Тыловое

В пятницу утром мы с мужем идем в супермаркет.
Это ритуальное действо. На самом деле все уже куплено мною накануне.
В пятницу же утром состоится ритуальная покупка халы и ритуальный совместный выбор вина для вечернего ритуального благословения.
Кроме того, ритуальный совместный поход предусматривает ритуально неожиданное обнаружение всяческих деликатесов и их закупку.
У входа в супер стоит тележка, груженая продуктами и листовками "Помоги жителям Севера!"
Кроме собственно призыва, листовка содержит перечень рекомендуемых продуктов.
Память, обильно унавоженная произведениями соцреализма, услужливо подсказывает: соль, спички, мыло.
Какие, к черту, макароны, - возражаю я листовке. - Кто будет их варить в бомбоубежище? Надо купить то, что можно сразу открыть и съесть.
Мы покупаем жителям Севера банки с консервированным тунцом и шоколадный кекс.
В очереди к кассе перед нами стоит Итай, водитель автобуса. Его дочь учится в одном классе с нашей.
- Как дела, Итай? - спрашивает его мой муж.
(Точнее сказать, персонаж мужа, как пишет Алимон, но это долго писать, да и так понятно).
- Нормально, - говорит Итай. - Я в Ливане. Вот, приехал на выходные.
- Слушай, Итай, - говорит мой муж. - А это правда, что солдат посылают брать дом, в котором сидят террористы?
(Он и сам знает, что правда, это ритуальный зачин).
- Правда, - отвечает Итай. - А как же иначе?
- Скажи мне, Итай, - вскрадчиво говорит мой муж, - а зачем? Не лучше ли этот дом разбомбить?
- Что ты, - говорит Итай, - мы же гуманная армия. А вдруг там дети?
- Оставь, Итай, - голос мужа все вкрадчивей и ласковей, - Какой это на фиг гуманизм? Посылать живых ребят брать этот *** дом. Это анти-гуманизм. Настоящий гуманизм - это сберечь жизнь солдата.
- Нет, - говорит Итай. - Мы гуманная армия. У нас такие традиции.
- К черту такие традиции, - говорит мой муж. - Это плохая традиция - погибать ни за понюх табаку.
Я молчу, в разговор не вступаю. Это мужской разговор.
- Ты не понимаешь, - говорит Итай. Мы - такая армия.
Я чувтвую, ну просто шкурой чувствую, что он хочет сказать. Он хочет сказать: ты не понимаешь, ты не родился здесь, ты не воевал здесь в 47-м, в 56-м, в 67-м, в 73-м, в 82-м.
Ему начинает надоедать этот разговор. И мужу моему начинает надоедать этот разговор.
Тут кассирша заканчивает передвигать его покупки и назывет ему сумму.
- Черт, - говорит Итай. - Я кофе забыл. А ведь только из-за кофе пришел.
- А ты беги, возьми кофе, - говорю я ему. - Мы подождем.
Он убегает за кофе.
- Он что, в милуим уходит? - спрашивает кассирша.
- Он уже в милуиме, - говорим мы ей. - На побывку отпустили.
- А мой сын послезавтра в армию идет, - говорит кассирша. - Страшно как.
Возвращается Итай, расплачивается, мы вместе с кассиршей прощаемся с ним.
Я смотрю ему вслед. Он кладет все покупки в тележку у входа, а пакетик кофе засовывает в карман.
Гвозди бы делать...