Марк Верховский. АзИИ - 60-х

После шумного мельтящегося коридора, приемная ректора своей корректной тишиной и прохладой, показалось оазисом. Строгая секретарша подняла на меня усталые глаза. И мне, почему-то, стало стыдно, что я отвлекаю её и её шефа своими мелкими заботами. Вся моя храбрость и подготовленные аргументы в свою защиту стали медленно, как дым, расползаться - Что у Вас, студент. - восстановила своим вопросом мое равновесие, секретарша. - Я вызван ректором на прием - очнулся я, протягивая ей моё заявление с резолюцией Ибрагимова. - Ждите - коротко отрезала она.
- Как долго? - попытался я наладить контакт. Она иронично подняла на меня глаза и я понял глупость своего вопроса. Я покраснел и вся моя бравада мгновенно исчезла. Секретарь показала глазами на стул и я с удовольствием плюхнулся на него.
Я сново начал анализировать свою ситуацию. Середина июля 1963 года. Я с нетерпением жду вызова в штаб полка, где сообщат мне, что получен вызов из института (АзИИ) и я могу ехать на экзамены. Однако, на мои беспокойные расспросы штабисты невозмутимо отвечали, что - вызова нет. Я не хотел терять шанс, полученный согласно приказа Министра Обороны маршала Малиновского. Приказ разрешал лучшим военнослужащим срочной службы последнего года службы, посещать курсы подготовки в школах, с последующим участием во вступительных экзаменах в вузах страны. Правда, в случае провала, необходимо было вернуться в часть для дослуживания. Наш полигон по обслуживанию стрельб в Октемберяне находился в полевых условиях, а нас третьегодников было только двое. К несчастью, я командовал пехотным стрельбищем, а друг - танковым, и отпускать нас обоих командованию ужасно не хотелось. И оно незаконно задерживало нас, имея вызовы с институтов. Догадываясь об этом, я попросил маму прислать третий вызов, уже лично мне. И только когда он пришел и я показал его комполка,тогда меня отпустили в Баку.
Я приехал 31 июля, а 1- го пошел на экзамен по русски - (письменный) . Конечно, моя самостоятельная подготовка была не лучшая. Вспомнить предметы среди постоянных стрельб было весьма проблематично и я фактически ехал "на ура".
На "русский" я абсолютно не готовился , надеясь на "свободную тему". Тема "Терешкова"
была благодатна для меня и я её проскочил. Математику тоже осилил. Физику я знал только "Электричество" и слегка "Механика". На "Оптику" оставалось время только перелистать.
На экзамен по "физике" я, в эту летнюю жару, явился, надев свой парадный сержантский мундир. Ответив на первые два вопроса, я, как и предпологал, запнулся на оптике. Экзаменатор Гурова, обаятельнейшая женщина, укоризненно посмотрела на меня. Я, обливаясь потом, тупо смотрел на билет, ожидая худшего. - Какой же пример Вы, сержант, подаете выпускникам школ, своими неглубокими знаниями предмета - показывая на молодых абитуриентов, пыталась пристыдить меня красавица- экзаменатор.
- Они обязаны показать отличные знания, в это время как я стоял на защите страны - не растерялся я и, очевидно, попал в "точку". "Прелестница" вздохнула и влепила мне "трояк".
Огромную толпу перед стендами со списками прошли все студенты. Но я, как не подскакивал, не мог увидеть весь список. Наконец, я, все-таки, понял, что сколько не прыгай, если тебя нет в списке, то ты себя никогда не найдешь. Растерянный и злой, я стал настраиваться на возвращение в "родные" казармы. Потом я решил заглянуть в деканат для решения зачисления меня на вечернее отделение. Секретарша - молодая девушка-успокоила меня, что завтра, когда будет декан, возможно, все решится.
Я вышел на улицу и, конечно, снова подошел к злополучному стенду. Пробежав опять список Энергетического ф-та, я остановился на очень знакомой мне фамилии - это была моя фамилия. А вскоре, собрав всех, уже студентов, в Актовом зале, нам объявили, что впервые в институте проводится эксперимент - все поступившие пройдут обучение ускоренными темпами. Это означало, что вместо положенных 4 года обучения, мы пройдем
его за 3 года, т.е. в январе будем сдавать за 1 -й курс, а в мае за 2-ой. Дальше 3 и 4 -е курсы, как обычно, курс за год. Объяснялось это тем, что в институт поступило большое количество иностранцев, а обучение их стоит им ( быстрее нам) больших денег, поэтому было принято решение принемать в студенты больше производственников и с армии, как наиболее серьезных и целеустремленных. "Это большая честь и мы, разумеется должны её оправдать." Конечно, цель была серьезная и перспективная. Кто не мечтает закончить
институт за 3 года и получить направление на лучшее предприятие страны. Но теоретики, как всегда, просчитались - они не учли, что знаний у выбранного контингента не достаточны для такого марафона. Я и другие демобилизованные солдаты почувствовали это сразу.
Огромные домашние задания не поспевали за усвоением предыдущего. В наш "поток" входили нефтепромысловики, а следовательно и множество иностранцев, приехавших получать нефтяные специальности. Были немцы, болгары, индонезийцы и даже один иссине- черный сенегалец. Мне всегда было жаль его из-за удивительной худобы.
Казалось, что невозможное для него здесь людоедство, обрекает его на голодные муки.
Наверно, поэтому он постоянно сидел неулыбчатый и один. Я сочувственно искал ему аппетитного студента и всегда мой взор останавливался на сдобном и румяном деликатессе - Гуревиче. Но однажды мне повезло и я увидел его улыбку. Опоздавшая симпатичная болгарка, не найдя свободного места, ринулась к сенегальцу. Вот тут-то он и оскалился. Не знаю, что почувствовала болгарка, но я эту зловещую улыбку запомнил до сих пор. ( Для сведения: болгарка таки закончила институт). Другой случай с индонезийцем Судиярто был больше юмористический. Как-то на лекции, он сидя впереди меня, вдруг, снял туфли и оказался босым, т.е. без носок. Я, не долго думая, незаметно уволок их к себе.
Звонок. Сосед начинает бегать босиком, разыскивая свою обувь. Насмеявшись и прочитав ему "правила поведения человека в обществе", я, минуя международный скандал, вернул обувь. Зимняя сессия поставила точки над i. Январь 1964 года встретил бакинцев необычным снегопадом. Замер транспорт и на экзамен мне пришлось топать в институт через весь город. Встреча на экзамене с преподавателем математики Багдасаровым принесла мне в зачетку " неуд". Этот невозмутимый, серый преподователь, казалось, не имел эмоций. Однако, несмотря на то, что я практически ответил на большенство вопросов, он их проигнорировал. Сдав "начерталку" у самого Пузыревского и "научный коммунизм" у бесподобного Альбрузи, который всегда, вызывая меня на семинаре, употреблял термин - "ведущий марксист", я вдруг загриповал и на остальные экзамены не явился. Итог - 3 "хвоста". Но пропущенные экзамены я сдал во время сессии и выскочил из опасной зоны.
Многие мои сокурсники, провалившись на экзаменах, так и не сумели выстоять.
Поскольку мы учились уже на 2-м курсе, а их оставлять на повторно было некуда, начались отчисления. Я перешел на второй, но с проклятой задолжностью, которую Багдасаров проваливал раз за разом. Я понял, что сдать математику я смогу только " через его труп", но поскольку Багдасаров был ещё в расцвете лет, то это радостное событие на ближайшее время мне не светило. Отвлекаясь на пересдачу, я запустил занятия на, быстро заканчивающийся (4 месяца), 2-ой курс. А каждый студент знает, что не сдав предыдущую задолжность, ты не допускаешься к сессии. Я стоял на пороге отчисления. Вот так один зловредный человек ломает биографию другого, но вот во имя чего? Этот вопрос преследует меня до сих пор.
Читатель может сказать,что " если ты бездарь в математике,то нечего обвинять педагога."
Забегая вперед скажу, что эта версия была проверена, когда я пересдавал математику чемпиону Азербайджана по шахматам среди женщин Пирбудаговой. Принемая экзамен, она удивилась: "Вы хорошо отвечаете. Я что-то не помню, чтобы вы не сдали у меня в сессию". На что я смущенно соврал ей, не желая вводить в подробности, что экзамен пропустил по болезни. И тогда она без колебаний поставила мне 4. Но, как я уже говорил, это было гораздо позже, чем описываемые события.
А пока - я принял решение - немедленно переводится на вечернее отделение. Только эта превентивная мера могла спасти меня от отчисления. К тому же, я потерял стипендию, без которой я, взрослый парень, должен был бы содержаться матерью.( Отец погиб во время войны). Мой избранный путь был правильным, но как его осуществить, если уже 3-ье мое заявление ректору не было им рассмотренно. И только на последнем он, очевидно, доведенный моей наглостью, наложил резолюцию " Переговорить".
Вот я и сидел сейчас в приемной, чтобы встретиться с ректором именно с этой целью. Неожиданно открылась дверь кабинета и оттуда стали выходить, возбужденные и вспотевшие после совещания, деканы и зав.кафедрами.
Они щурились от яркого света и, ничего не видя, спешили покинуть кабинет, что, вообщем-то,соответствовало моим интересам. А еще через полчаса по кивку секретарши в сторону кабинета, я понял, что пришло мое время идти "на штурм" ректора.

Продолжение следует