. Казалось, в программу одного концерта вместилась программа целого фестиваля: Игорь Бриль, Алексей Козлов, Герман Лукьянов, «Супертрио» в составе Владимира Данилина, Алексея Кузнецова и Алекса Ростоцкого, а также Аркадий Шилклопер в дуэте с Даниилом Крамером и многие другие. На этот раз в переполненном зале собрались не просто любители джаза, но и знатоки азербайджанского фольклора. Иначе не объяснить ту мгновенную реакцию, которой публика встречала мимолетное цитирование народной музыки, стилизации в духе Вагифа, да и просто употребление восточных ладов в импровизациях. Впрочем, и джазовые стандарты вызывали у слушателей горячий восторг. «Мотивы, мелодии и образы народной музыки по сей день используются композиторами в самых разных жанрах, будь то симфоническая, оперная музыка или джаз, — сказал корреспонденту 'Эксперта' композитор и трубач Герман Лукьянов. — Вряд ли кому-нибудь придет в голову приписать Бородину заслугу в развитии музыки народов Востока за его половецкие пляски из 'Князя Игоря'. Или, к примеру, Джон Колтрейн на каком-то этапе своего творческого пути обращался к индийской народной музыке. Сомневаюсь в том, что индусы приняли эту музыку за свою. Но Колтрейн открыл джазовому миру нечто новое. Вагиф с детства впитал в себя мугам не только как семь основных ладов азербайджанской музыки, но и как жанр, для которого характерны импровизационность и ритмическая свобода. Но меня удивляет другое. Вдали от центров джазовой культуры Вагиф сумел проникнуть в самый тонкий механизм джаза — свинг — и добиться такой выразительности и точности в интонации, что про него можно смело сказать: он говорил на джазовом языке без акцента. Но говорил о своем. И тут проявлялась его самобытность и национальная принадлежность. По сути, он владел двумя живыми языками и в результате долгих творческих поисков нашел свой, индивидуальный».