Земля! Земля!...Чертовщина. 1-я часть
Друзья, все придумал и наврал сам.
Земля! Земля! Часть первая.
К началу 20-го века все земли уже открыли. Или почти все. Во всяком случае, капитаны их уже
не искали. Потому, что одни капитаны спились, других сожрали любознательные аборигены.
Новые поколения покорителей морей подписывалось только на выгодные туристические
круизы, правда, еще иногда возили сухие и мокрые грузы. Любопытных стало меньше.
Карты всех берегов и морей, а также прилегающих к ним суш были составлены, и, в основном,
у всех народов совпадали.
Эх, капитаны, капитаны! Где ваши гордые бригантины? Где горящие глаза романтиков
и покорителей, устремленные в дымки чужих горизонтов? А где ваши флаги, где мачты,
с парусами? Не стало и зорких впередсмотрящих, чуть что, оравших : " Земля? Зем-ля!"
Да, давненько не слышали трудящиеся моряки крика "Земля! Земля!"
Понять и "смотрящих" можно. Сколько же надо в бочке сидеть и "эврикой" заниматься.
Хотя не везде так худо было. Было на карте местечко, где оказался хороший капитан.
И он же впередсмотрящий.
Во-первых, он понял, что земли не обязательно надо открывать в море. Их и на суше есть.
Во-вторых, он знал, что его команда скучает без открытия чего-либо, и поверит любому
твоему "Земля! Земля!" Эта чудная команда называлась ЦИК СССР, ее капитаном был тогда,
в 1928 году, перспективный Иосиф. С таким еврейским именем , он не мог не позавидовать
Моисею, водившего 40 лет свой народ в поисках Земли обетованной. Ещё Иосиф понял, что
Царь Моисей прославился, только тем, что не там искал, не там. Зря народ мучил.
А вот же она, их землица! Тута она! Во всех газетах тогда, и по радио, сказали:
- Усилиями отважных первопроходцев, во главе с Иосифом, открыта Еврейская Область!
Тут же было зачитано постановление ЦИК о том, что следуя многочисленным просьбам
трудящихся еврейской национальности, им можно заселять свободные земли приамурской
полосы Дальнего Востока. Партия приветствует их энтузиазм и так далее. Издревле
говорили товарищи евреи, что их родина на востоке. Причем, далеко на востоке. Вот и
получайте подарочек, как раз перед пасхочкой вашей.
Еще 28 марта была станция, а после 28 марта стала столицей. И теперь она столица.
.Да. Долго думали, как назвать ее. Ну, не назовешь же столицу Тихонькая. Несолидно.
Думали-думали. А че думать, - сказал кто-то один. Вот река Бира, а вот река Биджан.
Или Биробиджан или Биджан-бира. Решили как решили. И началась стройка.
Построили для начала обозный завод и стали ждать, когда приедут энтузиасты.
Потому как эвенки и местные бывшие зеки были заняты другими делами.
Что правда, то правда. Энтузиазм был. Народ тогда прямо хлынул туда.
Из Черновцов и Стародуба особенно. Целых три семьи. Да. На остальных энтузиазма
просто не хватило. А так бы приехали.
Из Москвы, слышите, из Москвы даже один приехал. Он сразу и стал главным первым
секретарем еврейского обкома. Там жили еще, конешно, и другие национальности.
Но здесь, извините-подвиньтесь! Капитан сказал - еврейский обком, значит, еврейский.
Честно говоря, местное население не особо интересовалось, чей обком.
Оно много лет жило по своим простым законам, со своими обкомами и райкомами.
Эвенки, зеки на поселении, зеки в поколениях. Спивающееся северное население
было радо любой перемене. Развлечений не хватало.
А тут вдруг стройки начались, люди другие появились. Комсомольцы с баянами.
И Залман Шпунц тоже приехал, с женой. У-ух, какое имя, а? Зал-ман! Красота.
Сразу я представляю большого, румяного чернобрового красавца. Может быть,
даже с усами.
Но наш Залман был наоборот, другой. Маленький, худенький, с огромными очками
на огромном носе. Усы, правда, были. Еще был Залман учителем географии.
Новшество на картах ему нетерпелось увидеть самому. Тем более, что он был
бесстрашным путешественником. В душе.
С ним приехала Циля, его супруга. Ну это, знаете, я вам рассказать не смогу.
Я такую Цилю еще не видел. Знаете, когда у женщины, если на нее спереди смотреть-
- это счастье. А если на нее смотреть сзади - то это мечта!
И еще при том чернобровая, белокожая, зеленоглазая! Но серьезная.
Она потом устроилась работать барышней на новом телефонном коммутаторе.
Кстати, его уже в 38-м было. На целых 200 номеров сделали коммутатор.
Ну, а Залман тогда в школах работал учителем географии.
Освободили два барака друг против друга и сказали, что это школы.
Номер 9 и номер 10. Из соображений секретности, чтобы шпионов сбить с толку.
Ить школ с 1-ой по 8-ую не было и в помине.
И вот каждое утро Залман и под ручку с ним Циля выходили из подъезда, чтобы поработать.
Как обычно, у подъезда остывали после вчерашней пьянки временно не работающие зеки,
их опухшие шмары, а также яркое северное солнышко, уставшее от африканской жары.
Самый юморной из отдыхающих непременно спрашивал:
- А что, Залман Моисеич, какая нынче погодка ожидается?
Залман, отпустив цилечкину руку, внимательно глядел в небо, затем очень важно
сообщал:
- Ввиду наступающего антициклона, атмосферное давление будет падать.
Ожидается усиление северного ветра. Температура будет падать. Ночью возможны заморозки.
Затем он также степенно брал цилечкину руку и они степенно шли поработать.
Глядевшие им вслед временно нетрудящиеся вздыхали и самый юморной говорил:
" Эх, налить бы тебе в жопу ртути, совсем бы градусником был".
Здесь кенты беззлобно смеялись. И затихали опять.
Конечно, все думали не о "Градуснике", а о Цилечке.
А тем не менее, городок разрастался. Бывший обозный завод переделали на
комбайно-тракторный.
Правда, рожь-пшеницу в тундре не сажали, ну, а вдруг. Также построили
и культурно-массовые сооружения. Кинотеатр и кожвендиспансер.
Ведь шел уже 58-й год, ну, и сюда дошел.
Народ ходил туда и туда нарядно одетый. Иди знай, кого там встретишь.
А до этого Шпунцы неожиданно родили дочку Фриму. Такая хорошая дочка родилась.
Ну, вы знаете, от хороших мам получаются хорошие дочки. А эта еще лучше была.
Не было лифчика, который бы не лопнул на фримочкиной груди при вдохе.
А все остальное как у мамы. И тоже серьезная.
Жили они уже не в общежитии, а в отдельной двухкомнатной. Прямо рядом с деревом.
Это был люкс - жить рядом с деревом. Многие жили подальше от дерева.
Тогда две улицы были - Болотная и Озерная.
А они аж в самом кирпичном доме жили. Так жили они, жили, пока Фримочка
не кончила школу и не пошла работать нормировщицей на завод.
А на том заводе работал слесарем Алексей Куряков, не из зеков, а тот, который
по комсомольской визе приехал. Такой большой, с большим носом, красивый русский
мужчина. Очень большой и тоже серьезный. Он и слесарь был ого-го.
Его даже Шапира (обком) наградил шкурой лося и грамотой.
Но вот как пришла Фримочка в цех нормировщицей, так и потерял свое сердце Леха.
И я его понимаю. Вот она по цеху идет, вокруг шум, грохот, слова всякие, а она,
как чистый ангел, белокожая, большая черная коса и румяная.
Леха даже начал на пробор причесываться, ногти напильником ровнял, каждый
день бритый ходил.
Как-то даже и в трудовом коллективе это заметили. Сидит на перерыве Леха,
газетой с кроссвордом прикроется, вроде читает новости, а сам за проходом
наблюдает, даже в домино не играет.
- Вот хочу тебя спросить, Леха, - лукаво начал сосед, вбивая в стол костяшку домино.
- Цуц! А вот что ты с нами последнее время не общаешься? Говорят, ты на новую
нашу евреечку запал, а?
Сидящие вокруг стола трудящиеся закхекали, вежливо прикрывая ладошками грызла.
- Зачахни, - выглянув из-за газеты, незлобно сказал Леха,- не то пойдешь искать
хозяина этого пальта!
И он указал на висящую шкуру лося.
- Ты лучше скажи, Козява, чего ты к нам в столицу приехал с курского магнита?
Магнитную аномалию покинул.
- Дык не плотють там. Здесь вот северные доплачивают. А там оплата
"три рубля рублями, а остальное пиз-юлями". - Тут Козява вытащил из-под стола
чашечку спирта и из-под рукава выпил.
Но Леху продолжение беседы уже не интересовало. В проходе между станками
появилась Фрима. Леха поднялся и пошел осматривать состояние станков. Фрима
сразу покраснела, увидев его.
Она тоже влюбилась в Алексея сразу и глубоко. Так глубоко может влюбиться
только молодая сотрудница отдела нормирования в передового слесаря-наладчика.
Ее юное сердце, не испорченное французкими романами, ждало воспетого в те
годы передовика, висевшего на Доске Почета. Проходя через ворота цеха,
она украдкой любовалась лешкиным фото.
А когда первый раз Леха подошел к ней и задал обыденный вопрос:
- А как у вас в женской уборной с автоматизацией? - Она вспыхнула, вспотела
и ответила:
- Вы знаете, плохо, никакой автоматизации нет.
- А у нас уже неделя, как сливные бачки поставили, - гордо сказал Алексей.
Этого разговора было достаточно и для знакомства, и для взаимной ураганной любви.
В тот вечер Фрима сразу на голодный желудок села писать поэму. Ну, и получилось, да.
Когда ты проходишь по цеху, любимый,
Я становлюсь сразу дурой.
Когда ты робко заходишь в нормировку
Узнать про расценки деталей,
То я любуюсь могучей фигурой
И носом твоим, как из стали.
Вот вы можете подумать, что деревья растут просто так, без всякого смысла.
Вы думаете, их роль - это листочки пoносить, там яблоки-грушки какие-нибудь.
Резонно. Но это не главная их роль. Да и мы сами не всегда знаем, какую роль
в каком спектакле играем. Кроме членов партии, конечно.
Вы помните, я сказал, что рядом со Шпунцами росло дерево. Прямо до окон росло,
до второго этажа.
А там как раз и девичья фримочкина спаленка.
Леха это заметил, и в одну из ночей влез на дерево и всю ночь любовался
на Фриму. Правда, было темно и он ничего не видел. Но вот под утро, когда
совсем замерз, он и решился на безумный шаг. Шагнул, и с грохотом свалился
на пол перед желанной кроватью. Все Шпунцы проснулись.
Бледная мать тихо спросила: " Кто он?" Узнав, что это не сыночек Шапиры (обком)
и не сыночек Каца (парикмахерская), она впервые заголосила.
Она пыталась вспомнить, что в таких случаях говорят, но не смогла.
Потом, когда Леха, извиняясь, весь бледный, убежал, Циля вспомнила и твердо
сказала Фриме: "Он хочет через окно твоей спальни влезть в наш кошелек."
А девочка расплакалась и призналась в любви к передовику, аргументируя
Доской Почета.
Залман, до сих пор молчавший, вдруг тихо спросил:
"А что будет, если мальчик родится?"
Женщины опешили.
- Ведь здесь никто не может делать брит-мила (обрезание)!!! - закричал маленький
Залман горестно.
Женщины заплакали. Правда, Фрима обещала родить девочку, и только.
Тут не выдержал и поседевший Залман Моисеич. Слезы потекли градом из глаз
мужественного отца.Вся семья сбилась в кучу и даже не пошли потрудиться в тот день.
Они подумали, что дочка тоже неплохо. Ну, не будет она Шпунц фамилию носить,
но и Курякова для того времени неплохо.
Да, скажу я вам, что в то время обрезание считалось несознательным пережитком
прошлого, даже в Еврейской Области. Кто-то, наверное, тихонечко обрезал,
но Залман не знал, кто. Да и не пойдешь же в обком узнавать у Шапиры,
где есть моэль (спец).
А тут свадьбу сыграли скромную. Я не знаю, дарили они друг другу колечки или нет,
но только видели все, какая у молодых любовь. Леха весь вечер Фримочку за руку
держал и, бедняга, бледнел. От счастья. Ведь никого-то у Лехи не было в том краю.
Его неразлучный друг Толька, с которым они приехали на стройку, взял и погиб
через год. На ножи пошел один с московскими барыгами.
Балагур он был, Толька, весело с ним было скромному Лехе. Брат был у Тольки
старший, но он сразу пропал, никто не видел, как. Странный он был. Черный весь.
Но не о нем сказ.
Помните, Фримочка обещала папе девочку родить? Да? Таки девочку и родила.
Вот что значит хорошая, обязательная девочка. Ах, какую внучку она Шпунцам
подарила! Вы бы видели.
Похожа на маму, но с бантиками. По вечерам Леха держал их обеих на коленях
и лыбился в полное корыто. Миркой назвали девочку, в честь какой-то мирной
полярной станции.
А как Мирка подросла через 16 лет, то все увидели, что это за Мирка. Очень красивая
оказалась. Спереди и сзади как у мамы и бабушки, но только лучше.
Шатенка, и это при персиковой коже, представьте. И глаза зеленые с поволокой.
Когда дед Залман взял внучку в Москву, показать ей Мавзолей и ВДНХ,
то ей ВДНХ больше понравился.
Там их случайно увидел директор ВДНХ и сразу очумел на месте.
И сказал Залману на ухо: "Вы знаете, я много достижений народного хозяйства видел,
но такого..!" Тут директор посмотрел на ядреную внучку и шумно вздохнул.
Залман и не понял его, зато внучка томно скосилась на дядьку и поправила тугой лиф.
Шалунья.
Ну, Мирке, конечно, не только ВДНХ понравилась. Еще ей понравилось, что мужчин
много и все на нее смотрят, а один даже спросил деда Залмана - и как это такие
красивые девочки делаются?
Залман заулыбался и гордо сказал: "Интернационал сработал!" Но то отдельная статья.